Дочь реки (СИ) - Счастная Елена (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
— Ну смотри. Достанет Владивой Гневанович розги и отстегает тебя, как в детстве бывало — за такую-то дружбу.
Она встала, поправляя подол и опуская на голову княжны гневный взгляд. Хоть и немногим, а старшая подруга. Вон и Драгица глядит в кои-то веки одобрительно, кивает. Но пока женщины между собой рядились, мужи уже все решили: станом одним на ночь расположиться, ведь в дорогу теперь уж не тронешься. Стемнело почти. И завтра на рассвете по реке обратно к Волоцку собрались двинуться. А лошадей отправить под присмотром двух кметей по дороге, потому как всех на струги не загонишь. А телега все равно теперь бесполезна: с убитым-то мерином. Да и обод колеса треснул.
И никто возражений Грозы слушать не стал. Мужи предпочли позабыть на время, что они вовсе друг другу не приятели и не соратники: мирно развернули шатры, что вынули из телеги и стругов. Костры развели и запасы принялись из мешков доставать. Женщинам одно и осталось, что раненых обиходить-перевязать и помочь хоть какую вечерю справить на всех.
— Хоть поедим нынче вкусно, а не то месиво, что ты нам, Калуга, каждый раз стряпаешь, — веселились ватажники, поддевая одного из соратников: хмурого светловолосого парня с жидкой, словно растрепленный лен, бороденкой.
— Можешь лучше, так сам в другой раз вари, — оскалился тот.
— Да не мужицкое это дело!
Калуга дернулся было к обидчику, сжав кулак, да усидел на месте. И по всему видно, что такие стычки — не сразу поймешь, шутливые или серьезные — случались меж ними частенько. Мужи пошумели малость и смолкли, встревожив весь лес, уже заслышавший шаги подступающей ночи, а потому тихий и настороженный. Отсветы костров плясали по стволам ив, и по воде, по бортам стругов со сложенными парусами и переплетением снастей, словно паутина безумного паука. Кмети поначалу помалкивали, а после влились в разговор помалу, подкрепившись и подобрев слегка. Правда, тела соратников, сложенные в отдельном шатре, никому не позволяли нынче веселиться. Хоть ватажников они не очень-то печалили. А вот Твердята и Рарог сидели вместе со всеми, но как-то больше молча. Наблюдали и друг за другом, и за воинами своими: кабы не вышло случайно какой склоки. Теперь Рарог был серьезным и даже как будто усталым немного. Но не забывал поглядывать на Грозу, которая устроилась рядом с Беляной и Драгицей подле женского шатра. И было княжне любопытно до жути: видно ведь по блестящим глазам и заострившемуся в напряжении что-то расслышать лицу — но строгий взгляд наставницы остужал ее получше ведра холодной воды.
Скоро совсем уж невмоготу стало сидеть под присмотром Рарога. Как будто силился он что-то в Грозе рассмотреть того, что другим знать не надо вовсе. Она, едва закончив вечерю, встала, прихватив котелок: воды набрать, чтобы нагреть слегка да посуду сполоснуть — и пошла вдоль берега чуть в сторону от становища. Как будто вода там была другая. Глупо, конечно, но хоть пару мгновений одной побыть.
Гроза прошла вдоль полосы речного берега, глядя как покачиваются на волнах струги, большие, на полтора десятка пар весел. В таких и по рекам ходить удобно, и в море выйти не заробеешь. Она слушала, как гомонят парни чуть в стороне, тихо хмыкая и почти умолкая, когда чей-то рассказ подбирается к самому любопытному месту. Наверное, у разбойников речных, много разных баек: они не раз за то время, что Волань не покрыта льдом, успевают пересечь княжество от края до края да и в соседних побывать. И кажется, вроде: люди пошиба низкого, без совести перед Богами и людьми, без стыда за собственные деяния, а смотришь на них — и притягивает будто что-то. Вольность во взглядах, улыбках и даже движениях. Да и не походят они на головорезов, которые любого не пощадят. И на тех не походят, кто в пути постоянно, а потому или одежи со знаками не своего рода-племени, а абы какой, или говора непойми с каких краев. А как будто люди они здешние, и семьи у них даже есть где-то. Говорят не грубее иных кметей в дружине княжеской, и одежа справная, как будто того, откуда они в ватаге Рарога этого появились, вовсе скрывать не хотят.
— Чего грустишь, Лисица? — голос чуть хриплый, поддевающий словно заусенец какой в душе, что-то глубинное, догнал Грозу в спину.
