Грешник (ЛП) - Стивотер Мэгги (книга бесплатный формат .txt) 📗
— Куда мы едем? — громко спросил я.
— Бейби сказала, что мы записываем песню?
— Ох, конечно же.
— Я записываюсь только в своем месте. Надеюсь, у тебя есть что-то, что заставит меня звучать хорошо.
— Моя барабанщица не поместится в эту машину.
— Она может взять это, — сказала Магдалена. Из ее голоса сочилось презрение и растекалось вокруг шин Сатурна.
Картинка того, как Лейла вынуждена снова ехать в Сатурне была сильным мотиватором. Я оттолкнулся от перил. Спускаясь по лестнице, я написал Изабел. Виртуальный Я мог бы оживиться. Идет выпуск.
Изабел ответила: Интернет никогда не спит
Я ответил: ты могла бы прийти
Изабел: чертовы уроки допоздна
Я написал: скажи им, что у меня день рождения
Она не ответила, но я и не ожидал этого от нее. Я позвонил Джереми.
— Я пришлю за тобой машину. Снимаем выпуск.
Джереми спросил:
— Какой способ?
Я сказал:
— Понятия не имею.
***
Магдален привезла меня в свою студию на Лонг-Бич. Я даже не мог назвать это студией. Я не знал, как это называть. Это был склад возле аэропорта Лонг-Бич, бетонные этажи и гигантские двери предназначались для грузовиков с прицепами. Он был достаточно большим, чтобы уместить в себе весь Венисский квартал. Половина его была занята небесно-голубыми суперкарами. Я не знал половину из них. Плоские автомобили с большими двигателями и спойлерами[29], которые были похожи на орудия для пыток. Бетонный пол между ними был помечен широкими следами от шин, некоторые из них уходили в сторону.
В другой половине была студия. Это была самая большая и причудливая студия, которую я когда-либо видел, а мне приходилось видеть довольно большие и причудливые студии. Там были звукоизоляционные кабинки для певцов и барабанной установки, рояль и вертикальное хипстерское пианино, стеллаж с синтезаторами, целый набор гитар и бас-гитар, виолончели на стойках, ожидающие своего часа. Стены были покрыты акустической обивкой, а с потолков свисали микрофоны. На секунду мне показалось, что я учуял запах волка среди микшерных пультов, но затем он исчез и, возможно, просто исходил от меня. Надо мной на стене висел плакат блестящих 3D губ, проколотых кольцом. Они были больше любой из машин и красными, как кровь в моем бьющемся сердце.
Это было чересчур даже для сверхмерия. Я повернулся к Магдалене. Она уже пила что-то из небольшого стаканчика.
Небольшое пояснение: вещи в небольших стаканчиках накрывают больше, чем те, что в огромных.
Она улыбнулась мне. Это была улыбка, которую видели десять тысяч камер. Две из них были как раз направлены на нее.
— Хочешь чего-нибудь? У меня наверняка есть кое-что, что будет тебе интересно.
— Я чист, — сказал я Магдалене.
— Твое право, — рассмеялась Магдалена, и смех ее был немного хрипловатым, как случалось со мной, когда я много гастролировал. — Миру нужно больше святош.
Я задумался: может, Бейби ожидала, что мы разругаемся? Я забил на эту мысль.
— Взгляни на все эти игрушки, что у тебя здесь есть.
Самым безумным было то, что это место — бетонное олицетворение ее воображения. Она была настолько на вершине топа — длиннющие волосы, огромные глаза, обтягивающий блестящий топ, замысловатый пирсинг в пупке, пояс, шире моей руки, штаны-клеш и тяжелые ботинки — что идеально соответствовала этому.
— Подождем, пока мальчики приедут, — сказала она. — Сыграй мне что-то, — она указала на рояль. Это был девятифутовый Стейнвей. Потому что семифутовый Стейнвей для позеров.
Есть только один вариант развития событий, когда вам предлагают девятифутовый концертный Стейнвей, особенно такой небесно-голубой, как этот.
Я сел за него.
Я не всегда был рок-звездой. У меня не было уроков игры на синтезаторе, о которых я просил своих родителей.
