Бродячий пес (СИ) - Гром Александра (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗
— Нет, это мой Герман… точнее её Герман… — женщина продолжала всхлипывать и говорила словно в бреду.
Я огляделась в поисках воды. Графин нашёлся на кофейном столике у окна.
Я подала совсем расклеившейся Елизавете Петровне стакан и, дождавшись пока она сделает несколько глотков, сказала:
— Вам нужно успокоиться, а лучше — прилечь. Вы ведь живёте на втором этаже? Давайте я вас провожу!
Женщина закивала поднимаясь:
— Простите меня, Рада. Мне действительно лучше отдохнуть.
Я проводила её до спальни, помогла снять платье, надеть теплый стёганый халат и улечься в кровать. Елизавета Петровна заснула почти мгновенно. Видимо, нервное потрясение оказалось слишком сильным.
Прикрыв за собой дверь, я спустилась на первый этаж. На улице давно стемнело, а многочисленные часы, находившиеся в лавке, показывали десятый час. Давно стало ясно, что Герман отсутствует, поэтому я посчитала правильным остаться в магазине и дождаться его возвращения. Не бросать же всё открытым и без присмотра!
ГЛАВА 4
Ночь поглотила липовую аллею. Лишь изредка проезжающие автомобили рвали светом фар тёмное нутро. Улица спала. Ярга выглядела неуместно в этом сонном царстве трепещущих теней и неясных силуэтов. Она бежала впереди, высоко подпрыгивая, хватала падающие листья на лету. Такая беспечная и беззаботная. Совсем ещё щенок… Щенок, который прекрасно видит во тьме. Лучше, чем какое-либо животное из существующих или когда-либо существовавших.
Свет, горящий в лавке, я заметил издали. Он путеводной звездой освещал путь домой, в не зависимости от того, где находился дом, и как он выглядел.
Ярга, наигравшись, шла рядом, тычась холодным, мокрым носом в ладонь, выпрашивала ласку. Теперь ламассу (1) могла быть ласковой. Теперь, когда служба оставлена, можно не думать о фатальных последствиях, к которым приводит проявление чувств. Ярга — не первая моя защитница, но последняя. У меня были и шеду (2). В совокупности я потерял шестерых.
Если бы не умерли они, погиб бы я. Однажды я понял, что больше не могу принимать, как должное гибель, своих хранителей. Это стало одной из причин, заставивших меня уйти. Одной, но не главной! Главная заключалась в том, что я не хотел потерять самого себя окончательно.
Каждый хранитель погибая, в обмен за свою жизнь уносил частицу моей души. Таким, каким я был, поступая на службу, мне не стать никогда, и не потому, что люди меняются со временем, а потому, что из меня извлечены чувства и эмоции. Первый хранитель забрал страх. Второй — гнев. Третий — жалость. Четвёртый — предвкушение. Пятый — надежду.
Ещё год назад в моей жизни было то, о чём я всегда втайне мечтал, — моя возлюбленная, Зуэн. Я не встречал девушки прекрасней, чем она. Мы познакомились в Лараке (3), в ювелирной лавке, принадлежащей её отцу. Уже пару месяцев спустя всё было готово к свадьбе, но внезапно город атаковали сотни лаббу (4) и мушхуш (5). Ларак перестал существовать.
Очнувшись, я долго не мог понять, где нахожусь. Глаза были открыты, но ничего не видели. Меня окружала абсолютная тьма. Единственное, что мне было доступно это чувства. Нет, не так! Мне было доступно чувство. Одно единственное. Казалось, моё сердце вырвали, а вместо него вложили кусок льда. Шестая лимассу забрала с собой любовь.
Когда уходит хранитель, мы, Воины, в каком бы из миров и времён не находились, всегда возвращаемся в родной. В моём случае — на Землю, а в тот момент — в Россию. И я вернулся. И снова тётя Лиза выходила меня, и снова попыталась привести в чувство. Надо ли говорить, что с последней задачей ей справиться не удалось?
Я потерял глаз и сердце, в определенном смысле, конечно. Когда-то мой отец сказал: «Сердце требует одной женщины, чувства — многих, тщеславие — всех» (6). Моей возлюбленной не стало. Не стало сердца, не стало и любви.