Она остановилась у границы воды: так, что та почти ступней, обутых в справные черевики, касалась. Волшбу эту Гроза давно заприметила: как близко бы к воде живой текучей ни подходила, а никогда ног не удавалось замочить, коли нарочно по колено не влезть. Вот так подкатит волна к носкам самым сапожек, лизнет почти — и отхлынет. Ступню ближе подвинешь, на мокрый песок, который уж точно она должна обласкать — а нет, водица снова подбегает, но останавливается на какой-то вершок. И так долго баловаться можно.
— Чего бы мне не грустить? — фыркнула Гроза, помолчав. — Невесело день-то окончился.
Уже почувствовала она, как подошел к ней Рарог близко-близко. Встал за плечом и наблюдает, не поторапливая, но и не уходя.
— Тебе печалиться нужды нет, — возразил ватажник. — Это десятнику вашему впору за волосы хвататься. Хоть людей почти всех ваших сберегли. И княженке всплакнуть бы в самый раз: нога-то у нее припухла.
— А ты и заметить успел? — не удержалась все же. Повернулась.
И тут же орехово-карие глаза, сейчас не такие темные, как в тот миг, когда Рарог одного за другим русинов своими стрелами разил — вцепились в нее, ощупали будто. И отсветы дальнего костра резко очертили чуть худощавое лицо ватажника. По губам парня — вблизи совсем молодого — скользнула улыбка, как будто он в этот самый миг какую шалость задумал.
И зачем посмотрела?
— Я ж человек какой… — вздохнул он. — Коли где немного ножку женскую оголяют
— я не могу такого упустить. Все запримечу.
— Вот бы Уннару, сыну Ярдара Медного о том рассказать, — усмехнулась одним уголком рта Гроза. — Он бы тебе все глазелки отшиб надолго. Если не навсегда.
Ватажник только головой покачал, но его лицо на миг все ж помрачнело. Да вряд ли от страха. Говаривали, люди Рарога, они хоть и сами находники лютые порой, а своих земель никому не отдадут. Будь то русины, что на своих драккарах по рекам спускаются, где глубина позволяет — чтобы грабить. Будь еще какие лихие чужаки. Потому упоминание главы рода с ближнего варяжского острова вряд ли было Рарогу приятно.
— Зла ты на язык, Лиса, — чуть взвесив ее слова, все же ответил он. Головой тряхнул, отбрасывая со лба разметанные ветром пряди. — Смотри, как бы кто не покусал в ответ. Ты бы лучше подумала, как отблагодарить меня за то, что тебя спас. А то лежать бы тебе сейчас со стрелой в твоей кучерявой головушке.
Он поднял руку и легонько ткнул Грозу кончиком пальца в лоб.
— А тебя, гляжу, еще как-то по-особому благодарить надо?
— Других, может, и не надо, — пожал плечами Рарог. — А я очень люблю, когда меня пригожие девицы благодарят именно по-особому.
"Вот же морда нахальная! — мысленно вскипела Гроза. — И ведь бровью не ведет, как будто так и надо". И даже ладонь зачесалась рукоять ножа на поясе собственном пощупать.
— Спасибо тебе, конечно, что помог. Без тебя худо пришлось бы. Но ты пойди-ка лучше к своим людям, — посоветовала она. — И нечего тут передо мной хвост распускать, точно тетерев.
— Ох! — притворно вздохнул ватажник, качнувшись назад и приложив ладонь к груди там, где сердце. А сам пол шажочка к ней сделал. И еще. — Не даром Грозой тебя кличут. Придется мне, видно, благодарности у княжны просить.
Стало быть, растрепали кмети ее имя. Вот иной раз хуже баб!
— Да ты, кажется, голову застудил себе на речном ветру!
— Что бы ты еще ни сказала мне, а я тому не удивлюсь, — быстро остудил ее гнев ватажник.
А после вдруг рядом в один миг оказался. Только Гроза и успела в руку его вцепиться, которой за талию ее обхватил. Впечаталась в горячее крепкое тело, что обдало жаром, а вместе с ним и стыдом с головы до ног. А еще больше, когда губы Рарога накрыли ее. Она рванулась, выворачиваясь ловко из торопливых мужских объятий. Сама сообразить не успела, как ударила ступней его по лодыжке, выбивая опору. Развернулась, толчком опрокидывая на землю. А другой рукой уж за нож схватилась. Тать он и есть тать — чего удивляться?
