По ту сторону пламени (СИ) - "Abaddon Raymond" (полные книги txt) 📗
— Тони…
— Меня это с ума сводит! — выкрикивает парень. — Как, по-твоему, администрация прикрывает наше отсутствие? Подсунули леденцы и позволили выдумать причину! Будто они сами плохо справляются!
— Эй, остынь. Обещаю, мы вернемся и все исправим. С отпечатками Плутона… с установленным миром — про прах можно будет забыть. Мы расскажем им обо всем вместе. И про озеро, если захочешь.
— Не захочу.
— Я понимаю.
— Но расскажу.
— Знаю.
— Хорошо. Об Айе не волнуйся. Она испугана, но она сильнее, чем кажется. И выключи это. Невыносимо, — я быстро ухожу в комнату, где девушка уже заканчивает обматывать бинтом вырывающегося кота. Стянутый поперек живота, тот выглядит крайне забавно. Айяка поднимает блестящие глаза:
— Он так сильно порезался. Как умудрился?
На кухне взвизгивает убираемая с пластинки игла. Грюкают чайником о плиту. Я пожимаю плечами:
— Ученые порезали, чтобы принести жертву? Посмотри на него, он не особенно расстроен.
Айяка всхлипывает, обнимая зверя и пряча лицо во взъерошенной шерсти:
— Что мы натворили.
— Понадеялись на удачу, наверное, — опускаюсь к ним на пол, протягиваю коту руку — понюхать. Познакомиться.
— Я представить не могла, чем все обернется. Решила, мне повезло: свожу вас в архив… Наас растрепал, что я влюблена в Тони? Не сейчас, давно… Боже, надо было просто подойти познакомиться! — она смеется, размазывая слезы по лицу.
— Разве не стоило того? Он бы все равно пошел за Наасом, только один.
— Стоило, — чуть успокоившись, говорит девушка. Серьезно спрашивает:
— А ты? Не жалеешь, что приняла ее клятву?
— Нет. Это странно, но нет.
— Почему?
В другой раз я бы ответила: не знаю. Но я знаю, и бывают моменты, когда очень важно, чтобы и другие знали — кто ты такой.
Я долго подбираю слова. Заглянувший в комнату Наас молча уходит обратно. Засвистев, умолкает чайник. Гремит посуда. Айяка гладит замурчавшего кота. Ее голубая блузка выпачкана кровью, а на щеке алеют набухшие царапины.
— Я была нужна ей. Она, — они, твари — хотели мою суть. Все вообще, с потрохами. Не требовали, чтобы я стала кем-то еще. Лучше или проще, — говорю с паркетом и привычно сжимаю левую ладонь в кулак. — Им было достаточно. И мне тоже. Я никогда не хотела быть другой, хоть еще недавно никогда бы в этом не призналась, даже самой себе. Я хотела, чтобы и людям рядом со мной было… нормально хотя бы. Но для них я всегда оставалась чудовищем.
Когда наконец смотрю на нее, Айяка больше не плачет. Выцвели красные пятна на щеках, исчезла скованность в осанке.
— Спасибо. Что ответила.
Киваю — на большее я не способна.
— Эй, хотите чаю? — дергаемся. Настороженно хмурясь, Тони замер у двери.
— Да, — стряхивает неловкость Айя. — Да… пойдем? — прижимает зверя к груди и вдруг берет меня за руку.
— Конечно.
— Наас придумал ему кличку, — Тони пропускает вперед.
— Кличку?…
— Я нарекаю тебя Жополизом! — торжественно и слишком громко сообщает Наас коту. Засучив лапами, тот выкручивается и ныряет под стол.
— Василий, — не соглашаюсь я. Всех котов, какие жили у бабушки и деда, с подачи последнего звали Васями, причем независимо от пола. Дед навеки заснул под деревом прежде, чем кокон из тьмы по-настоящему обрел плотность, поэтому он запомнился мне добрым, он ведь никогда не смотрел на меня как…
— Трус, — улыбается Тони. Я расплескиваю чай.
— С чего вдруг? — спрашивает Наас, заглядывая под стол.
— Разве нет?
— Имеет право. Он еще и поранился… Черныш, — говорит Айяка.
— Банально. Черный Властелин, хотя бы! — Наас скрывается под столом. Оттуда раздается рассерженное шипение. — Эй! Ублюдок царапается!
— А чего ты хотел? Мракобесина, — предлагает Тони.
