В плену отражения (СИ) - Рябинина Татьяна (книга жизни .TXT) 📗
— Ты меня за идиотку принимаешь? — огрызнулась я. — Разумеется, я в курсе, что Англия на острове, а Германия на континенте. Надо думать, он не вплавь туда добирался. Главное — не пропустить тот момент, когда уже надо будет возвращаться обратно, чтобы не опоздать.
— Я боюсь за тебя!
— Включи уже голову, Тони! — сказала я с досадой. — Что со мной может случиться? Если Мартин дожил до тридцати шести лет, значит, по пути в Германию с ним точно ничего не произошло. А на обратном пути меня вообще никто не увидит.
— Во-первых, мы не знаем, произошло с ним что-то или нет. А что, если Боб Стоун на прощание приласкал его камнем по черепу[1], и Мартин полгода провалялся в коме? А что, если на обратном пути ты сядешь на корабль, который попадет в шторм и утонет? Могут ли вообще наши тела погибнуть в тот момент, когда делают что-то не по сценарию, а? Этот момент мы как-то не рассматривали.
— Тони, ты понимаешь, что я не смогу два месяца держать Мартина на поводке? Стоит мне на секунду расслабиться, и он тут же сбежит. Я молчу уже о том, что не вынесу такую пытку.
— Но ведь тебе все равно придется тащить его обратно!
— Так есть, наверно, разница — два месяца или?.. Сколько там занимает дорога из Германии? Возьмем худший вариант — что он действительно отправился в Германию, а не залип в ближайшем городе.
— Послушай, Света, как ты понимаешь, интернета здесь нет, — вздохнул Тони. — И точно сказать я тебе ничего не могу. Дай мне немного времени, я прикину, хотя бы приблизительно. Мы с Мартином не прямой наводкой из Пфорцхайма в Лондон путешествовали. А тебе надо будет скакать оттуда в Кале через Страсбург и Вормс, а потом из Дувра до Стэмфорда.
Следующей ночью Тони озвучил мне свои прикидки. Выходило все не слишком оптимистично. Даже с учетом того, что я могла менять лошадей хоть в каждой встречной деревне, выбирая самых лучших.
— Смотри, — сказал он, подтягивая подушку повыше, — если брать очень грубо, то от Пфорцхайма до Кале где-то около четырехсот миль. Еще раз говорю, я не знаю точно, сколько, и проверить негде. Может, больше, может, меньше. От Стэмфорда до Дувра — тут могу сказать точнее. По современным — нам, конечно, современным — дорогам примерно сто семьдесят миль. Здесь и сейчас — ладно, пусть будет двести. Итого порядка шестисот.
— Около тысячи километров, — перевела я в более привычные единицы. Наверно, надо прожить в Англии не один десяток лет, чтобы мили, фунты и прочие кошмары не вызывали внутреннего ступора. — Да, прилично.
— Когда я занимался конными пробегами[2], тренированная лошадь спокойно проходила сто миль за десять часов. Но лошадь сейчас — это неважно. Важно, сколько ты сможешь провести в седле. Начнем с того, что ты в ужасной физической форме, а десять часов в сутки — это даже для здорового человека непросто.
— А ты понимаешь, что сейчас без разницы — сидеть эти десять часов в седле или на стуле? — разозлилась я.
— Ты ошибаешься, — спокойно ответил Тони. — Держать в узде только свое тело или тело и лошадь сразу — не одно и то же. К тому же по незнакомой дороге тебе придется ехать только в светлое время. А это будет уже осень. Скорее всего, непогода. И извини за банальность, но тебе надо будет останавливаться не только для того, чтобы украсть очередную лошадь. Придется еще есть, пить, ходить в туалет, да и просто отдыхать. Так что давай набросим к шести минимальным дням для ровного счета еще три. Плюс минимум сутки на Канал[3]. Десять дней. Но это если Мартин действительно отправится домой к папе, а не куда-нибудь в дальние края.
— У меня нет выбора, Тони, — обреченно повторила я. — Десять дней, пусть даже две недели, я, надеюсь, как-то выдержу. Но не два месяца.
— Милая моя, мне так жаль, что я не могу это сделать вместо тебя!
