Таша (СИ) - Шатохина Тамара (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
— Баба ты… И твоя правда… бабская. Давай дальше.
Злился, я видела это, только не понимала — отчего?
— На себя злюсь, что не могу передать словами все то, что хочу — про мужскую духовную суть, про воинскую честь. Не поняла ты, а может — и не сможешь никогда. С этим нужно родиться, жизнь прожить. Ты думаешь, отчего его поставили командиром полного отряда, когда ему двадцати еще не было? За что его любят его люди, безоглядно доверяют, идут за ним? За веселость да побрехушки на привале? Нет, за то, что в нем сильны эта суть и эта честь. И тогда, сдаваясь, они оба страшно ломали себя, но Тарусу было легче… Ладно, все одно это не то, что там дальше было?
А дальше были не упокоенные души, мое безумство, ранение Юраса…
— Постой, ты сказала — он на земле лежал, какие стрелы?
— Он стоял на коленях, рукой упирался о землю, смотрел на нас уже осмысленно,…
— Углядел, успел — прикрыл собой, заступил от стрел… — продолжил за меня ведун.
— Как, когда? — не понимала я. Я тогда не видела вокруг себя ничего, вся была с ними, но свист стрел слышала, да…
— Кто бы бил по полузадушенному пленнику, когда ясная и всем видимая угроза исходила от тебя? Дальше, девочка, дальше…
А дальше я рассказала о своих душевных метаниях, о скорби по погибшим детям… Ведун нашел что сказать и на это. Как всегда — по-своему, с заходом издалека:
— Как все немного утрясется, я куплю себе мягкую повозку. Такую — с рессорами, что недавно стал делать один мастер… не тряскую. И мы с тобой и Зоряном проедем «по дуге» — Белый город, Крив-город, Роставль, большие поселения, малые… посмотришь там — на детей, на семьи воинские, что должны были быть истреблены по задумке… ты что, и правда — совсем сдурела? Бабская жалость — да, но куда делся твой разум? Не ушел же следом за даром? Чему я учил тебя эти годы, что вкладывал в твою голову? Я вытрясу из тебя эту фэйри, если все растет оттуда…
Про то, как мы тулились в тесном шатре, про слабость и болезнь Юраса от раны и яда я уже рассказывала безо всякой охоты…
— Кто! Как? — вскинулся вдруг ведун, — какой такой яд?
— Я не знаю, — протянула я растерянно, — но Тарус его сразу узнал, стал лечить от него. На острие стрелы был. Но все уже прошло, Юрас теперь здоров.
Глава 25
— Яд, который лекарь сразу узнал… Юрас не подходил к тебе потом, так же? Ты шла с ведуном, а он сам тащился где-то сзади… как-то находя на это силы — с ранением, с ядом в крови. А потом тебя оставили и ушли оба. Тарус его увел, утащил на себе? Вернулись, найдя себе и тебе одежку. А там уже силы совсем оставили его… Пошли спать, дочка. Завтра поговорим со Стасом, если ты так решила. Пускай ходит к тебе… только не спеши, проверь себя — сможешь ли с ним? В таком деле всегда нужно быть уверенным, — устало поднялся ведун и направился к себе.
— Нет уж! Что такого в этом яде? Что вы темните, отчего не договариваете? Я не должна знать?
— Не должна. Я не приложу к этому руку. А потому — спать.
Не спалось. Я ворочалась… крутилась, как уж на сковороде. Думала… Он спас меня, заслонил собою от стрел? Жизнью рисковал, так что же потом сталось такое, что я стала не нужна? Было не уснуть… и я тихонько встала, вышла из комнаты, оставив дверь открытой — слышать Зоряна. Прошла в залу, где мы любили сидеть с ведуном, нашла на ощупь и зажгла толстую свечу. Прошла вдоль стены, на которой были выставлены рядами книги по ведовству, по истории государства, истории разных умений. Нашла ту, что была нужна мне — про яды. Это для начала. Если нет в ней того, что мне нужно, то стану искать в других. Все одно найду.
