Непрощенная (СИ) - Соболева Ульяна (чтение книг txt) 📗
- Я даже знаю, чего хочешь ты.
Я усмехнулся и отвернулся от мадоры, глядя вдаль на зарождающийся рассвет. Даже проклятое небо о красноволосой шеане напоминает.
- И чего я хочу?
- Ты можешь обманывать их всех, даже того воина-кастрата, который предан тебе, как собака, но старую Сивар ты не обманешь. Ниаду хочешь. И чем дольше ее нет рядом, тем хуже тебе становится, тем больнее внутри. Голод поглощает всего тебя…голод и тоска дикая, от которой не спишь по ночам. Не там ищешь её.
Я резко обернулся к ведьме и тряхнул клетку.
- Что значит, не там?
- Далеко она от этих мест. Очень далеко.
- Где?!
- Сивар лишь предполагает. Сивар не может знать точно. Она там, где ей положено быть. И она не одна.
Теперь я впился пальцами в прутья клетки.
- Что значит, не одна? А кто с ней?! Говори ведьма, не то язык вырву.
- Не знает Сивар, с кем. Но не одна. Тело к телу и плоть внутри плоти.
Я почувствовал, как по коже зазмеились огненные искры, прожигая дыры, подбираясь к груди.
- С любовником? Отвечай?
- Сивар не знает. Она бы ответила. Сивар только её чувствует и то очень слабо. Кровь ее давно на языке мадоры побывала. Только привкус остался. Тело в теле, плоть в плоти. Зверь молодой внутри. И хорошо ей от этого!
- Заткнись!
Сам не понял, как приставил нож к ее дряблому, дрожащему, как желе горлу, и впился в космы пальцами, придавив лицом к решетке.
- Ты просииил….Сивар сказала…
- Лучше молчи, сука. Молчи, не то жизнь твоя будет намного короче, чем ты бы хотела.
- Разве, валлассар не хочет правду? Кто знает, какая она на самом деле. Может, все не так, как видится, и не так, как слышится. Сивар руны сказали, что старая мадорка еще долго с тобой будет и победы твои увидит…Как Лассар возьмешь, если ее послушаешь.
- Мне еще тебя слушать не хватало. Знай свое место, падаль баордская. Не заговаривай со мной сама никогда. Надо будет, я приду к тебе, а пока молчи и радуйся, что жива.
Развернулся, чтоб уйти обратно в шатер, но она крикнула мне вслед:
- Могу облегчить твои страдания…Три зернышка мериды, и каждая женщина станет для тебя ею. …станет ею, валлассар…еюююююююю…
***
Я выпустил волка, я дал ему свободу чтобы не сдохнуть от яда, который разливался внутри меня. Это была не ревность, а черная боль. Нескончаемая проклятая бездна, в которую меня утащило на самое дно. Я корчился и выл, словно тело сгнивало изнутри и разлагалось на куски. Мне хотелось вспороть себе грудную клетку и вытащить оттуда проклятое сердце, чтоб не обливалось кровью, а высохло или замерзло. Раньше мне была неведома эта пытка. Я не представлял себе, что могу превратиться в жалкого безумца, стонущего от невыносимой боли, только потому что просто представил ее с другим. Как чьи-то руки касаются волос, скользят по телу, как ее губы шепчут кому-то слова любви и признания. Проклятаааая…Только с твоей смертью я успокоюсь.
Волк выл в лесу и ломал когти о стволы деревьев, валялся в снегу, хрипя в дикой агонии… а потом вернулся обратно уже человеком. Я был благодарен Сивар за то, что она мне сказала. Теперь у меня в груди осталась лишь черная дыра и кусок льда. Я больше не мучился, я не вспоминал и ни о чем не сожалел. Я принял решение окончательное и бесповоротное.
Каждую ночь я проводил с очередной шлюхой, и ничто не мешало мне кончать в их тела. Потому что они ничем не хуже ее. Такой же грязной швали, которая где-то там раздвигала ноги перед своим любовником. Значит, Галь был не единственным. Неприкосновенная ниада…Истерически смеясь, я понимал, что именно это в свое время уберегло меня от дикой ревности и подозрений. Я считал, что она недоступна для других…Но как правильно говорил ублюдок Галь, женщину можно брать по-разному…а еще я и сам знал, что если она захочет, то может и не обжигать того, кто к ней прикасается. Похотливая, чувственная сучка, которая течет и кончает, едва дотронешься. Я помнил и это тоже.
