К нам осень не придёт (СИ) - Шелкова Ксения (электронная книга .txt) 📗
* * *
Анна и Вацлав Брониславович стояли вместе на балконе и смотрели на Неву: горящие фонари, экипажи, проезжающие по набережной. Вечер был удивительно тёплый для петербургской осени; казалось даже, что вдруг вернулось лето — чтобы уже на следующий день покинуть их окончательно.
Князь умело поддерживал беседу, так что Анне не приходилось преодолевать неловкое молчание и судорожно придумывать, о чём бы ещё поговорить. Ей страшно нравилось, что он задавал вопросы о ней самой, её жизни, её вкусах, увлечениях — как будто она на самом деле заинтересовала его, и вовсе не как предмет пошлого обожания или волокитства. Князь Полоцкий даже пожелал узнать поподробнее о матери Анны, Алтын Азаматовне, какой та была, и что осталось в память о ней. Анна уже размечталась, что Вацлав Брониславович хотел бы познакомиться поближе и увидел в ней личность, а не просто обладательницу красивых глаз и прекрасной фигуры.
«Он просто удивительный! — думала она, кутаясь в тёплую шаль, которую князь собственноручно принёс из гардеробной и накинул ей на плечи. — До чего же он не похож на всех этих… липких навязчивых болванов!»
И вдруг она заметила, что Полоцкий, похоже, задал какой-то вопрос и внимательно смотрел на неё в ожидании ответа.
— Простите, я случайно задумалась, — улыбнулась она. — О чём вы спрашивали?
— Это был не вопрос, а так… Рассуждение. Вы рассказали, что ваша матушка при крещении была наречена Анной; по-видимому, вас назвали в её честь. И вы утверждаете, что необыкновенно похожи на неё. При том же, ваш сын носит другое имя, нежели ваш супруг, а ваша…
— Мой сын? — забывшись, искренне удивилась Анна. — Но у меня нет детей… — она увидела выражение его лица и похолодела.
Надо же так глупо выдать себя! Что ей теперь отвечать? Не может же она сказать, что, будучи очарованной их беседой, совершенно забыла о своих детях?
— Я… Я… Кажется, мне нехорошо… Голова закружилась, — залепетала Анна, натурально, как она надеялась, пошатнувшись.
Она оперлась о балюстраду; Вацлав Брониславович поспешно предложил ей руку.
— Вы сможете идти, графиня? Я отведу вас внутрь и попрошу доктора Рихтера помочь вам.
Они вернулись в залы; Анна шла медленно, тяжело опиралась на руку своего спутника и старательно изображала слабость. Она чувствовала, как щёки её горят; пожалуй, надо будет сказать доктору и остальным, что у неё лихорадка! Но всё равно — она ощущала по-прежнему пристальный, внимательный взгляд князя Полоцкого и с отчаянием понимала: её ошибка может показаться ему крайне странной и неестественной. Как бы он чего не заподозрил!
В этот миг Анна думала лишь о том, что вела себя весьма неосторожно в присутствии князя, и она совершенно не замечала взглядов исподтишка и скрытых усмешек, которыми их встречали окружающие — ибо почти половину вечера графиня Левашёва и князь Полоцкий постоянно переглядывались, уделяли внимание лишь друг другу, да ещё и уединились на балконе! Возможно, в другой раз она подумала бы об этом; теперь же её заботило лишь, какого мнения о ней Вацлав Брониславович и сможет ли она как-то объяснить ему свои слова.
* * *
После беседы с графиней Нессельроде Владимиру Левашёву показалось, что у него за спиной выросли крылья! Немногие могли бы похвастаться, что очаровали столь могущественную и суровую особу. Теперь же дело было за малым — приглянуться её супругу, управляющему иностранной коллегией Карлу Васильевичу Нессельроде… И тогда дипломатическая карьера Владимира будет обеспечена. Впрочем, Левашёв не очень волновался на этот счёт — он выяснил достаточно подробностей о политических взглядах этого человека и знал, какой точки зрения придерживаться, чтобы тот счёл графа Левашёва своим. Лишь бы только графиня не передумала — Владимир в этот миг связывал с четой Нессельроде своё будущее, и впасть в немилость у графини Марии Дмитриевны для него было бы столь же ужасно, как если бы случился пожар в недавно выкупленном родовом особняке.