— Неплохо, вылитый монстр. Смотрите, — из-под стола высовывается исполосованная рука. В глубоких царапинах выступают капельки крови. Айяка забывает про кота и переключается на Нааса: заставляет вылезти и обработать ранки спиртом.
— Он прошел через метров пятьдесят воробьиного дерьма, не выпендривайся. Нормально продезинфицируй, — поддерживает Тони.
— Ниггер! — рыжеволосый маг щурится, пока девушка тщательно протирает его изодранное предплечье.
— Нет, вот уж точно нет, — смеется она, — остановимся на Мракобесе. Бес… ему подходит. И не слишком уничижительно.
— Вот именно, — возмущается Наас, отбирая вату. — Ты тоже… дай я.
Осторожно трогает острый подбородок, поворачивая ее лицо распоротой щекой к свету. Мягко промакивает опухшие росчерки.
Почему он выбрал ее? Из всего Университета? Неужели больше ни у кого не было допуска в архив и слабостей, на которых можно сыграть?
Знал, кто ей нравится.
Избегал. Грубил.
Касается, словно боится.
Замечает мой взгляд и беззащитно, грустно хмурится.
Иногда мы любим не тех людей.
И с этим ничего не поделать. Но сидеть здесь, притворяясь, что не видишь очевидного, и гонять по кружке остывший чай — невыносимо. Я выхожу из кухни, из квартиры. Я иду искать Плутона.
***
Обойдя город, устраиваюсь на теплом бортике фонтана. Сижу до вечерней прохлады и после — глядя, как улицы теряют краски. Почти засыпаю, когда тварь наконец выныривает из залитой ночью арки.
Подходит, позволяет прижаться лбом к жесткому плечу. Закрыв глаза, слушаю эхо моего сердца под сотканной из тьмы шкурой.
Она нужна мне.
Понятная и совершенно чуждая.
Парадоксально свободная — после колодца и полувека в заточении. Недосягаемая. Кажется: вот, теплая, дышащая.
Но после гибели другой я не могу перестать видеть суть: искру, что отбрасывает тени, заставляя их плясать бесконечный танец. Пламя рождается, чтобы умирать. И Плутон будто умирает каждую секунду, прямо сейчас становится памятью. Разрушенными стенами Отрезка. Свистом ветра, биением пульса. Осознанием силы.
Пониманием власти.
Над этим городом, увидевшим жизнь — в смерти.
Над этим небом, таким огромным — и маленьким, если только захочешь.
Все становится маленьким, стоит сказать:
— Спасибо тебе.
Вздыхает в ответ.
Отстранившись, протягиваю записку, уже основательно помятую. Плутон мотает головой — знает.
— Мы хотим заключить мир. Люди и твари.
— Пакт Серафима.
— Это возможно? — или только безумная мечта? — Ты сможешь собрать всех Высших? Подчинятся ли вам остальные?
Рассматривает меня:
— Ты что-то сделала.
— Да. Я нашла нужное воспоминание.
— Расскажешь мне?
— Не сейчас. У нас времени до послезавтра. Если мир вообще…
— Однажды получилось, — ониксовые глаза подергиваются туманом. Тварь щелкает серебряными зубами. Долго молчит прежде, чем сказать:
— Я не успею привести их так быстро. И покорить младших. Мы разметались по всему миру… — узкое лицо застывает. Ей придется встретиться с себе подобными. Говорить. Сражаться?
После вечности в темноте подвала я начала различать напряжение, когда две твари сталкиваются. Будто составили одинаковые полюсы магнитов. Противоестественно. Невыносимо.
Отмерев, она продолжает:
— Послезавтра я буду рядом в любом случае, — вскидывает когтистую лапу, не давая возразить. — Ты не умрешь без меня.
— Новое обещание? — смеюсь: прошлое перевернуло мой мир с ног на голову.
— Старое. Возвращайся к своим. Сейчас безопасно, но не выходи одна. И… позаботьтесь о животном. Оно может оказаться полезным.
— Айя уже придумала ему имя, — зверь в надежных руках. — Бес.
Фыркнув, Плутон качает головой:
— Нашли, чем заниматься, — без перехода спрашивает:
— Вы разделились?
— Да, — тру переносицу. Чертов Кан.
— Это проблема? — у нее есть готовое решение, но я отвечаю:
— Нет. Утром разберемся. Он поймет, должен понять.
— Разумеется, — я различаю грусть в мимолетном оскале, и вижу очень явно — вспоминая на следующий день, когда наши крики встречают тишина и запертые ворота. За приоткрытым окном лазарета мелькает тень, но Кан не показывается.
