Блаженная (СИ) - Ворон Белла (книги без сокращений .TXT, .FB2) 📗
— Что я наделала… — прошептала она.
— Ничего страшного!
Я подняла бокал. Его радужно-зеленый бок был рассечен трещиной. Я повернула его к Лике целой стороной.
— Он не разбился — видишь?
— Это плохой знак…
— Ничего страшного… — я подхватила Лику под руку, повела ее со сцены, — все хорошо, сейчас будем дома.
— Будто кровь… — прошептала Лика, обернувшись назад, на багровое пятно на полу.
— Отмоем, все отмоем!
Мы благополучно спустились по лестнице, вышли из театра. Проходя мимо колонн, Лика погладила одну из них.
— Я не вернусь сюда, я знаю, чувствую… — шептала она, вытирая слезы.
— Вернешься, как миленькая! Завтра репетиция. Хороша ты на ней будешь… — ворчала я.
— И ты беги… обещай мне!
— Хорошо, обещаю!
Мы уже шли по дорожке. Полпути пройдено.
— Ты уедешь завтра?
— Уеду… только не плачь.
Наш флигель уже совсем близко.
— Я должна сказать ему…
— Кому?
— Борис Павлович… он не вернется.
Я остановилась.
— Почему? Откуда ты знаешь?
— Обещай, что уедешь…
— Господи, как же напилась! — пробормотала я, подставила Лике плечо и помогла подняться по лестнице. Она засыпала на ходу. Я выудила из Ликиной сумочки ключ, открыла дверь и мы ввалились в ее комнату. Осталась финишная прямая. Несколько шагов и Лика рухнула на кровать. Я, как смогла, натянула на нее одеяло и выдохнула. Дело сделано. Теперь домой и спать.
***
Не включая свет, я села на кухне напротив окна и уставилась на темные крыши домов за оградой.
Я устала сегодня. От света, от музыки, от движения, от впечатлений. Но сильнее всего я устала от мыслей. И с этой усталостью я ничего не могу поделать. Я не умею отдыхать от мыслей.
“Тина, расслабь голову!” — частенько говорила мне бабушка. Правильно говорила. Еще знать бы как…
После того, что я узнала о Вадиме, моя версия насчет него и Лики рассыпалась. С одной стороны это плохо… то есть хорошо, а с другой… Нет, это со всех сторон плохо. Я совсем запуталась. Не буду думать о Вадиме.
Я не хочу всех этих переживаний, не хочу отношений. Я просто хочу заниматься своим делом.
Бабушка нашла бы сейчас слова для меня. Очень простые волшебные слова. Она мыслила ясно и четко, в голове у нее все было разложено по полочкам, недаром она много лет проработала в библиотеке.
Я поймала себя на том, что повторяю пальцем на поверхности стола очертания крыши бабушкиного дома.
Он укоризненно смотрит на меня из-за ограды. А где-то там, в его недрах, возможно, дожидается меня дневник Каргопольского.
Я бросила взгляд на часы — почти одиннадцать. Время детское. До утра многое можно успеть. Главное не задумываться.
Я сгребла со стола связку ключей и выскочила из дома.
глава 14. В которой Тина вспоминает то, что ей приказано забыть
В детстве, чтобы попасть в усадьбу и остаться незамеченной, я подползала под оградой в дырку, словно заботливо проделанную такой же сорви-головой, как я, только лет пятьдесят назад. Но теперь я взрослая, веду себя прилично и под заборами не ползаю. Тем более, что дырку наверняка заделали.
Поэтому придется делать крюк по усадьбе. А значит, пройти мимо раскрытых окон малого репетиционного, где все еще веселятся коллеги.
Если меня кто-нибудь случайно заметит, то наверняка окликнет, а возвращаться мне не хотелось. Плохая примета.
Можно пройти другой дорогой — не доходя до театра, повернуть вправо, миновать больничный корпус и вдоль ограды дойти до ворот.
Но маячить возле больничного корпуса мне тоже не улыбалось — Вадим мог уже уйти с вечеринки и бродить на сон грядущий возле больничного корпуса. А встреча с ним не входит в мои планы.
Не зная, какую дорогу выбрать, я замедлила шаг возле кустов боярышника и правильно сделала — неподалеку от меня захрустел гравий. Я инстинктивно юркнула в кусты в тот момент, когда на дорожке появился Вадим.
