Реквием - Оливер Лорен (читать книги полностью .TXT) 📗

— Почему? — выдавливаю я. Ла не торопится от­вечать, и я снова стискиваю ее. — Почему?

Ла начинает говорить, хрипло и безудержно:

— Они были правы, Лина. Теперь я это знаю. По­думай обо всех тех людях в лагере, в Диких землях они словно животные. Это не счастье.

— Это свобода, — говорю я.

— Да ну? — Глаз Ла огромен. Зрачок расплылся на всю радужку. — Ты свободна, Лина? Это та жизнь, ко­торой ты желала?

Я не могу ответить.

Гнев — словно вязкий темный ил, словно приливная волна, поднимающаяся в моей груди и в горле.

Голос Ла переходит во вкрадчивый шепот, подоб­ный шуршанию змеи в траве:

— Лина, еще не поздно. Не важно, что ты сделала на другой стороне. Мы сотрем это, мы начнем с чисто­го листа. В этом вся суть. Мы можем убрать это все: прошлое, боль, всю твою борьбу с трудностями. Ты можешь начать сначала.

Секунду мы смотрим друг на друга. Ла тяжело ды­шит.

— Все? — спрашиваю я.

Ла пытается кивнуть и кривится, снова натолкнув­шись на мой локоть.

— Страх. Несчастье. Мы можем убрать это.

Я ослабляю давление. Ла жадно втягивает воздух. Я наклоняюсь к самому ее лицу и произношу то, что однажды, целую жизнь назад, сказала мне Хана:

— Видишь ли, нельзя быть счастливым без того, чтобы иногда бывать несчастным.

Лицо Ла застывает. Я предоставляю ей достаточно места для маневра и, когда она собирается броситься на меня, ловлю ее за запястье и заворачиваю руку за спину, вынуждая Ла согнуться пополам. Я толкаю ее на землю и прижимаю коленом.

— Лина! — кричит Корал. Я не обращаю на нее вни­мания. Одно-единственное слово стучит у меня в ви­сках: «Предательница. Предательница. Предатель­ница».

— Что с остальными? — спрашиваю я.

Мой голос, зажатый в паутине гнева, звучит пронзительно и сдав­ленно.

— Слишком поздно, Лина. — Лицо Ла наполовину втиснуто в землю, но она все равно изгибает губы в кошмарной зловещей ухмылке.

Хорошо, что у меня нет ножа. Я всадила бы его ей в шею. Я думаю об улыбающейся, смеющейся Рэйвен.

«Ла может пойти с нами. Она — просто-таки ходячий талисман на удачу».

Я думаю о Тэке, разделяющем свой хлеб и отдающем Ла большую часть, когда она жалуется, что голодна. Мое сердце крошится, словно мел, и мне одновременно хочется и закричать, и раз­рыдаться.

«Мы доверяли тебе!»

— Лина, — повторяет Корал.

— Я думаю... Тихо! — хрипло приказываю я. Внимание мое по-прежнему сосредоточено на Ла. — Говори, что с ними случилось, или я тебя убью!

Ла извивается под моим весом и продолжает ухмы­ляться.

— Поздно! — повторяет она. — Они будут там зав­тра в полночь.

— Что ты несешь?

Смех клокочет в горле Ла.

— Ты не думала, что это закончится, да? Ты не ду­мала, что мы позволим тебе поиграть в свой малень­кий лагерь, в эту грязь...

Я заворачиваю ее руку на дюйм ближе к лопаткам. Ла вскрикивает, а потом продолжает быстро говорить:

— Десять тысяч солдат, Лина. Десять тысяч солдат против тысячи голодных, измученных жаждой, боль­ных, неорганизованных неисцеленных. Вас сметут. Уничтожат. Тьфу!

Кажется, меня сейчас стошнит. Голова словно ват­ная. Я смутно осознаю, что Корал снова что-то говорит мне. Мне требуется мгновение, чтобы ее слова проби­лись сквозь мрак, сквозь бесцветное эхо у меня в голове.

— Лина, кажется, кто-то идет!

Едва Корал успевает произнести эти слова, как за угол заворачивает регулятор — вероятно, тот самый, с которым мы видели Ла, — произнося:

— Извини, что так долго. Сарай был заперт...

Он умолкает, увидев нас с Корал и Ла на земле. Ко­рал кричит и кидается на него, но получается у нее не­уклюже. Регулятор отшвыривает ее, и я слышу негромкий треск, когда голова девушки сталкивается с одной из каменных колонн портика. Регулятор бросается вперед, метя своим фонариком в лицо Корал. Девушка едва-едва успевает увернуться, и фонарик разбивается об каменную колонну и гаснет.