От этих слов захотелось плакать. Мне так не хватало его нежности, ласки. Не хватало той особенной интонации вместе с особенным взглядом, от которых из глубины разливался жар и начинало частить сердце. Не хватало танцующих саламандр в животе. Не хватало его самого. И хотя я знала, что он — рядом, этого было так же мало, как когда-то поцелуя на железной лестнице гаража.
— Спасибо, — прошептала я, сжимая его руку… нет, к сожалению, руку Маргарет. Кольцо больно впилось в мои пальцы, словно мстя за то, что я хотела избавиться от его власти.
Когда все было решено, нам оставалось только ждать. Мы никогда не говорили о том, что будет, если нам не удастся вернуться домой. Но в последние дни лета я думала об этом очень часто. Например, когда Мартин писал портрет Роджера. Или когда ему удавалось подремать, устроившись на сундуке в каком-нибудь темном углу. А еще я постоянно думала о Мэгги, и эти мысли с каждым днем беспокоили меня все больше.
Однажды рано утром, когда Мартин вернулся в свою каморку после ночного свидания и только начал дремать, меня словно залило волной чудовищной тоски и тревоги.
Мэгги!
Что-то случилось, я была абсолютно уверена.
Промучившись часа полтора, я разбудила Мартина, заставила его одеться и погнала к Тони. Маргарет спала, но он услышал мои шаги.
— Света, что-то случилось? — спросил Тони, когда Маргарет открыла глаза.
— Не знаю. То есть знаю. Случилось. Только не здесь и не сейчас.
— Мэгги? — его голос дрогнул.
— Ты тоже чувствуешь?
— Мне как-то не по себе, — сказал Тони неуверенно. — Хотя ты мать, ты сильнее с ней связана.
— И я ничего, ничего не могу сделать! — крикнула я в отчаянье. — Тони, может, она там больна или даже умирает, а мы здесь — и ничем ей не можем помочь.
— Тише, моя хорошая, тише! — он обнял меня, осторожно поглаживая по спине.
Как странно, я могла заставить Мартина смеяться, но не плакать. Может быть, заплачь он — мне стало бы легче, но нет, его глаза оставались сухими. Ужас неизвестности, ощущение беспомощности, тревога — все это кипело во мне, не находя выхода. И вдруг все закончилось. Тело было все таким же — тяжелым, непослушным, налитым ноющей болью, но внутри в одно мгновенье стало легко и щекотно от радости, похожей на пузырьки шампанского. Я засмеялась, а потом, не в силах сдерживаться, завизжала на весь замок: какая разница, все равно никто не услышит.
— Что? — прошептал Тони.
— Все хорошо! С ней все хорошо!
— Ты уверена? Но откуда?..
— Я знаю! Теперь уже все хорошо.
Мне вспомнились слова сестры Констанс: «есть вещи, которые ты просто знаешь».
— Интересно, какая она сейчас? — спросила я, с трудом переводя дыхание. — Может, уже ходит или даже говорит? Знаешь, я не могу ее себе представить. Пытаюсь — и вижу тот маленький комочек, который только что родился.
— Она очень хорошенькая, Света, — улыбнулся Тони. — И у нее большие синие глаза. Как у Маргарет. А вообще все говорят, что она больше похожа на меня, чем на тебя.
— Это хорошо — когда девочка похожа на отца. Говорят, будет счастливой.
Он наклонился и поцеловал меня. Хотя глаза при этом крепко зажмурил.
[1] Игра слов: Стоун (англ. Stone) — камень
[2] Дистанционные конные пробеги — дисциплина конного спорта, в которой первенство определяется по лучшему времени прохождения дистанции спортсменом на лошади при условии сохранения в норме ее физиологических показателей
[3] Разговорное английское название пролива Ла-Манш (англ. the English Channel, фр. la Manche)
18. Чешуя дракона
Питер видел, что Бобана просто разрывает от любопытства и что он сдерживается из последних сил. Приличный слуга не должен спрашивать хозяина о том, что произошло. И даже другого слугу не может спросить в присутствии хозяина. Но самое ужасное — для Бобана, конечно, — что даже если он дотерпит до дома и потом осмелится попытать счастья у Джонсона, тот ему все равно ничего не расскажет. И тогда Бобан раздуется и взорвется, забрызгав все в радиусе ста метров.
— Мы гуляли, Бобан, — сказал он, скосив глаза на Джонсона. — Гуляли и обсуждали хозяйственные вопросы. А потом я подвернул ногу.
