Академия альфачей, или всем лечь на лопатки! (СИ) - Ночка Аркадия (е книги txt) 📗
А вот старикан, в отличие от меня, все же роняет… Но не челюсть. А клетку. Округлая емкость откатывается куда-то во тьму. Его руки начинают трястись. Он пытается стянуть маску, но получается это у него только с четвертого раза.
Маска сварщика летит в сторону. По привычке вежливо улыбаюсь.
А нет, все-таки старичок челюсть тоже успел потерять. Наверное, не полезно так широко открывать рот и округлять глаза. В его-то годы.
‒ Добрый вечер.
Бабуленька учила меня быть вежливой в любой ситуации.
«Проснешься у патологоанатома на рабочем столе, не забудь его как следует поприветствовать».
А я девочка послушная.
Не знаю, как там обстояли бы дела с патологоанатомом, но мой старикан вдруг резво дает от меня деру.
Взял и сбежал. Только пятки сверкнули. Подошва у его ботинок, к слову, тоже пурпурная.
Вот это опыт! Это я к тому, что от меня мужчины еще ни разу в жизни не сбегали.
Задумчиво пялюсь в пространство. Вокруг меня абсолютная темнота. А мой одинокий стул словно в свете софита.
Внезапно до моих ушей доносится звучание глубокого голоса:
— И куда же ты дела нашего стипендиата?
Глава 5. Анаболики и официоз
Ого, получается, мы с Малявой не одиноки в этом мире. Правда нынче мир ограничивается помещением, наполненным тьмой, а потенциальные собеседники лезут из всех дыр, как тараканы.
И это я только констатирую факты. Что же будет, когда начну ворчать, психовать и припечатывать психологическими терминами?
Поворачиваю голову и краем глаза замечаю движение. От тьмы отделяется тень. Обладатель проникновенного голоса направляется прямо ко мне.
Ясно-понятно, посторонние все кучкуются, а я до сих пор не при параде. Знала бы, что в меня чем-то тыкать начнут, нарядилась бы в соответствии с обстановкой.
Быстренько формирую на лице выражение абсолютной непроницаемости и готовлюсь к допросу. Главное, провернуть все так, чтобы не очутиться на месте допрашиваемого. А что такого? Пребываю в абсолютной уверенности, что тоже имею право на четкие разъяснения.
Где я? Как так получилось? И за что, скажите на милость, меня повязали?
Это точно не сон ‒ стопроцентная информация. А почему?
Во-первых, реальность у меня всегда была ярче любого сновидения. Возможно, кому-то моя жизнь и покажется рутиной ‒ учеба, зубрежка, подработка, завышенные требования к потенциальным кандидатам под теплый бочок, ‒ но нет. Просыпаюсь и встречаю новый день я с удовольствием, а забыться в благодатном сне от проблем ‒ никогда подобного желания не возникало.
Во-вторых, будь это сон, мне бы уже предложили пельмешек.
Незнакомец неспешно обходит меня и попадает в зону видимости. Хорошо, что я уже в режиме «меня ничем не поразить», а лицо посредством самовнушения подверглось заморозке. А иначе челюсть опять могла бы меня подвести.
Парень. Пожалуй, постарше меня. Высокий и… здоровенный. Не просто там «пойду разок железку качну и на брусьях безвольным мешком поболтаюсь», а прямо до состояния бицепс на трицепсе и квадрицепс как вишенка на торте. В студенческой среде я подобного точно не встречала. На фоне него все мои одногруппники, вопящие о своей любви к здоровому образу жизни и железу, как жухлые изюминки против сочного персика. Это ж сколько анаболиков надо схомячить, чтобы все так рельефно вздулось?
Кожа незнакомца оттенка светлого меда в молоке. Все черты лица будто прочерчены резкими линиями ‒ от высоких скул до прямоугольного подбородка с неожиданно милой ямочкой посередине. Взгляд светло-зеленых глаз пронзителен и внимателен. Мглисто-черные волосы, гладкие и ‒ на завидки всем девушкам ‒ густые, подцеплены в хвост, длиной доходящий примерно до лопаток. Несколько длинных локонов от каждого его шевеления скользят по лицу, цепляясь за нос и блестящую припухлость губ. На парне белая рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, черные брюки. Образ завершает длинный бордовый блейзер с воротником-стойкой и какой-то нашивкой на кармане, на которую я сначала не особо обращаю внимания.
Ограничиваюсь молчаливым созерцанием. Впрочем, как и он.
