Случайные люди (СИ) - Кузнецова (Маркова) Агния Александровна (книги бесплатно читать без TXT) 📗
— Неплохо, — призналась я. — Но вам бы там не понравилось. У нас совершенно нет магии. А те, кто выдает себя за колдунов и ведьм — шарлатаны.
— Дивное место, — сказал Мастер. — С удовольствием бы навестил. Я так устал от магии… когда от нее происходило что-то хорошее?
Он щелчком пальцев уничтожил пернатое украшение, и на его месте появилась чаша на кривых ножках, из которой тянуло ароматным. Огонек слетел в чашу, в ней вспыхнуло и стало гореть ровным розоватым пламенем. Как горит масло.
Как горело на Мархе Мэлоре. Я узнала запах.
— Давайте за справедливость, Мастер, — сказала я, протянула рюмку. — За правосудие.
— За воздаяние виновным, — ответил он. Рюмки звякнули.
Он снова попросил меня рассказать про мои земли, и я начала, тщательно выбирая, что можно и что получится передать словами. Больше всего Мастеру понравилось, что за книгами не надо охотиться, а можно себе их позволить, даже если зарабатываешь на хлеб ручным трудом, и можно не выходить из дому, книги сами придут к тебе. Так же как и музыка. Он назвал это роскошью и попросился в гости. Я щедро позвала, упомянув, что он будет спать на диване, зато в тепле и на чистом, а к завтраку я, так и быть, нажарю оладушек.
Мастер не знал, что такое оладушки, и пока я объясняла, голод окреп и поселился в желудке воющей бездной.
Глаза у Мастера снова были нетрезвые. Он быстро пьянел, что при мелком росте и тощем сложении неудивительно. Я, пользуясь ситуацией, спросила:
— Что написано на Полле?
— Секрет истинной жизни, — сказал Мастер невнятно. Я переспросила. Он пустился в объяснения, которые понял бы только его коллега-чародей, и опять наполовину на незнакомом языке.
— Чем это нам грозит? — спросила я.
— Лес будет везде, — сказал Мастер. Икнул, зажал рот ладонью, многословно попросил прощения. Снова вокруг его головы возникло сияние, и он, проморгавшись, встал, попросил позволения дамы отлучиться.
Ничего он не знает, подумала я. И никто тут ничего не знает, ни про Лес, ни про что еще. Тут, наверное, лечат отравления безоаром, и магическая наука, если это у них наука, наверняка недалеко ушла от медицинской. Ковыряются вслепую, не понимают и половины того, с чем сталкиваются. Как у нас думали, что уран полезен для здоровья.
Натворим мы тут дел, пожалуй, думала я. Хотя мне какое дело, я тут ненадолго.
Вернулся Мастер с мокрым лицом и влажными краями рукавов. В колодце умылся, не иначе. Мне бы тоже надо сходить освежиться, подумала я, а то масляный дым пахнет сладко и тягостно, и в голове от него и от еловой настойки туман и круговерть.
— Мне это не нравится, — сказала я. Мастер перелез через скамью, сел, сложив руки на столе. Уставился на меня внимательно. Я сказала капризно, словно предъявляя претензии конкретно ему: — Истинная жизнь, не истинная жизнь, фальшивая смерть… Можешь обмануть смерть, можешь что-то другое вытанцевать вместо нее. Бред какой-то. Я так не хочу. Никакого уважения.
— Жизнь и умирание — это факты природы, — сказал Мастер. — Вы сильно уважаете факты природы?
— А не в этом дело! — хватила я рукой по столу. — Не хочу. Хочу не знать, что такое смерть и жизнь и как они происходят. Ну или знать — когда-нибудь, чтобы в этом долго копались знающие люди и дали очень сложный ответ когда-нибудь потом. Потому что как только смерть и жизнь, те, кто могут их дать или отнять, или поменять, извернуть, как им хочется, начинают ходить среди людей, тут же какой-нибудь мудак сгребет их к себе и станет пользоваться.
— Говорят, король Кеннет был справедлив, — сказал Мастер с непонятным выражением.