Пропустив Яргу вперед, я вошёл в лавку. В помещении оказалось темно. Фонарь над дверью освещал лишь небольшой клочок пространства. Я снял пальто и бросил на вешалку у входа. Естественно, пальто бухнулось мимо, пришлось подходить и вешать аккуратно. Потянувшись к плечикам, на причудливо изогнутых крючках, я заметил смутно знакомую голубую куртку.
До плечиков дело не дошло. Я повесил пальто на первый попавшийся под руку крючок и обернулся, чтобы осмотреть комнату. Мне катастрофически не хватало боевого транса: без него я не мог видеть в темноте, как Ярга. Зато Ярга уже нашла нашу гостью. Это я понял, приметив серый силуэт у кушетки рядом с камином. Собака еле слышно поскуливала, а её хвост глухо и ритмично стучал по ковру, выбивая дружественный мотив.
Я подошел к столу и зажёг настольную лампу. Да, на кушетке, свернувшись калачиком, лежала Рада. Её бледное лицо ярко контрастировало с тёмными волосами и одеждой неопределённого, но тоже тёмного цвета.
Ярге надоело ждать. Она сунула свой нос к лицу девушки и, видимо, задела её, потому что та открыла глаза и часто-часто заморгала. Не иначе как, приняв спросонья мою ламассу за чудовище, Рада подтянула к себе ноги, сгруппировалась и забилась в угол между подлокотником и спинкой. Схватив бархатную подушку, на которой спала, она закрылась ей, как щитом.
Ярга обидевшись на такое приветствие, повернула свою голову ко мне, ожидая участия.
— Доброй ночи, — сказал я и с изрядной долей иронии поставил в известность пугливую гостью: — Собака уже ужинала.
— Доброй, — отозвалась Рада чуть сиплым голосом, в котором не было слышно ни намёка на облегчение или улыбку. — Елизавете Петровне стало нехорошо. Я отвела её наверх. Я подумала: неправильно оставлять женщину одну, да и лавка открыта…
Сам не знаю почему, но мне было неприятно слышать эти слова, да ещё произнесённые так быстро и сбивчиво. Я не видел нужды в её оправданиях.
Зато стало ясно, почему моя шутка, — к ним я, кстати, прибегаю, нечасто, — оказалась без ответа.
— Спасибо за заботу, — ответил я, стараясь, чтобы собеседница не почувствовала недовольство в интонации. — Я вызову вам такси.
А ещё завтра отправлю букет и коробку конфет. В знак благодарности — ничего больше!
Рада перевела взгляд на Яргу, потом снова обратилась ко мне.
— Вы серьезно? — мне показалась, будто она ошеломлена моим предложением. — Собираетесь отправить меня домой ночью?
— Вы желаете остаться здесь? — теперь мой голос звучал надменно. — Могу предложить вам только эту кушетку. Свободных спален нет.
— До вашего прихода я вполне уютно себя чувствовала на кушетке.
Мне показалось, или в её голосе прозвучал упрек? В этом стоило разобраться.
Я занял кресло напротив кушетки. На кофейном столике, в пределах досягаемости нашёлся штоф с коньяком и пара стаканов. Плеснув себе немного, я сделал глоток.
Наблюдая за моими действиями, Рада пыталась расплавить меня взглядом своих зелёных глаз. Ярга, как всегда, приняла сторону хозяина, растянувшись у моих ног и громко засопев.
Хотите посоревноваться в язвительности, барышня? Пожалуйста:
— Намекаете, что я своим присутствием разрушаю уют?
Вместо ответа, Рада одним гибким движением, какого я от неё совершенно не ожидал, поднялась с места и подошла к столику. Я ещё находился под впечатлением от увиденного, потому позволил ей хозяйничать: налить себе коньяка без спроса.
Забравшись на кушетку с ногами, она отгородилась от меня подушкой, совсем как от Ярги недавно, и принялась мелкими глотками цедить алкоголь.
Какая вызывающая поза, абсолютно неуместная… Хотя… если бы на девушке отсутствовала одежда… Хм! Попробуем ещё раз. Какая неприятная девица! Видно позабыла, что она тут гостья!
Пока я старался придумать, в каких грехах её ещё обвинить, Рада потянулась к пуговицам кардигана и принялась их расстегивать. Методично. Одну за другой. Расправившись с последней, она стянула его с себя, продемонстрировав белую футболку, ткань которой оказалась до того тонкой, что я отчётливо, безо всякого транса видел каждый плетёный завиток кружевного бюстгальтера.