Когда я найду ее …Впрочем, пусть молится о том, чтобы этого никогда не случилось. Пусть наложит на себя руки, потому что смерть ее будет страшной. Такой же жуткой, как и сам палач.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. ДАЛИЯ И ЛОРИЭЛЬ
Я смотрела, как белые хлопья снега, медленно кружась в воздухе, опускались на устланную таким же белым ковром землю. Закрыла глаза, вслушиваясь в тишину. Мне всегда, с самого детства казалось, что она не бывает абсолютно безмолвной. В тишине мы настолько растворяемся в собственных мыслях, воспоминаниях, что слышим голоса. Друзей, родных, врагов, свой собственный. Я же сейчас слышала в ней треск погребального костра. Обхватила руками плечи, зажмуриваясь и позволяя воспоминаниям ворваться в самое сердце. И вот уже не белый снег перед глазами, а белый саван, укрывающий тело моего отца. Он загорается ярким оранжевым цветом в языках пламени, жадно лижущих материю.
А я тереблю точно такой же белый платочек в руках, прижимаю его ко рту, чтобы не закричать, не броситься в самое пекло, туда, где огонь безжалостно сжирает самое дорогое, что у меня оставалось.
Можно поверить во многое, но до последнего надеяться на то, что ошибаешься. Так было со мной. Я до самого конца втайне надеялась на то, что Далия обманула меня, что гонец принёс ложную весть, что отца не убили, а бросили в темницу. Иллин, я надеялась даже застать его умирающим, чтобы успеть поймать его последний вздох. В последний раз сжать его руку и увидеть его последнюю слабую улыбку. Я даже надеялась на то, что небольшой отряд, с которым Далия отправилась в Лурд за телом моего отца, вернется ни с чем. Потому что моя надежда умерла в тот же момент, когда я увидела его. Разбилась вдребезги с оглушительным звоном, а вместе с ней и та часть меня, которая всё еще верила.
- Лори!
Сзади послышался голос Далии, и я открыла глаза, возвращаясь в реальность.
Дали...Та, которая сжимала мою ладонь всё то время, пока горел костер. Та, которая отправилась в опасную вылазку ради того, чтобы подарить мне возможность достойно проводить в последний путь отца. Та, которая рискнула всем ради никому не нужной пленницы. А, впрочем, она была той, которая дарила эфемерную надежду на то, что нужна...Не знаю, зачем, но ей нужна.
И самое страшное - с каждым днём, проведенным рядом с ней, я ощущала то же самое. И это чувство усиливалось в те дни, когда ее не было в лагере Всё чаще я ловила себя на мысли, что прислушиваюсь к шуму вне палатки, что неосознанно жду знакомого ржания лошадей. Что с замиранием сердца, крадучись, прислушиваюсь к разговорам воинов, пытаясь выяснить, почему она и ее люди не пришли. Я начала молиться за неё Иллину. Успокаивая себя тем, что именно она обеспечивала мне защиту в лагере, набитом похотливыми грубыми мужланами...
Я попросила её научить меня драться на мечах. Она опешила от этой просьбы, а потом засмеялась, и я уже представляла, как вцеплюсь ногтями в её красивое лицо, чтобы согнать эту великолепную открытую улыбку, когда она вдруг стала серьезной и согласилась. Сегодня был наш первый урок.
Я обернулась к ней и стиснула пальцы, увидев, как она остановилась напротив меня с двумя мечами в руках. Спокойная, уверенная, высокая. В её глазах предвкушение и интерес. Хищница. Самое верное определение для нее. Снежные хлопья мягко опускаются на длинные тёмные волосы и плечи, закрытые чёрным плащом.
Дали вдруг бросила один из мечей в мою сторону, и я, конечно, не успела его поймать. Поджав губы, наклонилась за мечом, который оказался довольно тяжёлым, и, подняв его, поднесла к своему лицу.
- Если моя память не изменяет мне, я просила десу научить сражаться на мечах, а не жонглированию.
***
Дерзит. Я усмехнулась. Девочка никогда не была трусливой, а сейчас все больше и больше набиралась храбрости. Конечно, это я давала ей уверенность. Даже отрицать не стану. Могла бы заставить ползать на коленях, вылизывать мне сапоги, но я не хотела. Вот таких у меня был целый отряд. Мне нравилась ее строптивость, её настоящий характер. Я хотела увидеть, какая она Лориэль дес Туарн на самом деле. Острая на язык и умная не по годам. Словесные игры поддерживала на высоте. Вот и сейчас одета в мужскую одежду, в которой выглядит настолько соблазнительно, что у меня скулы сводит от одного взгляда на ее стройные ноги в штанах и туго затянутый на тонкой талии ремень. Я бы все же предпочла видеть её в платьях. Но когда попросила научить, не стала возражать. Пусть попробует и успокоится. Пусть поймет, что это не для ее холеных ручек.
