Дочь моего врага. Цвет горечавки (СИ) - Аваланж Матильда (серия книг .txt) 📗
Я слушала его и никак не могла поверить во все то, что он говорил. Это было правдой, но такой ошеломляющей, сокрушительной, сбивающей с ног и выводящей из равновесия правдой, которую очень сложно осознать и принять.
— Почему тогда заклятье пало раньше? — еле вымолвила я. — Почему моя внешность вернулась ко мне?
— Корнелия была очень сильной и хитрой магичкой, просчитывающей ситуацию на несколько ходов вперед, — задумчиво проговорил Аеск и поднял на меня глаза от бокала. — Но она никак не могла предположить, что твоим первым мужчиной буду я. Твоя девственная кровь и мой медальон-артефакт… Это сочетание оказалось настолько убийственно сильным, что химера слетела с тебя. Думаю, с этим и связано то, что моя сила перешла к тебе. На медальоне наш герб, а на гербе, как ты видишь, два сокола и две змеи. Это символ обмена колдовскими потоками, перетекания, перехода магии…
— Почему тогда ко мне перешла и сила Джерта?
— Он спал с тобой? — голос Аеска враз охрип. — Он спал с тобой после меня, так? Какой же я болван, что спрашиваю… Ну, конечно же, спал. Глядя на тебя, трудно подумать, что могло быть иначе…
Мужчина на пару секунд замер, а затем неожиданно резким движением опрокинул бокал с вином. Хрупкий хрусталь, жалобно зазвенев, разлетелся на тысячу осколков.
Он разозлился? Почему?
— Джерт думал таким образом получить твою силу, которая оказалась у меня, — поспешила объяснить я, избегая смотреть ему в глаза. — Но сам лишился своей.
— И ты сбежала от него, потому что он захотел получить свою и мою магию обратно? — перебил Аеск.
— Джерт не знал, как это сделать, но был готов на все. Он поехал к какому-то древнему старцу, который должен был сообщить ему способ…
И я замолчала, потому что лорд-маг засмеялся. Правда, не особо весело, но было видно, что его это позабавило.
— Все-таки жрец довольно-таки посредственный маг, — с усмешкой проговорил Ланфорд. — Не зря он мечтает о моей силе!
— Мы в храме, наоборот, думали, что сильнее Джерта мага нет, — пролепетала я.
— Это каким же надо быть самовлюбленным идиотом, чтобы внушать подобное глупым, наивным девушкам? — Аеск выгнул бровь. — Я не знаю, почему потенциал Джерта перешел к тебе, скорее всего, его зацепило остатками магии моего медальона, но я точно знаю, как заполучить эту магию назад. Смысл ритуала довольно прост и именно его, скорее всего, сообщит Джерту тот старец.
— И что же? — вскинулась я. — Так сделай это и забирай свою магию обратно. Мне чужого не надо!
— Ты не представляешь, о чем говоришь… — сумрачно сказал Аеск. — Я найду другой способ все исправить. До этой поры ты должна остаться в этом доме под моей защитой и покровительством…
ГЛАВА 15. На море и на суше
— Говори, Аеск… — я нахмурилась.
Он сидел напротив меня и молчал, откровенно некрасивый, опустошенный после своего страшного рассказа, но такой… желанный, несмотря на тот ужасный поступок, что он совершил в юности. Я хотела его возненавидеть — и понимала, что не могу. Он ни слова не сказал о том, что сожалеет, но это сожаление стояло в его глазах, будто присыпанных пеплом давнего, застарелого пожара.
Подчиняясь внезапному порыву, я встала, обошла стол и, обняв его, скользнула к нему на колени.
— Нужно задушить тебя. Во время соития. Это стопроцентный способ получения твоей силы, магии и… энергии жизни, — ровно ответил он, не делая движения в ответ, чтобы обнять меня. — Маргери, не надо, пожалуйста… Все в тебе напоминает мне о человеке, из-за которого погибла моя сестра. Если думаешь, что моя ненависть прошла, то ты ошибаешься. Даже сейчас мне в голову лезут мысли, каким образом можно тебя использовать, чтобы причинить Брандону боль. Я ненавижу тебя, Маргери, за то, что ты жива, в то время, как моя сестра уже сгнила в могиле. Я люблю тебя, Маргери, за то, что ты жива и такая восхитительная, о какой я и мечтать не мог. Я хочу убить тебя, Маргери, за то, что я люблю именно тебя. Я хочу попросить твоей руки и не расставаться с тобой уже больше никогда. Вот, что творится у меня в душе, моя девочка. И это только верхушка айсберга.