Он шел, посматривая по сторонам, будто искал кого-то. Я затаилась, едва дыша. А он остановился в том самом месте, где секунду назад стояла я сама. Постояв несколько секунд в раздумьях, Вадим полез в карман пиджака, в его руках засветился экран телефона.
Я ругнула себя, что не отключила звук на своем. У доктора есть номера всех артистов труппы, и мой не исключение. Если Вадим решит позвонить мне, то в ту же секунду мое укрытие будет обнаружено. А если я сейчас начну возиться, то Вадим конечно же услышит шуршание в кустах. Я могла только наблюдать, как он листает список контактов и молиться, чтобы он искал не мой номер.
— Вадим Алексеевич! — послышалось неподалеку. К Вадиму подбежал запыхавшийся Давид.
Возблагодарив судьбу за очередной подарок, я выудила из поясной сумки телефон и выключила звук.
— Вы не видели Лику и Тину?
— Сразу обеих? — усмехнулся Вадим.
— Они вышли подышать, но их давно нет. — Давид был слишком взволнован, чтобы заметить сарказм.
Вадим беспечно пожал плечами.
— Я никого не встретил. Думаю, Тина отвела Лику домой. Лика немножко… перестаралась.
— Она не подходит к телефону.
— Давид, успокойтесь. Уверен, она спит. Идите домой.
Давид не ответил и двинулся в сторону актерского флигеля.
Вадим пожал плечами, вернулся к телефону и побрел в сторону больничного корпуса.
Я подождала, пока затихнут его шаги, тихонько выбралась из куста и, крадучись и прячась в тень, направилась к театру — Вадим не оставил мне выбора. Убедившись, что площадка перед театром пуста, я пересекла ее, шмыгнула за угол и оказалась как раз под окнами малого репетиционного.
Музыка уже стихла, слышно было, как кто-то двигал мебель и убирал остатки праздника. По-хорошему, я должна быть там и помогать. Стыдно, но что поделаешь. В следующий раз останусь, — пообещала я своей совести. В этот момент хлопнула входная дверь и я услыщала голоса Яны и Аркадия. Они, как обычно, ссорились, точнее ссорилась Яна, а Аркадий что-то миролюбиво бубнил. Ангельское терпение у человека.
Тихо, как мышка, я прокралась к воротам, и, оказавшись за оградой, наконец-то смогла выдохнуть. Теперь свернуть направо и пройти вдоль ограды по грунтовой дороге, плавно огибающей усадьбу. Там, в конце дорожки, за высоким забором уже можно разглядеть причудливые контуры крыши моего дома, словно вырезанный из черной бумаги силуэт наклеен на чернильно-синее вечернее небо.
Я приблизилась к высокой резной калитке.
Как часто я вспоминала ее! Когда мы с бабушкой только-только переехали в Питер, я очень хотела в Воронин, но бабушка ни в какую не соглашалась.
На мои вопросы она отвечала уклончиво, но когда я уже чуть не плакала, приставая к ней, она ответила, что последняя просьба моей мамы к ней была — держать меня подальше от этого дома. Это было последнее, о чем она ее попросила.
“Вырастешь — решишь сама. А пока я отвечаю за тебя и принимаю решения. Ты ничего не обещала маме. А я своей дочери — обещала. Ее последняя просьба будет выполнена.”
Что ж, я действительно ничего не обещала маме. Она просто не успела меня ни о чем попросить.
Очень некстати вдруг вспомнились слова Вадима о том, что бабушка хотела меня от чего-то уберечь и поэтому держала подальше от дома. Но бабушке я тоже ничего не обещала.
Вот так, уговаривая себя, я тихонько открыла калитку и пошла по дорожке, вьющейся между пышных зарослей пионов и лилейника и роскошных розовых кустов. Заботливая рука Натальи Павловны чувствовалась и здесь.
А кирпичи на дорожке выкладывала бабушка — после смерти деда она почти все делала сама, а я как могла ей помогала. Нам это нравилось — делать вместе дорожки, красить, шкурить, делать всякие садовые штуки.
Я шла очень медленно. Дом забыл меня. Ему нужно время, чтобы вспомнить. Как старая собака, которая когда-то радостно встречала хозяина, а теперь, когда нюх и зрение с годами ослабли, ей нужно время, чтобы признать своего.
