Превращение - Стивотер Мэгги (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
— Бек тоже пошел на это добровольно, — сказал я ему, потому что сейчас он не мог ничего мне возразить. — Он сам мне сказал. Он сказал, что после юридической школы у него было все, а он был несчастен. Он хотел покончить с собой, но один мужик, Пол, убедил его, что есть другой выход.
Сэм молчал, все так же судорожно дыша.
— И это было именно то, что он предложил мне, — продолжал я. — Только у меня не получается быть волком. И не говори, что ты не желаешь этого слышать. Ты ничем не лучше меня. Посмотри на себя. Не тебе упрекать меня в ненормальности.
Он не сдвинулся с места, и тогда это сделал я. Я подошел к задней двери и распахнул ее. Пока я накачивался виски, наступила ночь, темная и ледяная, и наградой мне стала разрывающая внутренности боль в животе.
Мне все-таки удалось сбежать.
27
Я заставил себя обмять тесто, сформовать буханку и поставить ее в печь. Голова гудела от слов, слишком отрывочных и бессвязных, чтобы попытаться сложить из них стихи. Я был наполовину здесь, в старенькой кухне Бека, наполовину непонятно где, и эта ночь могла быть и сейчас, и десять лет назад.
С фотографий на дверцах шкафчиков мне улыбались знакомые лица, десятки одних и тех же лиц в разных комбинациях: я и Бек, Бек и Ульрик, Пол и Дерек, Ульрик и я. Лица, ждущие возвращения своих хозяев. В тусклом электрическом свете кухонной лампы фотографии казались выцветшими и старыми. Я помнил, как Бек приклеивал их скотчем, когда они были еще совсем новыми, доказательство связующих нас уз.
Я стал думать о том, с какой легкостью мои родители решили больше не любить меня — только потому, что я не мог удержаться в своем человеческом обличье. И о том, как я сам поспешил порвать с Беком, решив, что он инициировал троих новых волков против их воли. Мне казалось, что в жилах у меня течет дефектная любовь моих родителей. Слишком скор я был на свой суд.
Когда я наконец заметил, что Коул исчез, я открыл заднюю дверь и подобрал разбросанную по двору одежду. Потом остановился, держа в руках заледеневшие вещи, и полной грудью вдохнул ночной воздух, чтобы он проник глубоко внутрь, слой за слоем сквозь все то, что делало меня Сэмом и человеком вообще, к затаившемуся в глубине волку, которого я до сих пор ощущал внутри себя. В голове у меня крутился наш разговор с Коулом.
Неужели это была просьба о помощи?
Телефонный звонок заставил меня подскочить. Трубки на базе в кухне не оказалось, пришлось идти в гостиную и брать телефон там, присев на ручку дивана. Грейс, с горячей надеждой подумал я. Грейс.
— Да?
До меня с опозданием дошло, что если Грейс звонит в такое время, значит, что-то случилось.
Но это оказалась не Грейс, хотя голос в трубке был женский.
— Кто это?
— Прошу прощения? — переспросил я.
— Кто-то звонил мне на сотовый с этого номера. Два раза.
— Вы кто такая? — спросил я.
— Энджи Баранова.
— Когда вам звонили?
— Вчера. Довольно рано. Никакого сообщения не оставили.
Коул. Больше некому. Сентиментальный гад.
— Наверное, ошиблись номером, — предположил я.
— Наверное, — эхом отозвалась она. — Потому что вообще-то этот номер знают всего четыре человека.
Я внес поправку в свое мнение о Коуле. Тупой гад.
— Ну, я же уже сказал, — настойчиво повторил я. — Ошиблись номером.
— Или это был Коул, — предположила Энджи.
— Что?
Она безрадостно рассмеялась.
— Кто бы вы ни были, я знаю, что вы все равно не скажете ничего другого, даже если он стоит сейчас рядом. Потому что Коул отлично умеет играть в эти игры. Он кого угодно может заставить плясать под свою дудку. Так вот, если он там и если это он мне звонил, передайте ему, что у меня теперь другой номер телефона. Один-девятьсот семнадцать-добавочный-катись-к-черту. Спасибо.
Она повесила трубку.
