Хозяйка мертвой воды. Флакон 1: От ран душевных и телесных (СИ) - Поляков Эдуард Павлович (читать книги онлайн бесплатно полные версии TXT) 📗
У него были настолько кустистые брови, что они едва не опускались ему в глаза. Виски этого пришельца покрывали ромбические татуировки с непонятными символами. На запястьях рук побрякивало множество браслетов, с красными, зелеными и белыми бусинами. Дедуля уставился на девицу, глаза у него вдруг удивленно расширились.
Ольга посмотрела на своё отражение в воде озера и ахнула. Она все ещё была в эротическом костюме розовой кошечки и халате с сакурой.
— Где я? Как я сюда попала? — попыталась она заговорить с дедушкой.
— Ты мне скажи, — старик закурил длинную трубку.
Ольга похлопала себя по щекам, силясь вырваться из морока, словно из дурного сна.
— Вернуться хочешь? — спросил старик, выпустив колечко зеленого дыма.
Ольга не отвечала, осознав теперь всю сюрреалистичность происходящего вокруг и старика в частности. Она лишь краем глаза посмотрела на деда и еще сильнее начала хлопать себя по щекам.
— Держи меня за руку, пошли.
Ольга подала руку старику, тот так крепко сжал её запястье, что она ойкнула и неожиданно начала перевоплощаться в такую же, как и он, желтую птицу. Ощущения оказались необычными, особенно когда сквозь кожу начали прорастать перья, а все кости захрустели, изменяя форму.
Халат с сакурой слетел с неё и приземлился на гладь воды, словно листок. Взмахнув крыльями, обе птицы влетели в отверстие в расселину в коре дуба, похожее на рот, из которого в это странное место проник бородатый старик.
Глава 2
Ольга долго не могла прийти в себя. Её сильно тошнило и, казалось, выворачивало наизнанку, иногда забывая вернуть обратно. Теперь девушка лежала совсем больная и слабая на твердой, деревянной кровати с матрасом, набитым сеном, оттого ломило спину и плечи. Оказалась девушка в какой-то мрачной лачуге, пропитанной запахами трав, животного жира и лука. Под потолком были развешаны бусы из сушеных грибов, пучки высушенных трав и части животных.
Как она оказалась в этой лачуге — не помнила. А возможно, ее болезненный бред еще продолжался. Рядом с кроватью стоял светец* с небольшим корытцем, наполненным песком. (*Светец — подставка под деревянную лучину.) Лучина, вставленная в развилку светца, тлела красным тусклым огоньком. Но даже этот приглушенный свет резал глаза и в висках появлялась невыносимая ломота.
Тот самый бородатый старик, забравший её с озера у странного дуба, сидел почти все время рядом и силой вливал ей в рот теплое горькое питье, которое не задерживалось в желудке надолго, выплескиваясь обратно с горькой желчью вперемешку. Мерещилось всякое. Когда девушку начинало тошнить, дед аккуратно держал ей волосы над деревянной бадьей и ждал, когда отвар выйдет из её нутра полностью.
— Не держи в себе! — приговаривал он. Голос у него был густым, но не громким.
Слабая девушка вспотела так, что колючее шерстяное одеяло, которым ее укутали, стало влажным от пота. Иногда сознание гасло. Ольга проваливалась в пустоту. Потом окуналась в галлюцинации, в виде воспоминаний из детства, или снова мерещился летающий кит с прозрачным пузом и плавающими в нем, словно в большом толстостенном аквариуме, рыбками.
Во сне Ольга переживала ощущение полета, но не такого, когда, например, стремительно падаешь на землю и просыпаешься от страха, а парящего и легкого полета птицы. Когда воздух струился под руками, рассекаешь грудью ветер и чувствуешь запахи земли, когда голова пьяняще кружится, от переполняющего легкие кислорода, а внизу чарующая и захватывающая дух высота. И тело покрывают ярко-желтые птичьи перья.
Временами мерещилось лицо мамы, такой родной и грустной. Она кричала и звала её откуда-то издалека и просила вернуться.
Мамочка я вернусь, только поправлюсь, обязательно вернусь.
Периодически бред и сны прерывались. Ольга снова видела перед собой старика, который отпаивал её через силу то тем же гадким, горьким питьём, от которого тошнило, то мясным бульоном, то водой от холода которой ломило зубы.
