Десятая жизнь (СИ) - Матлак Ирина (книга бесплатный формат TXT) 📗
Приглушенно и довольно мяукнув, я снова помчалась вперед, петляя между деревьями, перепрыгивая упавшие ветки и кусты. Инстинкты и какая-то необъяснимая радость переполняли все мое существо, невыразимые и буйные, как непокорный, сметающий все на своем пути ураган.
В следующий раз я остановилась, оказавшись у кромки лесного озера. Какая-то крошечная моя часть, этой ночью задвинутая в самые отдаленные уголки сознания, понятия не имела, что в этом лесу есть озеро. Но кошка его знала. Скользнув вдоль берега, нашла самое сухое место и, осторожно пригнувшись, посмотрела в водную гладь. В ней отражалось темно-синее, усыпанное звездами небо и всевидящая луна, макушки высоких деревьев и рой парящих над озером светлячков. Водомерки рисовали на воде узоры, сквозь которые проступали очертания крупной кошки — черной, как самая темная ночь, с разноцветными, слегка прищуренными глазами и длинными усами. Кошка была красивой: грациозной, гибкой, с длинным, в меру пушистым хвостом и шелковистой блестящей шерстью. Мне нравилось собой любоваться, и я снова довольно мяукнула.
Я каталась по холодной траве, ловила ртом особо назойливых насекомых и пугала сов, прыгая по веткам деревьев. А потом, вспомнив об одном важном деле, покинула лес и направилась в город.
Теперь мы с луной бежали по пустынным улицам. Редкие прохожие шарахались прочь, от страха даже забывая осенять себя защитным знамением. Они злили, пробуждали болезненные воспоминания, от которых шерсть на загривке вставала дыбом, а из горла вырывался рык. Где люди — там боль. Все причиняют боль, а особенно те, к кому привязываешься. Даже если находятся желающие тебе блага — они все равно бросают. Умирают, уходят, чтобы ты снова осталась одна. Поэтому благо для ликой — всегда оставаться одной, рвать все связи, не привязываться и не любить. Ни в коем случае никого не любить! Только луну… луна никогда не оставит. И не предаст.
Я не спешила. Времени в запасе было достаточно, и очень крупная черная кошка еще долго бегала по спящему Морегорью. Кошка знала то, чего не знал человек.
И вспоминала.
ГЛАВА 18
Лежать было неудобно, кровать отчего-то казалась слишком жесткой, и именно это в итоге прервало мой крепкий сон. Спала я как младенец и, несмотря на неудобства, ни малейшей ломоты в теле не ощущалось.
Не открывая глаз, медленно присела, широко зевнула и, потянувшись, сбросила на пол какие-то наделавшие шуму вещи. Что это там на моей кровати валялось?
Разлепив еще тяжелые веки, я в ступоре уставилась на окружающие меня книжные стеллажи, валяющиеся на полу толстенные тетради и, пока разум еще не успел все осмыслить, нос выразил удивление безудержным чихом. Пыли здесь было почти столько же, сколько в особняке Лафотьера.
Тряхнув головой и несколько раз моргнув, я обнаружила, что спала на столе. Судя по всему, свернулась калачиком прямо в центре и…
Следующая мысль заставила меня вскочить на ноги и едва не упасть: я же кошкой оборачивалась! Точнее, должна была обернуться минувшей ночью!
Судя по тому, что сейчас я находилась в подполье мастерской, которую узнала по образам из своего сна, обращение мне удалось. Только вот… я же ничегошеньки не помню!
…Или что-то все-таки помню?
Всплывающие в мыслях образы были туманными и нечеткими. Мне помнился темный лес и луна, еще, кажется, было озеро… стоп! А как я вообще за пределы двора Лафотьера попала? Он же обещал надежной защитой его оградить!
Глубоко вдохнув, я очень медленно выдохнула и убедила себя, что все это сейчас не важно. Разобраться в случившемся можно и потом, а пока необходимо воспользоваться моментом и осмотреть эту комнату, как и собиралась прежде.
Нет, подумать только, я и впрямь сумела сюда попасть! Но как именно, не помню, хоть убей.