Яды… яды… Сделанные из грибов, трав, вываренных соков диковинных плодов, змеиной отравы. Сготовленные из тухлого мяса и человеческой крови, зараженной страшными хворями… Кто придумал все это, для чего, для кого? Как же нужно ненавидеть…? Как можно? Читала и скручивало внутри от страшного описания того, что следовало за отравлением — его признаки, проявления, виды агонии…
К утру добралась до того, что искала — до составов, в которые макают жала своих стрел степняки. Один, другой… и третий…
Встала и подошла к сереющему окну. Я нашла то, что хотела — объяснение всему. И дивилась великой мужской глупости. Как так можно? Как это возможно — так уперто и тупо лелеять свою гордость? Как можно в угоду ей жертвовать тем, что важнее всего? Или я была не так уж важна? Скорее всего… И, скорее всего, он не понял, не знал, что я и не заметила, не увидела, не узнала… не до того мне было, не до него даже. Слишком сильно тряхонуло тогда, так сразу не отойти было от всего этого, не придти в себя.
Силы небесные, да я бы просто посмеялась надо всем этим, только не могу — совсем не смешно… Не понимаю чего-то? Вот Мастер понял его и оправдал. А я не понимала — случись тогда стреле попасть в меня, тогда что? Хотя догадывалась уже — спасли бы, помыли, укутали, выходили… потому что это их святая мужская обязанность — защитить и сохранить. А меня убогую, понятное дело, должно было отвернуть от него, вызвать отвращение и гадливость. Немыслимо…
И старый ведун прав — глупость эту не преодолеть, не побороть. Поговорить что ли с Тарусом? Сказать, что я ни сном, ни духом…? Так поймет же, что уже знаю… Он тоже на стороне мужской гордости. Невозможно… непреодолимо… мне и правда — не понять, вовеки не осмыслить всю глубину этой их исконной мужской дури.
Ведун застал меня, когда я ставила книгу на место. И я потрясла ею перед ним.
— Так это мы придурастые да куры тупые? Не вы — мужики? Тут вы правы — мне не понять этого, но я принимаю… Раз оно так, то пусть так и останется. Я не соперница вашим мужским заморочкам, и раз уж они так важны… сильнее всего для него, то так тому и быть, — едва сдерживалась я, чтобы говорить спокойно.
Ведун отобрал у меня книгу, полистал, нашел нужную страницу. Постоял, вчитываясь, потом отложил. Посмотрел на меня…
— Не знаю — смогу ли я передать… опять получится ли так, чтобы ты поняла? Каждая битва, каждая сшибка между врагами — это не только соревнование в воинском умении — кто кого железом? Это еще и духовное противостояние. И часто оно бывает решающим. Почему зачастую побеждает тот, кто защищает свой дом, а не тот, что пришел пограбить? Другой посыл к бою, причина идти до конца, отстаивая свое и своих — она другая.
Степняки… такое придумать… никому из наших в голову не пришло бы — другое мышление, другие понятия о воинской чести. А вот они смогли и придумали этот яд… Долго ли сохранит силу духа даже легко раненный воин, сражаясь в мокрых штанах, а то и обгадившись? Этот яд травит до смерти, но не сразу. Сразу он расслабляет тело. Ты не увидела, не поняла тогда, но он же не знает об этом… Беспомощный, связанный, избитый, а потом и вовсе запредельное — обмочиться… умирая от яда, пряча мокрое исподнее… на глазах у той, кого хотел завоевать, заставить полюбить себя, перед которой гарцевал жеребцом… Это страшное унижение, немыслимое! Он бы, наверное, выбрал смерть — будь выбор. Я вот сейчас уже не говорю, что это умно… но если бы со мной такое в молодости…
— Дуболомы хреновы! Да чтоб вам! — сорвалась я в рыдания, — дурни проклятые! Да он спас мне жизнь! А если бы со мной так? Тоже бросил бы?
— Выхаживал бы, обмыл бережно… страшное дело — любовь пополам с дикой виной за…
— Да за что?!
— Что не уберег, что допустил до…
Я ругнулась так грязно, что ведун потерянно умолк. А я завершила уже спокойнее:
— Да пропади оно все пропадом. Не Зорян бы — ни дня бы тут не осталась, ушла бы в леса, чтобы никого вокруг. Я такой дури еще не слыхала, а только чую, что мне открылась только малая часть ее. Пускай живет с этим. Я не буду никому навязываться, ни к кому лезть, пускай лелеет свой «позор» хоть и всю жизнь. Будь причина серьезной боролась бы за него. А к этой же дури… я даже не знаю, как подступиться.
Замерший было ведун отмер, покрутил головой.
— Ну… хоть не довлеет в тебе это… слезливое. Не придется выбивать и выколачивать из тебя, — и заговорил возмущенно: — Ты где научилась этому, фэйри? Да что ж ты за фэйри такая? Кто обучил тебя таким срамным словам, кто позволил кинуть их в отца?