Регулятор вкладывает в это движение слишком много веса и теряет равновесие. Это дает Корал  достаточно времени, чтобы проскочить мимо него, дальше от колонны. Она пошатывается и явно нетвердо держится на ногах. Корал пытается повернуться к нему лицом, но вместо этого хватается за затылок, регулятор удерживается на ногах и тянет руку к поясу. Пистолет.

Я вскакиваю. Делать нечего — приходится отпу­стить Ла. Я кидаюсь к регулятору и обхватываю его за пояс. Мой вес и инерция движения сбивают нас обоих с ног, и мы вместе падаем на землю и перекатываемся. Наши руки и ноги перепутываются. Я ощущаю во рту вкус его формы и пота и чувствую тяжесть пистолета, упирающегося в мое бедро.

Сзади раздается вскрик и глухой удар упавшего наземь тела. Только бы это была Ла, а не Корал!

Затем регулятор вырывается и, грубо отпихнув меня, кое-как поднимается. Лицо у него красное, и ды­шит он тяжело. Он крупнее меня и сильнее, но в пло­хой форме — я быстрее его. Регулятор шарит рукой у пояса, но я оказываюсь на ногах быстрее, чем он успевает достать пистолет из кобуры. Я хватаю его за запястье, и он издает вопль досады.

Грохот.

Пистолет выстреливает. Звук этот столь неожиданный, что меня встряхивает. Я чувствую, как он звоном отдается у меня в зубах. Я отпрыгиваю назад. Регуля­тор вскрикивает от боли и падает. По его левой штани­не расплывается темное пятно, и регулятор перекаты­вается на спину, сжимая руками бедро. Лицо его искажено и покрыто потом. Пистолет все еще в кобу­ре — самострел.

Я делаю шаг вперед и отнимаю у регулятора писто­лет. Он не сопротивляется. Он вздрагивает и стонет, повторяя:

— Черт, черт!

— Ты что делаешь, черт побери?

Я стремительно разворачиваюсь. Ла стоит, дыша, и смотрит на меня. За ней я вижу Корал, лежащую на земле. Ее голова покоится на руке, а ноги под жаты к животу. У меня останавливается сердце. Только бы она была жива! Потом я замечаю, что веки Корал вздрагивают и рука подергивается. Она стонет. Уф, жива.

Ла делает шаг ко мне. Я поднимаю пистолет и при­целиваюсь в нее. Она застывает.

— Эй, ты что? — Голос Ла звучит тепло, непринуж­денно, по-дружески. — Не делай глупостей, хорошо? Не стоит.

— Я знаю, что делаю, — говорю я. Я сама удивля­юсь тому, как тверда моя рука. Я удивляюсь тому, что все это — запястье, пальцы, пистолет — принадлежит мне.

Ла выдавливает из себя улыбку.

— Помнишь старый хоумстид? — спрашивает она плавно, словно колыбельную поет. — Помнишь, как мы с Блу нашли тебя в чернике?

— Не смей меня спрашивать, что я помню! — ши­плю я. — И не смей говорить про Блу! — Я взвожу ку­рок. Ла вздрагивает. Улыбка исчезает с ее лица.

Это было бы так легко. Нажать и все. Пиф-паф.

— Лина, — произносит Ла, но я не даю ей догово­рить. Я делаю еще шаг, сокращая расстояние между нами, потом хватаю ее за шею и притягиваю к себе. Дуло револьвера упирается ей в подбородок. Ла закатывает глаза, словно испуганная лошадь. Она сопро­тивляется, дрожит, пытается вырваться.

— Стоять! — приказываю я не своим голосом. Ла обмякает — вся, кроме глаз: полные ужаса глаза мечут­ся — то на меня, то в небо.

Нажать и все. Одно простое движение.

Я чувствую дыхание Ла, горячее и неприятное.

Я отталкиваю Ла. Она падает, хватая воздух ртом, как будто я ее душила.

— Уходи, — говорю я. — Забирай его, — я указываю на регулятора, который все еще стонет, держась за бе­дро, — И уходи.

Ла нервно облизывает губы, бросает быстрый взгляд на лежащего на земле мужчину.

— Пока я не передумала, — добавляю я.

После этого Ла больше не колеблется. Она присе­дает, забрасывает руку регулятора себе на плечо и по­могает ему подняться. Черное пятно на его брюках расплылось от середины бедра до колена. Я ловлю себя на жестокой надежде, что он истечет кровью пре­жде, чем они сумеют найти помощь.

— Пойдем, — шепчет ему Ла, не отрывая взгляда от меня. Я смотрю, как они с регулятором ковыляют прочь. Каждый шаг регулятора сопровождается вскри­ком боли. Когда они исчезают в темноте, я перевожу дыхание. Обернувшись, я вижу, что Корал сидит на земле, потирая голову.