Одинокая блондинка желает познакомиться, или Бойтесь сбывшихся желаний! - Рыбицкая Марина
– Ты че это? – обратил внимание Мыр на мои трясущиеся плечи. – Больно, че ли?
– Нет, – всхлипнула я. – Ты такой заботливый, такой внимательный, такой ласковый…
– Да че там, – довольно заворчал тролль.
– …Как моя мама, – закончила я фразу, впадая в ностальгию по детству.
– Тьфу, девка! – обиделся Мыр и, швырнув расческу, вылез из источника. – Домывайся сама! – И, уже выходя из пещеры, в сердцах добавил: – Мужик я!
Можно подумать, я против! А при чем здесь одно к другому? Или я опять что-то не то брякнула?
– Нет, ну какие же тут все нежные и обидчивые, – ворчала я, домываясь своими силами. – Слова никому не скажи! Сразу претензии начинаются! Не так стоишь! Не так свистишь! Не то сказала!
Злая на весь белый свет и мужиков в особенности, уставшая, но уже способная хоть немного шевелиться, раздраженная так внезапно прервавшейся расслабухой, я вылезла из воды, вытерлась чистой тряпкой и кое-как оделась. С трудом натянув сапоги, доковыляла до выхода и обнаружила своего благодетеля.
Мыр стоял, прислонившись спиной к стволу дерева, освещенный лучами восходящего солнца, и жевал травинку, о чем-то глубоко задумавшись. Только что проснувшиеся солнечные зайчики игриво плясали на его обнаженной груди и руках с бугрящимися мышцами, подчеркивая идеальную мускулатуру. Засмотревшись на него, я уже не замечала зеленой кожи, выпирающих клыков, уродливого (в человеческом понятии) лица. Все это отодвинулось на второй план, осталось лишь его отношение ко мне и… И я не знаю, что еще. Этому чувству я не отыскала названия. Не в состоянии была охарактеризовать то, что наполняло меня благодарностью и заставляло не видеть внешних недостатков, а внутренних, по моему скромному мнению, у него просто не было.
Мне казалось, я могу стоять и смотреть на него бесконечно, наслаждаясь свежестью раннего утра и запахом леса. Но где-то хрустнула ветка, крикнула вспугнутая кем-то птица, и волшебство разрушилось. Около лесного грота стояли мужчина-тролль и человеческая девушка. Такие разные, такие непохожие, такие несовместимые… И меня затопило бескрайнее сожаление.
Да, странная это штука – жизнь. Всегда старается совместить несовместимое, объять необъятное, заставить желать несбыточного. Все суета сует. Почему, почему единственный нормальный мужчина, встретившийся на моем жизненном пути, мужчина, с которым бы я с удовольствием навсегда осталась рядом, оказался уродливым троллем? Почему, как только мне попался достойный внимания образец, можно даже сказать – идеал, на пути сразу встали препятствия: физиологические, расовые, моральные? За что, господи боже мой?!
– Готова? – обратил на меня внимание Мыр.
– Да, – тихо ответила я, двигаясь в его сторону.
Что говорят в подобных ситуациях? И нужны ли слова? И стоит ли причинять себе ненужную боль? И есть ли ответы на вопросы, продиктованные жизнью?
– Мыр, – начала я, стоя от него близко, чуть ли не упираясь лбом в грудь.
– Молчи! – рыкнул он, поднимая рукой мое лицо за подбородок. – Пожалеешь.
Внимательный, проникающий до глубины души, все понимающий взгляд. Время остановилось. Природа замерла в ожидании.
– Где вы шляетесь?! – раздался вопль не вовремя очухавшегося сурка-брюнета.
Чтоб тебя, жених ослоухий! И так, и эдак, и при полном стечении народа! Да чтоб тебя десять раз трехколесным велосипедом переехало! Чтоб у тебя уши отросли и по спине парусом хлопали! Чтоб…
– Где вы? – надрывался скачущий по лесу козлоэльф.
…Тебе расческа с поломанными зубьями досталась! Чтоб тебе твою недоваренную просяную кашу со слезами на глазах всю жизнь со злейшими друзьями лопать! Чтоб…
– Здеся! – откликнулся тролль, отходя от меня на приличное расстояние и оберегая мою ни черту, ни Богу, ни мне самой сто лет ненужную репутацию.
…Тебе, паразиту этакому, исчадию неуемному и зевластому, икалось от сегодня до конца жизни!