Я нажал на кнопку отбоя и положил трубку на базу. На столике у дивана стопкой лежали книги, которые не дочитал Бек. Рядом в рамке стояла фотография: Ульрик снял Бека, перемазанного горчицей — Пол обрызгал его, когда мы жарили гамбургеры. Бек, щурясь, смотрел прямо на меня из-под вымазанных ядерно-желтой кашицей бровей.
— Похоже, ты выбрал настоящего победителя, — сообщил я фотографическому Беку.
В ту ночь я лежала в постели, пытаясь забыть выражение, с которым смотрели на меня волки, и старательно убеждая себя, что Сэм лежит рядом со мной. Щурясь в темноте, я обняла его подушку, но запах уже выветрился, и теперь это снова была самая обычная подушка. Я отодвинула ее на край кровати и поднесла к носу руку, пытаясь определить, вправду ли от меня до сих пор пахнет волком. Перед глазами стояло лицо Изабел, когда она произнесла: «Ты сама понимаешь, что это как-то связано с волками». Что значило ее выражение? Отвращение? Как будто я была заразной? Или это была жалость?
Будь здесь сейчас Сэм, я бы прошептала: «Думаешь, умирающие люди знают, что умирают?»
Я поморщилась в темноте. Я просто все драматизирую.
Мне очень хотелось в это верить.
Положив ладонь на живот, я стала думать о ноющей боли, которая с недавних пор поселилась там, в глубине. Сейчас она затаилась, дожидаясь своего часа.
Я прижала пальцы к коже.
«Я знаю, что ты там».
Я подумала о том, что сижу тут и размышляю о собственной смертности в одиночестве, хотя до Сэма ехать всего ничего, и мне стало себя жалко. Ну почему родители лишили меня его компании именно тогда, когда она мне больше всего нужна!
Если умру сейчас, я никогда не буду учиться в колледже. Никогда не узнаю, что такое жить самостоятельно. Никогда не обзаведусь собственным кофейником (мне хотелось красненький). Никогда не выйду замуж за Сэма. Никогда не стану той Грейс, какой должна была стать.
Всю свою жизнь я была так осторожна.
Я задумалась о собственных похоронах. У мамы ни за что в жизни не хватит здравого смысла, чтобы организовать их по-человечески. Всем придется заниматься папе — между переговорами с инвесторами и членами правления ассоциации домовладельцев. Или бабушке. Она может взять все в свои руки, когда узнает, какой паршивый отец для ее внучки вышел из ее сыночка. Придет Рейчел, возможно, еще кто-то из учителей. Миссис Эрскин точно явится — она еще хотела, чтобы я стала архитектором. Изабел тоже придет, хотя плакать, наверное, не станет. Я вспомнила похороны ее брата — там был весь город, слишком рано он умер. Так что, возможно, на моих похоронах тоже будет столпотворение, хотя меня и нельзя назвать легендой Мерси-Фоллз. Всего-то и нужно умереть, не успев толком начать жить. Интересно, на похороны принято приходить с подарками, как на свадьбы и крестины?
В коридоре скрипнула половица, потом дверь приоткрылась.
На краткий миг я подумала, что это Сэм, что ему каким-то чудом удалось пробраться в дом. Потом в проеме показались папины плечи и голова, и я принялась усердно изображать из себя спящую, подсматривая, однако, сквозь прищуренные веки. Папа на цыпочках прошел в комнату, и я с удивлением подумала: он пришел проверить, все ли у меня в порядке.
Но тут он слегка вытянул шею, чтобы взглянуть на место рядом со мной, и я поняла, что он здесь вовсе не за этим. Он пришел убедиться, что со мной нет Сэма.
28
Скорчившись, с окровавленными коленями, я лежал на усыпанной сосновой хвоей холодной земле и пытался вспомнить, как давно я уже человек.
Меня окружало белесо-голубое утро, вокруг колыхался туман, окрашивавший все в пастельные тона. В воздухе резко пахло кровью, фекалиями и стоялой водой. Мне хватило одного взгляда на собственные руки, чтобы понять, откуда все эти запахи. От озера меня отделяло несколько ярдов, а между мной и водой лежала на боку мертвая олениха. Кожа у нее с ребер была содрана клочьями, открывая взгляду тошнотворный натюрморт из внутренностей. Это в ее крови были мои колени, да и руки тоже, как я только что заметил. В вышине, неразличимые в густом тумане, перекрикивались вороны, предвкушая поживу.