Отвлекшись на поражающий воображение образ передо мной, не сразу замечаю, что щенок на моих коленях беспокойно возится. От его тела к моему переходит вибрация, уши наполняются странноватым гулом и шипением.
По всей видимости, присутствие парня в непосредственной близи Маляве не по вкусу. Он раздражен и… что делает? Рычит? Скалится? Щенок у меня нетипичный, так что даже затрудняюсь расшифровать его поступки.
Незнакомец прищуривается и хмыкает, а затем складывает руки перед собой. И, конечно же, от этого движения ткани его костюма и рубашки натягиваются везде где можно и нельзя, ублажая взор новыми линиями телесной рельефности.
‒ Зрелище, достойное запечатления на холсте, ‒ со смешком замечает он. ‒ Живое существо, контактирующее с лавовой кугой без вспомогательных средств.
‒ Лавовой кугой? ‒ Опомнившись, быстренько приподнимаю Маляву, одновременно сдвигая колени, а другой рукой тяну край сорочки за рюши, безуспешно пытаясь накрыть как можно больше обнаженного пространства бедер.
Я успела достаточно беззастенчиво прогуляться взглядом по телу незнакомца ‒ для расширения кругозора, безусловно, а не с всякими низменными мыслями. Хотя… есть… чуть-чуть. Признаю, половинка последней мысли была на шестьдесят восемь процентов абсолютно низменной. Да и парень, в общем-то, от меня не отставал: тоже успел как следует общупать меня взглядом.
‒ Лавовой кугой, ‒ не переставая улыбаться уголком губ, повторил парень.
Хмурюсь, поднимаю руку и тыкаю указательным пальцем в макушку продолжающего издавать подозрительные звуки щенка.
‒ Это он, что ли?
‒ Он. Вернее, оно. Куги бесполые. А еще вместо крови у них лава. И когти пропитаны опасным ядом.
‒ О… ‒ Пока могу выдавить только это, хотя никогда не жаловалась на словарный запас. Ромыч, пожалуй, в этом случае выразился бы изящнее: «ничоси…»
Я, значит, его манговым гелем натирала, а у него под кожей лава циркулирует… О таких вещах следует заранее предупреждать!
Надо бы отбросить непонятное и, как выяснилось, опасное существо куда подальше. Но, оказывается, стремление к сохранению интриги о цвете и форме моего нижнего белья для меня куда важнее. Так что плюю на все и снова прижимаю к себе Маляву. К тому же я уже прикипела душой к моему «щенку», так что всякие досадные нюансы не могут заставить меня отказаться от питомца.
Видимо, права Оля, утверждая, что на обычных меня не тянет.
— Мы в ответе за тех, кого откормили, — преисполненная этой самой ответственностью заявляю я. — А еще мы с ним распробовали священную миску пельменей. А это круче, чем раскурить трубку мира. Так что зверюга — моя. Не отдам.
Секунду парень, не скрывая изумления, смотрит на меня, а затем ударятся в хохот. Дико пялюсь на него, не понимая, чем именно вызвала смех.
— Ты что, из лавовой куги, — он разводит руками, подбирая слова, — домашнего любимца сделала?
— Ну… да, — осторожно подтверждаю я.
Новая волна хохота чуть не сносит меня со стула. Малява снова принимается вибрировать и клацать клыками.
— Как тебя зовут?
— Ася Лютикова.
Только назвавшись, понимаю, что стоило все-таки придержаться изначальной затеи и прежде хорошенько допросить переевшего анаболиков парня. Кстати, весьма симпатичного. Такого в толпе за полсекунды обнаружишь.
— Так что ты сделала со стипендиатом, девочка-лютик?
— Что за стипендиат?
— Хмм… — Парень пристально вглядывается в мое лицо, быстро косится на Маляву и чуть подается вперед. — Переформулирую вопрос. Что ты сотворила с пятьюдесятью бетами, участвующими в состязании за последнее стипендиальное место в академию?
Глава 6. Радиация и бубны
Бетами?
Не знаю, нормально это или не очень, но первая ассоциация угоняет меня в экономику к прыгающим показателям уровня риска и ценным бумагам. Я вообще-то не экономист, а будущий гениальный и востребованный психолог. Но у меня разочек вырисовывались серьезные отношения с будущим экономистом. А я, зубрилка по натуре, обожаю ко всем делам с лоском и ответственностью подходить, вот и почитывала втихушку статейки на экономическую тематику, чтобы было о чем с парнишей разговаривать. Но, как оказалось, читать про естественную монополию и дивергенцию мне было намного интереснее, чем болтать с ним. Собеседник, к слову, из того субъекта был никакущий. Скучно.