Несколько раз болезная пыталась приподняться, или хотя бы оторвать голову от набитого ароматными травами мешка, положенного ей вместо подушки. Но тело не слушалось, а голова казалась слишком тяжелой.
В таком бреду девушка провела неизвестно сколько времени. Однажды она проснулась от сильной жажды. Её тело пропахло едким потом. Только сегодня она, наконец, нашла в себе силы приподняться и сесть.
Сев на кровати, осмотрелась и поняла, что все еще находится в той же темной землянке с бревенчатыми стенами и низким, кое-как оструганным потолком. И это ей, похоже, не снится. Свет теперь шел не от лучины, а из окошка, застекленного каким-то полупрозрачным минералом. Под потолком висели травы, корешки, бусы из сушеных грибов и связки длинных веточек. По стенам располагались полки с самобытной посудой из некрашеной глины.
Девушка съежилась, приподняла край своего одеяла и ахнула. Она была абсолютно голой. Её наготу прикрывало лишь это одеяло из колючего шерстяного сукна, которое еще и к тому же скверно пахло. Кто-то её раздел? Неужели этот старый? От такой мысли девушку передернуло. Она захотела выбраться из отсюда землянки как можно скорее.
Ольга осмотрелась еще раз, попыталась встать, но не смогла. Где она, что с ней? Почему никто не навещает, кроме этого старика или, кто он там еще…
Голова закружилась, и в висках снова заломило от боли. Ольга вновь упала на жесткую кровать и провалилась в тяжелый сон. Так девушка спала еще несколько дней кряду, изредка вырываясь из морока, не понимая где находится и засыпая снова. Старик перестал мучить её рвотным снадобьем и теперь поил только бульоном. Силы уверенно возвращались, стало появляться и желание уйти отсюда, но старик не мучал ее, напротив, старался помочь.
Входная дверь скрипнула на провисших петлях, и в землянку, с одной-единственной комнатой, зашел тот старичок-птица из видения. Ольга прикрыла глаза, изображая сон.
— Хватает сил на то, чтобы притворяться. Значит на поправку идешь, — проговорил старикан поставил на стол деревянную тарелку с густым луковым супом и положил краюху хлеба.
Ольга прикидывалась спящей и оттого не слышавшей его. Дедушка подошел и одним движением сдернул с неё одеяло, оставив девушку на абсолютно голой. Ольга, не ожидая такого, вскочила с кровати и вырвала его обратно из рук старика.
— Ходишь значит уже. — усмехнулся старик.
Он отчего-то радовался резкой реакции девушки на сдернутое одеяло, — великовозрастный ценитель женской красоты. А теперь приземлился на лавку и потирал свои татуированные ромбиками виски.
— Ты кто такой, старый, где я? Меня искать будут! — забеспокоилась Ольга.
— Ну хорошо, что ищут, — безразличным тоном проскрипел старик. — Вот только найдут ли. Ты сюда духами прислана, а значит здесь не просто так. Значит имеешь какое-то предназначение. Вот только какое?
Девушка вдруг обнаружила, что говорит со стариком на чужом языке. Так, этого еще не хватало! Кроме среднего знания английского и латыни, Ольга языков не знала. Значения слов были знакомыми, но звуки, из которых они состояли, другие, мягкие и мелодичные. Где она могла выучить другой язык? Как и когда?
Старик тоже разговаривал все время на другом языке. Притом язык этот напоминал чем-то славянский, с оттенками французской легкости.
— Меня зовут Пересмысл. Я ведун народа Иволг, и ты в моём доме.
— На каком языке мы говорим? — спросила у старика Ольга, прислушиваясь к своим ощущениям от произносимых слов.
— На скив речи, птичье наречие. Очень, надо сказать, чистое наречие, ты часом не из клестов будешь?
Ольга не верила своим ушам. Но факт оставался фактом, она понимала и говорила на ином языке. Девушка обмоталась одеялом и подпрыгнула, схватилась одной рукой за затылок.
— Где я?
— В лесах Скив, в Липовом доле, на правом берегу Звенящей реки.
Все это прозвучало странно. Её, наверное, ищут всем городом, а этот сумасшедший дед похитил ее и теперь… а чего он хочет-то?