Я сыграл небольшой отрывок Баха. Намеренно медленно, высокопарно и мягко, как криповый клоун или шутка с участием Баха. Рояль был потрясающе настроен. Он практически играл сам по себе.
— Ну а теперь, Коул? — замурлыкала Магдалена, опираясь на рояль. Она закатила глаза в сторону камер. — Мы здесь одни. Конечно же тебе хочется.
Я улыбнулся ей — улыбкой Коула Сен-Клера — и сыграл еще один отрывок беспорядочного Баха: быстро, но профессионально — а затем ударил аккорды «Пробела».
Магдалена дико усмехнулась, сразу же узнав мелодию. Она убрала от губ стакан и запела, когда я дошел до нужного аккорда:
— Ударь это, ударь это, ударь это!
Каждый раз, повторяя «ударь это», она увеличивала мощность. Черт, у нее был ужасно громкий голос. И она совершенствовалась с тех пор, как мы впервые записали этот трек. Она выдохнула бит на грани фортепиано, когда я споткнулся и резко упал через припев «Пробела», пытаясь перевести аккорды синтезатора на фортепиано на ходу. Прошел миллион лет с тех пор, как я играл ее.
Но она все равно цепляла.
Кто бы не написал эту песню, он знал свое дело. Мое отражение хитро улыбнулось мне с блестящей открытой крышки рояля.
Магдалена продолжала петь.
И, ох. о, было прекрасно играть снова. Слышать, как кто-то подхватывает твой ритм, добавлять немного импровизации, снова и снова возвращаться к тем самым четырем впечатляющим аккордам, которые в течении двух славных недель Америка пела снова и снова, пока они не начинали им сниться.
Потом мы продали права на нее коммерческой организации и двинулись дальше.
Магдалена на пределе прокричала последний звук в то же время, как я обрушил на Стейнвей громкий басс, а когда последняя звонкая нота затихла, она сделала еще один глоток.
Я подумал, предполагалось ли, что она станет второстепенной катастрофой.
Я услышал медленные аплодисменты. Пришли Джереми с Лейлой, как и «мальчики» — звукотехники. Хлопал самый старший из техников. Ассистент снимал нас на свой телефон. Он спросил:
— Могу я выложить это в Интернет?
Магдален простодушно сказала:
— Почему нет. В любом случае, скоро он напишет что-то еще лучше, — а потом повернулась ко мне. Я все еще чувствовал себя слегка разбитым после того, как ударился в эту мелодию. Она положила свою маленькую руку мне на щеку. — Ах, Коул, я и забыла, как звучит талант.
Глава 28
ИЗАБЕЛ •
Я могла бы сказать, что до этого никогда не пропускала уроки СПМ и сделала исключение для Коула, но это было бы ложью. Я всегда считала уроки оборотным процессом. Важна была лишь оценка. С тех пор, как я попала в среднюю школу, я постоянно находилась у той опасной черты между знанием всего материала и попаданием в неприятности из-за неучастия.
Пока единственный раз, когда я прогуляла СПМ, был на день рождения моего мертвого брата Джека, но, на самом деле, я не думала об этом, когда прогуливала. Я просто решила, что еще шесть часов в чьей-то средней школе сделают меня грубой и заставят плохо себя чувствовать физически.
В этот раз я прогуляла из-за другого дня рождения — Коула. Тем не менее, я не хотела делать ему сюрприз, пока он не закончит со своими делами, так что у меня образовался приличный отрезок времени, который было нечем заполнить. Обычно огромные промежутки времени наполнили бы меня тревогой и ненавистью к этой планете, но сегодня эти часы казались благоприятными. Я решила забрать Софию с урока эрху[30] и заставить ее купить какие-то сексуальные ботинки прежде, чем поехать на Лонг-Бич к Коулу.
Я не могла сказать, что это со мной было. Хорошее настроение? Казалось, вполне возможно и такое.
Но когда я спустилась вниз по лестнице в Доме Разрушения, ключи от тюрьмы весело позвякивали мелодию побега, то увидела своего отца стоящим в фойе. Он выглядел опрятно и могущественно в сером костюме с иголочки.
Я заколебалась. В этом была моя ошибка. Мой отец был рожден и обучен, чтобы замечать слабость. В секунду он уже смотрел на меня.
