Затерянные в солнце (СИ) - Волк Сафо (серия книг TXT) 📗
Тяжело поднявшись, она подхватила остатки еды на подносе и отнесла к раздаточным столам, заработав неодобрительный взгляд поварихи. Да оно было и понятно: в такие голодные дни оставлять еду на тарелке было непозволительной роскошью, но Тиене действительно отбило аппетит, казалось, навечно.
— В мою келью, — буркнула она поджидавшим ее у выхода охранницам и тяжело направилась через Плац к галерее с покоями командования.
Форт словно вымер. Не слышалось ни людских голосов, ни смеха, ни музыки, что раньше звучала здесь постоянно. Лишь холодный ветер выл в щелях стен да гонял поземку по стылому двору. Застыли на фоне зимнего тяжелого неба фигуры часовых на стене, и огонь в чашах Роксаны между ними стелился параллельно земле. Странно было видеть Каэрос такими, странно и страшно. Тиена всегда втайне любовалась Дочерьми Огня: веселыми, радостными, упорными. По сравнению с Нуэргос, они, конечно, были настоящими занудами, но среди всех остальных кланов выделялись каким-то особенным удалым жизнелюбием, какой-то непередаваемой радостью от каждого вздоха, и их всегда можно было отличить от всех остальных анай, и не по цвету формы. Что-то такое было в их глазах, что-то от их Гордой, Ревнивой Огненной Богини. И теперь оно потухло.
Тиена молча толкнула дверь в свою холодную келью, а Морико с Раеной без слов заняли место снаружи по обеим сторонам прохода. Холодный ветер ворвался в комнату, качнул уголок покрывала на кровати, взволновал дым, тянущийся над лучиной. Свечей в форте было ничтожно мало, как и всего другого, впрочем, и всем, кроме Каэрос, приходилось довольствоваться скудным освещением.
В полутьме прошагав к столу, Тиена осторожно запалила от лучины небольшой огарок, который растягивала уже несколько дней подряд, и уселась на кровать, сложив руки в замок и уперевшись в них лбом. Из всей этой ситуации должен был быть хоть какой-то выход. Не могло все кончиться вот так. Одна дура вела всех других дур к смерти, а те только молча шли за ней, боясь и рот открыть, чтобы сказать против хоть слово.
С тяжелым вздохом Тиена сползла на пол и встала на колени перед дрожащим пламенем свечного огарка. Воск плавился и растекался большой лужей, крохотный фителек почти что утонул уже в плошке, которая служила подсвечником. Тиена взглянула на этот едва дрожащий огонек и низко склонила голову.
— Огненная, я не Твоего клана, и не слишком хорошо знаю, как Тебе молиться. Да и не делала я этого уже очень давно, — Тиена на миг остановилась, чувствуя себя по-идиотски. Если она и обращалась к Реагрес, то всегда про себя и в неформальной обстановке. Только сейчас почему-то казалось, что надо говорить именно вслух. Прокашлявшись, Тиена неловко пожала плечами, глядя на собственную слабую тень на полу. — Только вот так уж получилось, что я люблю Твою дочь, и этого уже никак не изменить. А потому и Каэрос Твои мне тоже уже как родные.
Она опять замялась, не зная как продолжить. Слишком много горя было внутри, слишком много боли. Сердце тянуло, и Тиена поморщилась, кулаком растирая грудь сквозь ткань рубашки. В последнее время болело все чаще, но она старалась не обращать на это внимания. И без того хлопот полон рот, если сейчас еще и на болячки оглядываться, то вообще неизвестно, чем все кончится.
— Я сделала уже все, что могла, Огненная, чтобы спасти Твоих людей. И то, что имеет право сделать царица другого клана, и то, что она сделать не может никак. Не знаю уж, есть ли Тебе дело до законов, что мы установили в Твою честь, но думаю, что правду-то Ты ценишь гораздо больше. А раз так, то вот что. — Тиена собралась с духом и подняла глаза на колеблющееся пламя свечи. — Твои дочери гибнут, Огненная! И никто, кроме Тебя, не в силах их спасти. Я знаю, что Ты слышишь меня, знаю, что, возможно, у Тебя и Своих дел хватает, но все равно прошу Тебя: побереги их! Сделай так, чтобы они остались живы, охрани их в Своих ладонях, позволь им жить, а не кормить червей где-то вдали от дома. Помоги, Огненная, молю! Я не справлюсь одна, да и имею ли я право лезть в дела Твоего народа? Потому протяни руку Свою и охрани их, Дарящая Жизнь! Их и мою девочку, где бы она ни была.