— Правда, что ли? Ставлю все мои скидочные карты, недолго он был справедлив! Потому что такая власть портит. Ни у кого не должно быть такой власти. Потому что сразу начинаются всякие уродства одних людей в отношении других. Так хоть есть какая-то одна, единая правда на всех. Вот жил, вот умер, и ничего не сделаешь. Бедняк, король — для всех один конец, одно правосудие. Равенство, понимаете? Закон и правда. А тут уж никакой правды. Когда даже сдохнуть нельзя. Когда те, кому давно б уже пора, чтобы не портили другим жизнь, все еще ползают. Когда те, кто заработал покой, его не получают.
Они стояли вокруг стола: Марх Мэлор с братией, и Кеннет Желтый в золотых своих доспехах, и орк на голову выше всех в белом плаще с красным кабаном, и тот паренек с топором в плече.
Мастер взял рюмку, легко стукнул о край моей.
— За трезвый взгляд на жизнь, леди, — и выпил. В глазах у меня посветлело, в голове мгновенно, вспышкой, прояснилось. Я оглянулась. Никого в таверне, конечно, не было, кроме меня и Мастера. Я потрясла головой. Собственные слова все еще звучали в ушах. Много сердитых цветистых слов непонятно к чему.
— Вы были правы, — сказала я смущенно. — Забористая штука.
Мастер кивнул, спросил:
— Что это за слово?
— Какое?
Он с третьей попытки выговорил что-то похожее.
— Мудак? А-а, — протянула я, почесав переносицу. — Хорошее словцо, сочное, но как бы вам это объяснить. Человек такой, глупый и подлый. Происходит от названия некоторых… гм… мест мужского организма.
Он поднял брови, потом выговорил что-то певуче. Пояснил:
— Это на Весенней речи. Эльф, который слушает совета своих золотых бубенцов.
Мы немедленно выпили за дружбу народов и народов же взаимопонимание, и я пошла умыться.
Ведро стояло на краю колодезного сруба, полное наполовину. Я зачерпнула ладонями, плеснула в лицо, потерла. Плеснула еще. Где-то далеко ухало и подвывало, капли падали с меня на лопухи с увесистым стуком. Я пригладила волосы влажной рукой, оглянулась. Почудились шаги по заднему двору… или не почудились? Я шмыгнула обратно в таверну. Мастер сидел на торце стола, дергал пробку одной из бутылок, морщился, с короткими вспышками сжигал оставшуюся на пальцах пыль — и был сосредоточенный и даже красивый. Острое ухо торчало из волос и совсем его не портило, а добавляло сладкого удивления необычным. Я почувствовала, как благодарность растет в недрах организма и вот-вот съест меня совсем. Они все неплохие и даже добрые ко мне, случайные мои спутники, но никто из них не догадался просто вот так посидеть и послушать, самому пооткровенничать и никуда не спешить. Если с кем-то тебе не хуже, чем с самой собою наедине, то это что-то да значит. Благодетели, защитники — это здорово и в таком страшном мире — насущно, но друг — первейшее требование живой души.
Я сказала себе не обольщаться, потому что это одноразовое мероприятие, и зачем бы я была ему нужна, Мастеру, который хочет все бросить, людей и королевства, и жить свою отдельную жизнь?
Я потопталась на пороге еще, не зная, что сказать. Кашлянула. Мастер опустил бутылку, пламя разгорелось ярче, осветив мой угол.
— Красиво звучит, — сказала я неловко. — Осенняя речь, Весенняя… Почему их назвали так?
— Весенняя означает возрождение, — сказал Мастер, отставил бутылку. — Осенняя, соответственно, умирание. Либо начало и конец. Либо рассвет и закат, как вам будет удобно.
— Красиво, — повторила я. Подошла на несколько шагов. Мастер оттолкнулся от стола, встал, и мы снова были одного роста. — Означает вечную гармонию и бесконечность природы?
Он усмехнулся.
— Когда народы стали смешиваться, мудрые думали, что это будет конец, закат державы и культуры. Потому то, что получилось от взаимовлияния языков, стали называть Низкой речью, или Осенней. Произносить надобно с шипением. — Он выговорил, чуть не плюясь. — Купцы и морские разбойники подхватили сами про себя в шутку, а потом и прижилось.
— Поэтично получилось, — сказала я.
Мастер дернул острым плечом.
— Поэтично или нет, но сам диалект звучит как коверканье языка. Натащили людских слов… например, "синий".
— Что не так с синим?
— У нас было слово для синего! — Он приоткрыл губы, выдохнул певуче. Слово и впрямь было красивое. — Зачем было брать чужое?
"У нас", ха. Блудный сын эльфийского народа.