– Ик! Вот вы где! – разбивая вдребезги сказку про дивных, вывалилось на полянку недоделанное эльфийское чудо, созданное безрукими и недальновидными родителями в момент полового умопомрачения при полном отсутствии средств контрацепции.
И только попробуй вякнуть: «Попались!»…
– Попались! – радостно заорал Магриэль, пристально рассматривая нас.
…Еще добавь: «А что это вы тут делаете, а?»…
– А что это вы тут делаете, а? – застыл эльф, переводя недоуменный взгляд с меня на тролля и обратно.
…И ты, эльфийский гаденыш, попал!
– А мы тут плюшками балуемся, – мрачно буркнула я, расчленяя злобным взором близкого родственника птицы обломинго и внебрачного потомка второй птички со звучным именем перепил.
– Чем? – удивился Магриэль. – Плюшками? А у вас не осталось?
– Нет! – мстительно оскалилась я. – Мы их все сожрали за вас, пока вы спали безвинным младенческим сном и писали в штанишки за неимением памперсов. И вообще, какие могут быть претензии? Кто-то плюшками балуется, а кто-то крепким алкоголем до бровей наливается!
– Много ты понимаешь, женщина! – фыркнул ушастый шовинист, разворачивая свои стопы и уши в сторону стоянки. – Мы, может, весь удар встретили своей грудью…
– Печенью, – перебила я зарвавшегося хвастуна.
– Что? – вылупил он на меня голубые глазенки, вызывая нормальное, исконно женское желание их выцарапать.
– Печенью, говорю, вы этот удар встретили, – пояснила, борясь с неукротимым стремлением показать, где этот самый орган у эльфа от рождения произрастает. Желание отчаянно брало верх во внутреннем споре. Как там у боксеров: «Если к сердцу путь закрыт, надо в печень постучаться»?
Эльф заткнулся, и до стоянки мы дошли молча, думая каждый о своем. Я, например, находила идею подправить брюнету внешность чрезвычайно привлекательной и чем дальше, тем больше проникалась потребностью переквалифицироваться в пластические хирурги и немножко, самую малость побыть его личным имиджмейкером.
Несколько беловато-синих рваных шрамов, в художественном беспорядке раскиданных по лицу, придадут Маголику недостающей мужественности, а стильная прическа под Брюса Уиллиса сделает его неотразимым для каждой лужи (в смысле, отражать будет нечего). Также отсутствие одного глаза, половины уха и некоторого количества передних зубов придаст его облику запоминающийся и неизгладимый ореол мученика, так любимый женщинами. Помочь, что ли?
Появившись на полянке, мы застали бурную деятельность братцев. Они успели перетрясти сумки бейонов и приготовить завтрак. И взялись его уничтожать, не дожидаясь нас.
У-у-у, мироеды и прихлебатели!
Я была сейчас зла на весь белый свет, а эльфов начинала ненавидеть всеми фибрами своей уязвленной в лучших чувствах души. Поэтому, пробормотав: «Доброе утро!» – отобрала у Болисиэля громадный, художественно слепленный бутерброд и, не обращая внимания на жалобные глаза и протянутые вслед дрожащие руки, поковырялась внутри, вытаскивая и небрежно выкидывая прочь крупные кольца лука.
Шатен проводил глазами уплывающий в мой желудок завтрак, вздохнул и занялся сооружением следующего кулинарного шедевра.
Тролль и Магриэль последовали его примеру и тоже соорудили себе по бутерброду. Над полянкой повисло молчание, прерываемое жизнеутверждающим хрустом и чавканьем. Когда все насытились, слово взял тролль:
– Эта… Щас передеемся и двигаем в город.
– Сколько до него? – поинтересовался блондин, поднимаясь и стряхивая крошки с колен.
– Полдня дороги, – ответил Мыр. – Тама за деревьями ихние кони, тако быстро доберемся.
– Прекрасно! – вскочил радостный Болисиэль. – Я пойду проверю животных. Отберу подходящих и приведу сюда. Леле тоже нужна лошадь?
Лошадь?! Мне?! Да ни за какие коврижки! Под страхом смертной казни на нее не полезу!
– Ага, – «обрадовал» меня Мыр. – Тока не щас, потома.
Это что значит – «потома»? Как-то мне это все не нравится! Мне вообще здесь все не нравится! И никто не нравится! И…
Врушка.
– Приплыли! Еще какой-то там внутренний голос будет меня обзывать! Это, к твоему сведению, тянет на шизофрению!
