Легенды о проклятых. Обреченные (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" (книги онлайн без регистрации txt) 📗
— Давай сестренка, просыпайся. На улице толпа собралась посмотреть, как мы сдохнем. Я хотя бы пару слов скажу тебе перед смертью.
Она выныривала из небытия и снова в него погружалась. А я считал гребаные минуты до прихода стражи и ненавидел себя с каждой секундой все больше и больше. Меня переполнял этот черный мрак, которому не было выходы изнутри моего тела, он метался внутри и бился о стены с жутким воем. Пока я не услышал у себя в голове голос Сивар…вначале думал с ума схожу, думал мне кажется от голода и этого постоянного отмирания тканей. Я продолжал разлагаться. Меня не отпускало не на секунду.
"Ты должен отдать ему душу, и он даст тебе силы на обращение…клятву Рейн дас Даал, клятву быть его верным псом и прийти по первому зову…или ты сегодня умреееешшшь"
Я гнал ее голос гнал его из себя всеми силами.
"И она умрет…Далия деса Даал умрет из-за тебя…"
"Значит такова наша участь, старая сука, Рейн дас Даал никогда не был чьим-то рабом".
"Дурак…ты дурак, Рейн…идиот…"
"Я еще не сдох, прикуси язык, гнилая тварь, я могу вернуться по твою душу и вырезать ее из тебя тупым лезвием… а могу отпустить тебя. Дать свободу. Если скажешь как выпустить волка…без клятв".
"Свобдааааа…лжешь, меид, лжешь…не лги старой Сивар, Сивар всегда знает когда ей лгут"
"Рейн дас Даал никогда не лжет. Клятва Даалов священна".
"Не кричи о святости, гайлар, на твоих руках и клыках столько крови, что она рекой простирается от долины смерти до островов. А с ее дна к тебе тянут костлявые лапы, те, кто жаждут заграбстать своего убийцу…когда ты сдохнешь ты попадешь прямиком к ним".
"Вместе с тобой, мадора, только с тобой…так как? Свобода или смерть? Когда меня и Дали не станет никто не будет кормить и щадить вонючую баордскую падаль".
Вдали слышался топот ног и бряцанье щитов и копий. Выстраиваются на площади. Еще бы, твари, такой праздник. Стиснув зубы ударил кулаками по стене. Взывая к старой мадорке, проклиная ее молчание и обещая ей все муки ада. Но она молчала. Молчала старая тварь. Зло с тобой в мире лишь тогда, когда ему есть от тебя что взять…едва лишь ты спотыкаешься и падаешь вниз оно подталкивает тебя грязным ботинком прямо в пекло. Ведь последнее, что у тебя осталось — это душа. Просто ни мадорка ни Саанан не знали, что моя душа не принадлежит ни мне. Не им, ни кому бы то ни было. Она отдано красноволосой девочке с дырой вместо сердца, и моя Маалан играет с ней в куклы. Не в те, в которые играют маленькие девочки. Нееет, моя Маалан играет в иные игры. Она распяла эту душу на своих умопомрачительных коленях и тыкает в нее иголками и чем больше та исходится кровью, тем веселее моей девочке. Да, Маалан? Тебе весело? Где ты, сука? Где? Ты ведь придешь посмотреть на свою победу? А? Я хочу умирать, видя твое лицо…Да, я настолько безумен, что хочу смотреть на тебя в момент своей смерти и проклинать. И если из ада возвращаются — я вернусь за тобой.
Дали открыла глаза в момент, когда лязгнул замок на железной двери и послышался топот ног вниз по ступеням. Увидела меня, встрепенулась, а я к себе прижал.
— Прости, моя родная, прости, если сможешь.
Оттолкнула, в глаза смотрит, сжимает мое лицо связанными ладонями.
— Мне не за что тебя прощать. Любовь и страсть лишают разума. Ты безумен и болен. И нет тебе излечения, может быть вот оно — наше избавление? А брат?
Я скривился от боли и придавил ее изо всех сил к себе. Без слов. Она так же вжалась в меня и спрятала лицо у меня на груди. Как когда-то в детстве.
Нас растащили в разные стороны и, надев мешки на головы, поволокли наружу, по ступеням, как мешки с ветошью. Но прежде чем вывели наружу мне преградил дорогу Маагар.
— И какого это было сидеть за решеткой, как зверь, ожидая своей смерти?
Спросил он, прислоняясь опираясь о стену спросил он, откусывая с хрустом зеленое яблоко.
— Примерно так же, как и сидеть вне ее, зная, что скоро сдохнешь. Разницы никакой.
— Как тебе мое благодушие? Роскошный подарок. Велиарский, я бы сказал.
— Ты о своей шлюхе-сестре? И всем своим узникам ты делаешь такие подарки?
— Только тебе. Цени мое великодушие. Я пришел тебя огорчить, но я не стану присутствовать на твоей казни меня ждут великие дела — собирать людей и ехать на отдых в Валласс, в мой любимый Валласс. Я сожгу его дотла, а потом отстрою заново на костях твоих подданных.