Следующая мысль заставила содрогнуться: попасть-то я попала, а выбираться отсюда как? Вошла кошкой, а теперь я — человек. Что-то мне подсказывает, вряд ли снова удастся изменить облик по одному мановению хвоста…
Придя к выводу, что проблемы нужно решать по мере их поступления, я подошла к неприметной тумбочке и, присев, рассмотрела половицы. Шершавое дерево неприятно царапнуло голые колени, заставив заострить внимание на еще одном, безусловно, важном факте: одежда на мне отсутствовала. Вообще. Но, в отличие от прошлого раза, когда я очнулась в чем мать родила, сейчас это обстоятельство взволновало не слишком. Подумаешь, голая… Я вон в кошку ночью превращалась и не помню ни черта!
Впрочем, такие мысли не помешали мне ненадолго отвлечься и исследовать комнату на предмет какой-нибудь одежды. Я рассудила, что раз в прошлой жизни варила здесь какие-то эликсиры, то, значит, принимала облик человека. А раз принимала облик человека, то и переодеваться во что-то была должна. Хотя кто ту прежнюю Акиру знает…
Одежда таки нашлась. Один из стеллажей соприкасался с небольшим шкафом, в котором на вешалках были развешаны платья и сарафаны. Похоже, вкус у меня почти не изменился, поскольку все они были простыми, лаконичными и удобными. Только цвета в основном преобладали темные.
Надев первое попавшееся платье, я отметила, что оно и впрямь удобное: длинное и свободное, абсолютно не сковывающее движений, но и не скучное благодаря оголенным плечам. В том же шкафу нашлась единственная пара обуви: такие же черные и удобные сандалии, которые я тоже надела.
И вот в такой экипировке снова присела около тумбочки и принялась шарить руками по полу рядом с ней. Спустя некоторое время одна половица поддалась, и, отодвинув ее, я обнаружила тайник, в котором лежала знакомая мне из сна книга.
Сердце тут же заколотилось. Почему-то я думала, что тайник окажется пустым и меня постигнет разочарование. Книгу я брала в руки с каким-то особым внутренним трепетом, чувствуя себя так, словно прикасалась к чему-то большому и очень-очень важному.
Коричневый кожаный переплет плавно переходил в своеобразный замок, не позволяющий просто так открыть книгу. Но не успела я этим озадачиться, как буквально ощутила родившийся в груди жар, плавно перетекший в кончики пальцев, а затем раздался характерный щелчок.
Со смесью волнения и предвкушения чего-то важного я открыла первую страницу и увидела надпись, повторяющую название на обложке: Книга мудрости ликой. А на следующей присутствовала иллюстрация, на которой изображалось сооружение в стиле азиатской архитектуры. Даже внимательно присмотревшись, я не могла понять, в какой технике выполнено изображение — явно не фотография, но и не живопись. Скорее, рисунок был сделан неким подобием цветных карандашей, и кто бы это ни нарисовал, художником он был отличным. Хотя, возможно, во мне взыграла подсознательная память, и именно поэтому рисунок показался таким живым. Я словно чувствовала исходящее от бумаги тепло солнечного дня и дуновение ветра; слышала перешептывание древних деревьев, под которыми приютился старый, древний как мир… храм?
Да, это был храм. И да — древний как мир. По крайней мере так гласила подрисуночная подпись.
— Храм Ликоой, — прислонившись спиной к ножке стола и устроившись поудобнее, прочитала я вслух.
Примечательно, что слово было написано именно с большой буквы и с двумя буквами «о», которые вместе походили на знак бесконечности. Эта странность объяснилась совсем скоро, когда я перелистнула очередную страницу и увидела изображение девятихвостой кошки, которая и являлась той самой Ликоой, или, говоря иначе, Прародительницей всего нашего рода. Появившись еще на заре времен, она ступила на землю, чтобы дать жизнь первым ликоям. Они получили возможность рождаться девять раз, после чего отправлялись к своей Прародительнице в Немирин — высший мир, скрытый от взора смертных. На каждую жизнь ликоям отмерено по веку, и в течение всех своих перерождений они накапливают особую эфирную энергию, которая в конечном счете и позволяет совершить последний переход, дабы обрести свое вечное пристанище.
Ликой рождается младенцем только в первый раз, и всегда — только в храмах, которых всего существует три. Один из них, самый большой, расположен на острове Небесной кошки, где впервые на свет появилась я.
