Уездный город С*** (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна (первая книга .txt) 📗
А когда отодвинул девушке стул, помогая подняться, забыл все прежние вопросы и лишь искренне порадовался, что вещевичка нынче особенно ненаблюдательна, иначе получилось бы неловко.
Дело в том, что Натан вполне оценил наряд девушки, и взгляд сам собой соскальзывал на красную ткань, фривольно обтягивающую ладную фигурку, а вернее — нижнюю её часть. И на какое-то время Титову стало, прямо сказать, не до душевного состояния Брамс, куда сильнее его занимала гамма собственных чувств.
В целом мужчина ничего не имел против современных веяний моды и не считал женщин, подверженных им, порочными или испорченными. Больше того, подобные вещи он находил красивыми, приятно волнующими, привлекательными и вообще радующими глаз. Но все прежние представления были очень абстрактными, общими, подходящими для каких-то посторонних, незнакомых женщин. А вот применить их к рассеянно подцепившей его под локоть вещевичке не получалось, и потому Титов метался.
С одной стороны, хотелось отчитать девицу как маленькую и отправить переодеваться, но он понимал, что не имеет на такой поступок никакого права, поскольку Брамс — взрослая и вполне самостоятельная особа. С другой же — сложно было не признать, что Аэлита в этом наряде исключительно привлекательна, во всех смыслах, и отправить её переодеваться, конечно, было бы правильно, но чисто по-мужски подобного совсем не хотелось. Хотелось наслаждаться волнующим зрелищем и впредь, и это добавляло к прежним чувствам изрядную долю смущения.
А еще Натан сердился на себя. За все эти мысли, за беспорядок в голове; за то, что большую часть его внимания занимает изящная ладошка, лежащая на сгибе его руки, и тёплое плечо, касающееся локтя; за то, что в голову постоянно лезут совершенно неуместные детали, вроде того, какие у вещевички необычные, яркие глаза, и как приятно её обнимать, и…
Вот на это всё Титов и злился. На то, что вместо мыслей о деле, которое принимало всё более крутой оборот, его голова занята хорошенькой вещевичкой.
И вообще, не Натан ли по осени проклинал весь женский род скопом и убеждал себя, что от чувств к этим сосудам греха одни расстройства и разочарования, полностью уверенный, что впредь не только не женится, но даже ухаживать за женщинами не станет? Конечно, чего спьяну да в расстроенных чувствах не решишь, да и равнять Брамс со всеми прочими знакомствами было неуместно, но… Но неужели он всерьёз готов увлечься этой девушкой? Или уже это сделал?
Да чёрт побери, дело конечно не в самой вещевичке, она очаровательная особа. Но как же всё это не вовремя! По городу гуляет маньяк, убиты уже две женщины, а он в облаках витает!
За время пути к знакомому подъезду Титов с горем пополам избавился от этих мыслей, твёрдо решив крепко обдумать собственное чересчур нежное отношение к вещевичке вечером, в спокойной обстановке, когда будет на то время. И пока Брамс устраивалась на «Буцефале», поручик предусмотрительно отводил взгляд, чтобы мысли не свернули опять в прежнюю колею.
А когда они добрались до места происшествия, сосредоточиться на служебных обязанностях было уже не так трудно.
На разговор соседи «нехорошего дома» шли охотно и щедро потчевали Титова байками и страшилками, в которых мелькало это строение. Одни уверяли, что жила там чуть ли не Баба-Яга, другие — будто собирались на шабаш всяческие сатанинские отродья. Третьи заверяли, что в доме замуровали злющего слепого старика — не то живым, не то уже мёртвым, не то тогдашние соседи, не то дальние родственники. Все сходились в одном: ночами оттуда порой слышались леденящие душу стоны, и вообще будто бы пропадали кошки, собаки и даже люди, в частности, некий «хромой Матвей». Правда, одна из соседок припомнила, что последний просто с перепоя околел в сугробе под Крещение, и ей Натан был склонен верить больше других.
Толком про визиты Наваловой, увы, тоже никто не мог сказать: вроде и была какая-то, но одна и та же, и та ли самая, никто внятно не ответил — горожанам мешала бурная фантазия. Визиты проститутки расцвечивались жуткими красками пожирания её нечистью, историями шабашей и прочими далёкими от правдоподобности образами, которые никак не получалось отделить от реальности.