Я ухмыльнулся ему в лицо.
— Плохая попытка, Мааг, дешевая, как и ты сам. Валлассы сами сожгут город, лишь бы тебя в него не впустить и на костях лассаров отстроят новый.
У него дернулся глаз, и он дернулся ко мне, но я оскалился и зарычал по-звериному, заставив его отпрянуть.
— Не приближайся я отгрызу тебе все до чего дотянусь.
— Десять плетей. И я все же при этом поприсутствую.
Вот оно избавление от разложения, вот она сильнейшая анестезия — вист плети и разрывающие кожу удары, от которых рот раздирает в оскале и все меркнет перед глазами, но именно в эти моменты я не думаю о ней…о своей смерти с красными волосами. Я вкушаю боль всеми фибрами мертвеющей души и жду ее последних конвульсий.
— Довольно. Мне он нужен живым. Люди должны видеть, что Лассар непобедим и что Маагар уничтожил врага. Поймал самого Санана и повесил как вонючего вора или сутенера вместе с его шлюхой сестрицей.
Это заняло ровно мгновение я бросился вперед и вцепился зубами в скулу Маагара. Клацнули челюсти и в горло брызнула вонючая лассарская кровь. Под дикий вопль велиария я проглотил кусок его щеки и расхохотался, видя, как задрожали от ужаса стражники.
— Я же обещал, — облизывая окровавленные губы и скалясь на стражу, — страшно?
Меня швырнули на землю под вой и улюлюканье бешеной толпы, под матерные приветствия лассаров и бьющие в грудь, и в голову комья грязи и камней.
— Смерть псине валласской. Смерть собаке. Бесславный, вонючий ублюдок. Повесить его и суку эту.
Музыка для ушей их ненависть, искренняя неразбавленная ярость, без примеси фальши. И я радовался, что им есть за что, я радовался, что каждая мразь потеряла кого-то в войне с Валлассом. В той войне, которую начали они сами и так и не смогли выиграть. Жаль я не могу утянуть с собой еще парочку.
С меня содрали мешок, затем его стянули и с Дали. Нас поставили спиной к друг другу на два табурета. Я смотрел, как жирная мерзота Данат Третий водрузил свою рыхлую тушу на пьедестал, чтобы толкнуть очередную пафосную дрянь.
— Она сказала, что у вас был сын…
И голос Даната взорвался красным маревом адской боли в висках. Если бы мне сейчас разрезали живот и вывернули кишки боль была б не столь оглушительной.
— Он умер от оспы у нее на руках и похоронен в Нахадасе при Храме.
Я стиснул челюсти так что захрустели зубы. Меня слепило кровавыми вспышками, сжигая внутренности ядовитой кислотой, и я чувствовал смрад своего горящего мяса.
— Ложь… — едва выдавил и закрыл глаза.
— Она просила спасти его отца и клялась в безумной любви к тебе…ее горе было искренним. Я видела безумие матерей, потерявших младенцев. И ее безумие плескалось у нее в глазах…Отпечаток смерти после которой частица женщины умирает…Может она и не лгала…но именно поэтому я пошла за ней. Мне казалось, что предать отца своего мертвого сын она просто не способна.
Дали усмехнулась и ее смех отозвался во мне еще одной сквозной раной в груди.
— Я ошиблась…как я могу винить в этих ошибках тебя? Если даже я поверила лживым речам твоей шеаны?
— Ложь…у нее не могло быть сына…не могло я бы почувствовал, я бы знал.
— Иногда, когда люди трахаются, Рейн, у женщин рождаются дети. Они могут быть нежеланны и ненавистны, но они все же появляются на свет.
— Я уже давно не человек. Как и ты. И я не верю этой сказке. Придуманной для того чтобы ты сжалилась над ней и поверила.
Вот и конец битве. Нелепый беспощадно глупый конец. Я был слишком одержим ею, чтобы не набросится на пиршество, которое принесли мне прямо в темницу и подсунули под нос. Изысканное лакомство, о котором грезил долгие месяцы. Манящий аромат мериды в таком количестве, как я захочу. И я набросился на него, теряя остатки разума. Я, оголодавший до безумия за столько времени обрек себя на смерть этой жадной дикой трапезой. А ведь я подумал, что именно с этого мгновения мы с ней будем жить…Я посмел мечтать о счастье. Урод с обезображенной рожей грезил о девочке с лицом ангела. Она скормила мне не только свое роскошное велиарское тело, но и надежду. Ту самую развязную подлую дрянь, которую я давно вышвырнул из своего дома и отправил раздвигать ляжки перед другими идиотами…Она преподнесла мне ее под кружевами своего платья, между полушариями груди и под шелковыми панталонами, которые я рвал зубами, чтобы глотать эту надежду похотливыми глотками и обманываться снова и снова ее лживыми стонами наслаждения. Я травился ею и не понимал, что сама смерть извивается в моих объятиях. Хотя сам и дал ей это имя.