Тиена низко опустила голову, глядя на колеблющуюся тень на полу и слыша потрескивание фитилька свечи в озерце воска. Потом он зашипел, и пламя погасло.
Громкий стук в дверь прервал мысли Тиены, и она поднялась с колен, устало говоря:
— Войдите!
Дверь открылась, и она с непривычки заморгала от яркого света. На пороге возник силуэт Морико, и ее низкий голос сообщил:
— Царица, тут гонцы прилетели к Ларте. Что-то случилось.
— Иду, — кивнула Тиена, чувствуя, как ёкнуло в груди сердце.
Неужели Ты услышала меня, Огненная? Неужели Ты ответила мне?
Быстрым шагом она вышла из своей кельи на галерею и взглянула в сторону покоев командующей фортом. Возле двери в нее суетились разведчицы, о чем-то переговариваясь и шумя, но о чем они говорили, Тиена с такого расстояния не поняла.
— Пошли со мной, — бросила она своим стражницам, прикрывая за собой дверь и направляясь в сторону покоев Ларты.
При ее приближении Каэрос замолчали, опуская головы, пряча глаза и расступаясь. Многие из них при этом выглядели словно побитые псы, только что уши не прижимали. Ларта прекрасно знала, что Тиену в форте любят и уважают, а потому наказывала дополнительными нарядами тех, кто проявлял к царице Нуэргос прилюдное почтение. Только это не слишком действовало, и пока Ларта не видела, Каэрос оказывали Тиене обычные знаки внимания. Вот и сейчас почти все поклонились ей, причем ниже, чем требовалось кланяться царице другого клана, если она напрямую не обращалась к Воинам. Тиена ответила глубоким кивком на поклоны и взглянула на стражниц Ларты, охраняющих дверь. Одна из них сразу же заглянула внутрь кельи и что-то приглушенно сказала. Оттуда послышался громкий недовольный голос Ларты:
— Пусть заходит, раз пришла!
Сжав зубы, Тиена прошла в келью, а следом за ней двумя тенями скользнули Морико и Раена.
За круглым, заваленным картами столом, ярко освещенным большой чашей Роксаны под потолком, сейчас сидели бледные как полотно Старейшая Способная Слышать Каэрос и Мани-Наставница Мари. В уголке, отвернувшись ото всех, стояла высокая Жрица становища Сол Хельда, и Тиене были видны только ее плечи, мелко содрогающиеся, словно в рыданиях. Возле стены, привалившись к ней плечом и едва не сползая на пол, из последних сил держалась на ногах племянница Тиены Аэру. Она была в грязи с ног до головы, пятна сажи и крови покрывали одежду и лицо, к тому же она похудела так, словно всю обратную дорогу летела без пищи и воды.
А у стола, заложив руки за спину и широко расставив ноги, стояла Ларта дель Каэрос. Ее некрасивые черты лица еще больше заострились. Длинный подбородок был вскинут вверх, а зубы сжаты, и на щеках играли тугие желваки. Черные волосы с одной ослепительно-белой прядью падали ей на лоб, и из-под них остро и жестоко смотрели два черных, как у ворона, глаза. Выглядела она не слишком хорошо: лицо посерело, глаза ввалились, да и как-то лихорадочно блестели, а взгляд, которым она наградила Тиену, был тяжелее всего Серого Зуба.
— Что здесь происходит? — Тиена взглянула на сползающую по стене племянницу и едва успела подхватить ее на руки, когда та потеряла сознание от усталости. — Ей нужен лекарь! Ларта! Объяснись!
— Пожалуй, это тебе пришло время объясниться, Тиена, — черные глаза Ларты сузились. — Зачем это, позволь тебя спросить, твоя племянница летала в Рощу Великой Мани? Мне она почему-то отвечать отказывается.
— Не это сейчас важно, царица, — проскрипела, словно ржавые петли, Старейшая становища Сол.
Тиена тревожно взглянула на нее. У Способных Слышать не было имен, потому что они больше принадлежали миру Богинь, чем людей, но имя этой Старейшей Тиена знала. Темные глаза Ахар поблескивали из-под края глубокого белоснежного капюшона, выделяясь очень ярко на сморщенном и пожелтевшем как пергамент лице. У нее уже не было зубов, и она поджимала сухие губы, пряча розовые пеньки десен. Руки Ахар были сложены на коленях и казались двумя тонкими пустыми куколками бабочек, вот-вот готовыми рассыпаться от малейшего прикосновения. Но несмотря на изможденное, иссушенное годами тело, взгляд у Ахар был такой силы, что Тиене физически больно было смотреть ей в глаза.