Титов в конце опроса пришёл к выводу, что появление женщины действительно видели, а вот как она уходила — не заметил никто. Это хорошо сочеталось с версией о том, что Навалова просто проходила через брошенный дом, чтобы замести следы, но никак не вязалось со взрывом. А отделить тот от истории с Наваловой не получалось: Титов попросту не представлял, кому еще могла понадобиться эта бомба. Тем более заложили её всяко не десять лет назад, когда умер последний хозяин.
Брамс всё это время отвлекала на себя часть внимания поручика, но уже совершенно в ином ключе: её странное поведение всё больше беспокоили мужчину. Например, когда одна пожилая особа из числа соседок устроила вещевичке настоящий выговор по поводу её наружности и непристойного внешнего вида, сетуя на нравы нынешней молодёжи, Титов внутренне холодел, пытаясь осторожно отвлечь разговорчивую даму: меньше всего ему нужен был скандал. Но рассеянная Аэлита пропустила мимо ушей всё до последнего слова, и поручик совершенно встревожился.
Однако разговор этот опять пришлось отложить на потом: никакая смертельная опасность той явно не грозила, а прочее могло подождать. Тем более Титову пришла в голову очень удачная идея.
Оставив в покое взрослых, поручик переключился на детей, и этот ход оказался верным. За двадцать минут и несколько мелких монет он получил гораздо больше полезных сведений, чем за минувшие до этого полтора часа. Разумеется, мальчишки не могли пропустить столь интересный и овеянный легендами дом и лазали в него почти все. Кто вправду, кто наврал — тут уже не разберёшь, но страшилок они рассказывали, на удивление, меньше взрослых.
С их слов получалось, что это, в общем-то, обычный старый дом, ветхий и заброшенный, и никаких запертых покойников там, конечно, нет. Кое-кто уверял, что слышал стоны и видел призрака у печки, кто-то якобы встречался с ним во дворе, но и только. Главное, ещё неделю назад никакой бомбы там не было, а после этого…
С одним из пострелят случилось странное. Он на спор, как и прочие, полез в этот дом третьего дня вечером, но просто не сумел открыть дверь, словно её держали с той стороны. Бился-бился, да и плюнул на это дело, обсказав ожидавшим сверстникам всё как есть. Те поначалу, конечно, обозвали неудачника трусом и посмеялись. Но потом всей гурьбой отправились проверять и с изумлением обнаружили, что дверь, прежде открытая, действительно не поддаётся даже слаженным усилиям. Причём они клялись и божились, что замок давно заржавел и запереть его никто не мог.
Верить этому или нет, Титов так и не определился, но смахнул со лба испарину, мысленно перекрестившись и отметив, что бог всё же бережёт детей. Хотя дверь, конечно, держал в любом случае не он. Ребята застали бомбиста, который как раз закладывал заряд? Или тот приладил какой-нибудь хитрый вещевой засов, который не всякий способен открыть?
После разговора с мальчишками Натан, оставив рассеянную Брамс у мотоциклета, еще раз обошёл пепелище, но, конечно, ничего нового там не обнаружил. Чёрные лужи, печные развалины, обгорелые рёбра венцов и ощущение чьего-то пристального, внимательного взгляда, которому мужчина даже почти не удивился и на который уже не обращал внимания.
От развалин дома Титов направился в Φедорку, где Иванов давно уже подготовил для него список подозреваемых вещевиков. Спасибо старику, там имелись не только сорок три фамилии, но и описание, частью весьма подробное — кажется, профессор нашёл уместным привести все сведения, имевшиеся у него об этих людях. Брамс при Иванове малость ожила, даже в разговоре участвовала, и у поручика немного отлегло от сердца: не так с ней всё плохо.
Хотя серьёзный разговор с вещевичкой вновь пришлось отложить, на этот раз — чтобы вернуться в Департамент в надежде застать на рабочем месте Элеонору. Перед обедом Титов просил делопроизводительницу выяснить, кто владел ныне взорванным домом, а теперь планировал озадачить Михельсон списком Иванова, чтобы она добавила к профессорским заметкам то, что имелось на вещевиков у полиции.