Владимир полностью погрузился в эти мысли и совершенно позабыл, что ему следует разыскать супругу, бывшую где-то тут, недалеко, и хотя бы для виду уделить ей время. Ему хотелось освежиться, мучила жажда, и, пройдя несколько переполненных людьми залов, он завернул в какую-то небольшую комнатку, по-видимому, буфетную. Там стоял самовар, бесчисленные подносы с шампанским, лимонадами и оранжадами, лежали фрукты, печенья, конфеты… Время от времени здесь появлялись слуги, подхватывали подносы и вазочки и снова убегали. В буфетной было прохладно и тихо, отзвуки музыки лишь долетали сюда — Левашёв расслабился и решил побыть тут подольше. Он присел на стул; однако скоро раздались торопливые шаги. Владимиру стало неловко при мысли, что прислуга увидит его отдыхающим в комнатушке, где графу было вовсе не место.
Левашёв осмотрелся и быстро нырнул за бархатную портьеру, скрывавшую плохо освещённый переход в другую часть дома… Рядом прозвучал испуганный вскрик, впрочем, очень тихий. Владимир разглядел в шаге от себя белый силуэт.
— Тише, прошу вас, сударь! — умоляюще прошептал девичий голосок.
Он послушно склонил голову; его глаза уже привыкли к темноте — Владимир увидел, что обладательница белого платья осторожно выглянула из-за портьеры.
В буфетную вошли двое лакеев. Торопливо переговариваясь, они расставили на подносах чашки с блюдцами, молочники, сахарницы, и, забрав всё это, покинули комнатку.
Девушка облегчённо вздохнула и рассмеялась; Владимир рассмеялся тоже.
— От кого вы тут прячетесь, мадемуазель? — шутливо спросил он, ибо обстановка, казалось, позволяла обойтись без церемоний.
— От жениха, которого мне пытаются навязать, — звонкий голосок прозвучал негодующе. — Я говорила маменьке, что он мне не нравится, но она не желает слушать. У нас с ней постоянно так!
— О, понимаю! — сочувственно откликнулся Владимир. — Кстати, раз уж мы очутились здесь наедине, позвольте представиться: граф Левашёв. И… не угодно ли вам всё-таки покинуть наше тесное убежище и выйти на свет?
Собеседница вновь рассмеялась и выпорхнула из-за портьеры.
— Если он всё-таки вздумает искать меня, вы, граф, ради Бога, не выдавайте моё убежище! Я только тут и чувствую себя хорошо на этом глупом приёме!
Девушка была невысокая, миниатюрная, хрупкая, точно нераспустившийся тюльпан. На вид ей было не более шестнадцати лет, и Левашёв невольно залюбовался этим ангельским обликом: белокурые кудрявые волосы, большие голубые глаза, нежная, будто фарфоровая кожа. Она показалась ему сошедшей с картины или иконы. Владимир видел её в первый раз и с удивлением спрашивал себя, как мог раньше не заметить этакий прелестный цветок.
— Однако, не слишком ли это жестоко, так вести себя по отношению к влюблённому в вас юноше? — отеческим тоном вопросил он, ибо понял, что разглядывает очаровательную незнакомку слишком долго.
— Он влюблён вовсе не в меня, а в возможности, которые ему представятся, буде он на мне женится, — прозвучал сердитый ответ. — Окажись на моём месте хоть моя старая нянюшка, мой жених не стал бы колебаться! Кстати, я Софья Дмитриевна Нарышкина. Мы с вами незнакомы, однако я заметила вас и вашу красавицу-супругу ещё на лестнице. Но вы, кажется, очень спешили!
Глаза Софьи Дмитриевны смеялись, и она, похоже, не испытывала ни малейшего стеснения, находясь с Владимиром наедине. «Верно, оттого, что я женат, я для неё — что-то вроде престарелого дядюшки», — мелькнуло у него в голове.
— Я справилась о вас у маменьки, — продолжала Софья Нарышкина, — а потом мы с ней познакомились с вашей женой, Анной Алексеевной — её представила нам госпожа Рихтер. Но вскоре и Анна Алексеевна куда-то запропастилась, а мне велели быть полюбезнее с женихом. Ну и… пришлось спрятаться.
Владимир подумал, что кажется отлично понимает, отчего неизвестный жених этого очаровательного создания так усердствует со своими ухаживаниями. Он прекрасно знал историю Марии Антоновны Нарышкиной, матери Софьи Дмитриевны. Нарышкина-старшая много лет была фавориткой самого императора Александра; при этом сама Софья считалась внебрачной дочерью императора, хотя не была официально признанною им. Владимир слышал, что Софья была слабого здоровья: страдала чахоткой — из-за этого они с матерью долго находились за границей на лечении.