Он говорил все это ровным и спокойным голосом, и я ужасалась его словам и тоже ненавидела его за то, что лишил меня родителей и так кошмарно распорядился моей судьбой. Но в то же самое время я любила и желала его, Аеск Ланфорд был единственным человеком, кто за все девятнадцать лет моей жизни, отнесся ко мне по-доброму. Хоть и не знал, что я дочь его заклятого врага… Мне отчаянно хотелось, чтобы он ответил на ласку.
Я прижалась к нему теснее, жадно вдыхая его запах мускатного ореха и шафрана, вишни и амбры. Это — танцы на горячих углях из лакированного рояля. Это — холодный дым живучей ненависти. Это борьба не на жизнь, а на смерть в высоких луговых травах.
Мои губы так близко к его губам. Сейчас я понимаю, что его зеленоватые глаза — глаза змеи, они загипнотизировали меня, и я не смогла бы остановиться, даже если бы захотела.
Но я не хотела. И я поцеловала его.
Аеск смог продержаться целых три секунды, а потом ответил на мой поцелуй — жадно, горячо, ненасытно. Его рука скользнула по моему колену, задрала подол и нырнула мне между ног, отчего я ахнула, откинув голову назад.
Он — то, чего я желала сейчас больше всего на свете. Моя необходимость. Враг моего отца — мой враг, не так ли?
Мысли путались, я задыхалась от острого желания, пробравшего с головы до кончиков ногтей, которыми я царапала тонкий лен его рубахи. Аеск обхватил меня за бедра и вместе со мной опустился на пол у камина.
Задрав юбки, я приняла его в себя, и это было так потрясающе и так чудесно — ощущать его под собой и двигаться на нём, рваться ему навстречу. Аеск притянул меня вниз и накрыл мои губы долгим поцелуем, и в этот самый момент я резко выпрямилась и рассыпалась на миллиард осколков по всей вселенной. Я кончила с его именем на устах.
Затем все повторилось. На обеденном столе и на лестнице, в ванной и в его спальне. Слова были не нужны, мы просто не могли насытиться друг другом. Я взрывалась, рассыпалась, собиралась вновь, я слышала, как он повторяет мое имя, и я сотню раз прокричала в ответ его.
Заря только-только начала заниматься, когда я выскользнула из его объятий, бросила прощальный взгляд на него, спящего, и тихо покинула его дом.
ГЛАВА 15
На море и на суше
Подставив лицо ласковому утреннему бризу, я стояла на палубе брига с милейшим названием «Титьки Хеб», державшего курс на Арриксакс. Сушей до него месяц недели пути, морем — три дня. Я выбрала второй вариант, как наиболее безопасный. Хотя, это с какой стороны посмотреть… Путь на Арриксакс лежал через воды, принадлежащие недружелюбно настроенной к нашему полису Элефтэрии. Правда, официально война объявлена не была, но мореходы боялись этого пути, и найти судно, идущее в Арриксакс, капитан которого при этом согласился бы принять на борт пассажирку, оказалось непросто.
За исключением идиотского названия (в котором, впрочем, мне почудился добрый знак), бриг был очень хорошим и крепким судном, команда слаженной, а капитан доброжелателен и с виду совершенно безобиден, не считая его глупых шуточек. Сразу угадывалось чувство юмора человека, которому хватило ума назвать так этот великолепный двухмачтовик с белыми, как снег, парусами. «Титьки Хеб» был торговым судном и шел за знаменитой арриксакской древесиной. Хотя я думаю, на самом деле «Титьки» вез контрабанду, так как вряд ли кто-то бы пустился в такое рискованное путешествие ради дерева. Впрочем, мне было совершенно все равно. Главное — ровно через два дня ступить на незнакомую, но родную землю.
В открытом море я не была ни разу — прихрамовых девушек пару раз водили на пляж, но и только. Море оказалось таким прекрасным, что я могла бесконечно смотреть в его бескрайнюю синь, думая о своем.
Я не жалела, что сбежала от Аеска. Я уверена в том, что ничего плохого бы он мне не сделал, но не хотела снова оказаться безвольной птичкой, заточенной в золотой клетке. Не знаю, как это объяснить, но я была еще не готова для него. Ступив на шумные улицы Лигейи, я поняла, что мир на самом деле намного больше территории храма, в котором я безвылазно провела девятнадцать лет своей жизни, и я хочу его увидеть, этот мир! Не хочу снова кому-то принадлежать, выполнять чьи-то правила, зависеть от чьей-то милости или гнева. Во мне словно заговорила Кириаки. Мне страшно захотелось увидеть ее, чтобы сказать — я поняла, о чем она говорила перед побегом! Все эти свободолюбивые мысли, показавшиеся мне слишком дерзкими, слишком вольными — на самом деле они были прекрасны! Нельзя растить человека в четырех стенах, внушая ему, что так и должно быть. Свобода — самое сладкое слово на свете, теперь я была полностью согласна с Кириаки.
