Рыжая племянница лекаря. Книга вторая (СИ) - Заболотская Мария (книга регистрации .txt) 📗
— Кто бы говорил, — огрызнулась я, смерив Хорвека уничижающим, как мне казалось, взглядом. — Ты и сам далеко не всегда следуешь указаниям разума и чести! Да и счастья от судьбы тебе немного перепало. Но что об этом говорить… Все впустую, портрет безнадежно испорчен. А другого способа помочь Его Светлости и победить ведьму я не знаю…
Последние слова я произносила с упавшим сердцем, и собиралась было выбросить бесполезный холст, но Хорвек остановил меня.
— Не торопись, еще не все потеряно, — сказал он, забирая у меня жалкие остатки того, что я еще недавно считала ключом к тайне господина Огасто. — Быть может, это даже к лучшему. Что бы мы делали с холстом? Показывали случайным встречным? Шатались бы по мастерским художников, пока нас не стали бы гнать в шею, приняв за мошенников? На это у нас нет времени. А ведь мы даже не знаем, куда нам идти сейчас — на восход или на закат… Ну же, не плачь! Вечером, когда солнце начнет садиться, картина ответит нам, где искать художника. А до той поры нам нужно уйти как можно дальше от этого холма. Да, кстати! Что с моим кошельком? За ним, я полагаю, ты присматривала куда лучше, чем за картиной?
Я, покраснев, ответила, что оставила монеты при себе, после того, как расплатилась с крестьянами за провиант. Харль, заслышав краем уха о том, что речь зашла о деньгах, тут же выказал немалое присутствие духа и, подобравшись поближе, прошипел, косясь на Хорвека:
— Не отдавай ему деньги, Йель! У него же с головой нелады, разве можно ему доверить кошелек?
Я, еще сильнее побагровев, попыталась выдержать взгляд бывшего демона, который склонял голову то влево, то вправо, рассматривая нас с насмешливым любопытством, словно перед ним вдруг обнаружилась диковина вроде двухголового теленка. Мне было невыносимо стыдно, однако я не могла побороть истинно нищенскую жадность, происходящую из того, что никогда прежде я не имела при себе столько деньжищ. В серебряных и золотых монетах наверняка имелась своя собственная магия, особенно действенная с теми, кто всю жизнь добывал с превеликим трудом разве что медяки.
Наверняка эти нехитрые мысли читались на моем лице яснее, чем буквы в священном писании, и Хорвек, от души расхохотавшись, произнес:
— Стало быть, ты доверяешь мне в той мере, чтобы не бояться принять смерть от моей руки, но не настолько, чтобы отдать по доброй воле мне мой же кошелек! Силы небесные и подземные! Никогда еще не имел дела со столь забавным существом, сочетающим в себе и самые высокие, и самые низкие порывы души. Ладно, побудь пока что богатейкой, Йель, раз считаешь, что сумеешь распорядиться деньгами. Но на всякий случай помни: у тех, к кому богатство никогда ранее не приходило, почти никогда не достает умения его удержать.
— Хочешь сказать, что я глупо истрачу эдакое количество денег? — фыркнула я. — Уж сейчас ты излишне принижаешь мои умения! Да на что я их переведу в этой глуши?
— Готов побиться об заклад, что в следующий раз, когда ты полезешь в кошелек за монетами — ты оплатишь ими порцию отменных неприятностей, — ответил Хорвек уверенно, и я от досады окончательно передумала возвращать демону его деньги. «Вот увидишь, подлая бесовская душонка, я буду обращаться с этими монетами куда толковее, чем королевский казначей!» — думала я, с обидой косясь на Хорвека, который, напротив, не выказывал никакого расстройства из-за потери денег.
Рассовав по изгвазданным дорожным сумкам остатки нашего имущества, мы принялись спускаться вниз, в узкую бесплодную долину, по обе стороны которой возвышались каменистые холмы, поросшие лишь вереском, мхом, да низкорослыми кустами. Казалось, ни один разумный человек не решился бы здесь поселиться, однако, взобравшись на один из холмов, мы увидали вдали дымок, свидетельствующий о том, что где-то там, меж гор, прячется какое-то жилье, или же, по меньшей мере, путешественники, затерявшиеся среди этих неприветливых просторов, скрашивают себе привал добрым костром.
— Я слыхал об этой пустоши, — сказал Харль, растирая замерзшие руки. — Ее называют Сольгеровым полем, и местность эта кишмя кишит разбойниками. Этой дорогой не так уж часто пользуются — она ведет на северо-восток, где нет больших городов, однако сюда не желают забираться королевские слуги, и злодеи чувствуют себя привольно, выжидая случая, чтобы выбраться в земли доброго Таммельнского герцогства… Что за дьявол занес нас сюда? Наверняка это дым от разбойничьего костра!
Здесь, на вершине, разыгрался холодный ветер, и мы поторопились спуститься в низину, столь же неуютную, как и предыдущая. Вновь и вновь мы взбирались по валунам, которые становились все крупнее, и спускались по склонам, казавшимся мне все круче. Походило на то, что мы очутились в предгорье, но даже Харль не смог припомнить, что за края простираются за Сольгеровым полем, что уж говорить обо мне — ничего толком не знавшей даже о землях, входящих в Таммельнское герцогство. Оставалось надеяться, что нам не потребуется перебираться через какой-то хребет — горы испокон веков были прибежищем для множества хищных и злобных нелюдей, куда лучше приспособленных для жизни в ущельях и пещерах, чем наше человеческое племя. Мы устали, оголодали и измучились на холодном ветру, но Хорвек, самый слабый из нас, безжалостно подгонял меня и Харля, торопясь уйти от зловещего холма, где нас едва не заклевали вороны.
— Солнце еще не садится, — повторял он. — Мы остановимся ближе к вечеру.
— Ох, да что проку бежать со всех ног, если мы не знаем, куда идти? — возмутилась я вполголоса, но тут же получила суровую отповедь:
— Ты знаешь, кто тебя преследует — одного этого достаточно, чтобы бежать и день, и ночь до самого края света.
Обессилевший Харль тяжело дышал и помалкивал — одно это указывало на то, что он едва жив от усталости. В очередную долину мы скорее скатились, чем спустились, и замерли, переводя дух у небольшого ручья. В это время солнце скрылось за горой, нависающей над нами грозной серой громадиной, и Хорвек наконец-то объявил, что мы можем отдохнуть. Я вспомнила о том, что он говорил о картине, которой полагалось заговорить на закате, и со страхом уставилась на сумку бывшего демона, где лежал холст — меня терзало смутное опасение, что некий дух должен вот-вот появиться оттуда, стеная и плача, как это полагается призраку.
Но бывший демон, казалось, позабыл о своих словах, и приказал нам развести костер из жалких ветвей местного кустарника. Сам он уселся у большого камня, и я, едва не разразившись гневной речью, прикусила язык, поняв, что Хорвек едва жив от слабости — просто в отличие от нас он не позволял себе ее выказывать в пути, чтобы мы не замедлили и без того небыстрый шаг.
Даже жар, идущий от костра, не вернул на его лицо краски, свойственные живому человеку. «Ох, плохи его дела!» — подумалось мне. Я и сама была голодна, как нежить в полночный час, оттого сосредоточилась на том, чтобы состряпать какой-никакой ужин из тех небогатых остатков круп и сала, что у нас имелись.
— Не вздумай отказаться от еды, — грозно сказала я Хорвеку. — Если ты надумаешь отойти в мир иной, то только тогда, когда я буду знать, по меньшей мере, название местности, в которой мы очутились.
Бывший демон усмехнулся и покачал головой, показывая, что не собирается со мной спорить.
— Но тебе самой лучше ничего не есть, — сказал он, неотрывно глядя на угли.
— Ох, чтоб мне в гадючье гнездо ступить! — я едва не утопила ложку в котелке. — Никак это какое-то новое колдовство, еще гаже предыдущего? В прошлые разы от меня не требовалось урчать голодным брюхом! Эта магия мне не нравится еще больше, чем прежние трюки!
Харль, до сих пор безмятежно гревшийся у огня, походя при этом на бродячего щенка, задрожал всем телом, заслышав о чародействе. Я вспомнила, что еще недавно точно так же боялась любого упоминания магии, и вздохнула, испытывая одновременно и гордость из-за своей новообретенной храбрости, и сожаление — чем больше я узнавала о колдовстве, тем яснее понимала, отчего оно губительно и для тех, на кого оно направлено, и для тех, кто его использует.
