Чернильный дневник (СИ) - Муравская Ирина (читаем книги бесплатно TXT) 📗
Нога болела и отзывалась тупой болью при любом движении. Прошло не меньше половины суток с того момента как она очнулась, но никто к ней не приходил. Лишь когда жажда и голод стали настолько нестерпимыми, что Аманда готова была лизать влажную стену, им обоим с Колином благосклонно принесли еды.
Несмотря на то, что это была каша, притом вообще не похожая на ту, что готовил ей Адриан, да еще и отливающая зеленым цветом, девушка все с жадностью съела. А вот стакан с, кажется, давно скисшей водой попридержала и отпивала маленькими глотками. Кто знает, когда им принесут новую порцию.
Снова наступила ночь, судя по крошечному окошку. Бранда не было. Аманда уснула беспокойным сном, постоянно просыпаясь, когда задевала покалеченную ногу. Утром принесли завтрак, который был с той же жадностью съеден. Отлично, значит, еду тут дают хотя бы дважды в сутки. Вчерашнюю утреннюю порцию она, вероятно, проспала.
Тянулся новый день, порезы и ожог покрывала малоприятная корочка. Колин пытался скрасить их гнетущее заключение за веселыми и порой даже беззаботными разговорами, пока за ним не пришли. Тогда Аманда, наконец-то, смогла рассмотреть сокамерника.
Да, блондин. Ее ровесник, не младше. Высокий. Жилистый. Волосы вьющиеся и встрепанные. Потасканная одежда. Вздернутый нос и смеющиеся васильковые глаза. Напоследок, Колин подмигнул ей и предупредил, что они еще встретятся. Он верит в лучшее. Больше Аманда его не видела. Что с ним стало? Отделался плетями, как и говорил? Или что хуже? Почему её-то никто не трогает?
За ней пришли только на следующее утро и отвели в знакомое помещение. Никаких изменений. Стул по центру, горящая печь, металлические сапоги в ней и Хавьер Бранд, стоящий в той же позе. Разница улавливалась лишь в паре незначительных деталей: Аманда на этот раз была хотя бы морально подготовлена и хромала на ногу, а дознаватель светился еще более лучезарной улыбкой, чем накануне.
Причина такой радости раскрылась быстро: Хавьер Бранд выпросил разрешения у конклава на использование более тяжеловесных пыточных приборов, обосновывая это тем, что пленница неразговорчива и обычным уловкам не поддается. Комплимент и камень в её огород одновременно.
Только у Аманды от этой новости едва не подкосились ноги. Ничем хорошим это не грозило. Что на уме у фанатичного дознавателя? Какие пытки он посчитает приемлемыми? Только не говорите, что расклеенные башмачки! Они и так снятся ей в кошмарных снах… Почему-то именно они пугали ее больше прочего, хотя выбор орудий для садистских издевательств был до невозможности разнообразен.
И Аманда знала это не понаслышке, потому что Бранд великодушно устроил ей экскурсию по местному складу, находящемуся в противоположной стороне от входа. Те самые двухстворчатые деревянные двери. От вида нагроможденных сооружений хотелось упасть в обморок. И это с учетом того, что девушка узнала лишь крохотную часть того, что там хранилось. “Металлические девы” с шипами, столы для четвертования, столб для дыбы, многочисленные плети и щипцы, висящие в ряд на стене…
Дознаватель все с тем же великодушием предоставил ей выбор: вырывание ногтей или раскаленные башмачки. Тогда Аманда и сдалась. Хватит с нее. Если можно избежать боли, лучше она ее избежит. Она прямо спросила, какое признание требовалось, чтобы закончить все это и предстать перед судом чертова конклава.
Ответ удивлял, но не сильно. И Аманда согласилась. Пускай так. Да, она виновна. Да, она предательница. Да, она в сговоре с алхимиками. Все, что угодно, лишь больше ее ничем не жгли и не резали. Уж лучше быстрая смерть.
Глава 13. Милтон
Разумеется, Хавьеру Бранду совсем не понравилось, что преступница так быстро сдалась. В своих мечтах он успел содрать с неё немного кожи, обварить в кипятке и возможно переломать, по меньшей мере, несколько пальцев. Впрочем, и такой расклад его удовлетворял. С признанием тоже было где разгуляться.
В дополнительные издевательства дознаватель решил выставить Аманду в самом позорном и жалком свете, а именно — представить на всеобщее обозрение, усадив в клетку и подвесив её на столбах на улице церковного городка Вермута. На посмешище публике, а заодно и как молчаливое угрожающее напутствие.
И вот теперь девушка дрожала от холода, кутаясь в замученные одежды, спасибо, что хоть оковы с нее сняли, и развлекалась тем единственным, что рассматривала открывшийся ей вид. А еще бродящих мимо зевак, для которых она стала животным экспонатом.
Шушуканья и презрительные взгляды Аманда за несколько часов успела научиться игнорировать. Когда буквально каждый считал своим долгом постоять с задранной головой у неё над душой и высказать вслух всё, что думает об “испорченной”… ну, на третьем десятке откровений уже как-то перестаёшь слушать.
Её металлическая клетка, в которой можно было находиться лишь сидя и поджав ноги, была подвешена на уровне выше человеческого роста и открывала общий обзор на городок. Ничего особенного в Вермуте не имелось, не считая отливающих золотом и серебром больших куполов главной церкви в стороне, пристанища конклава.
Да, несомненно, сооружение было величественным и устрашающим. Огромное, оно простиралось в разные стороны длинными коридорами, словно обнимало загребущими руками весь город разом. Для верующих защищая и оберегая, а для таких как Аманда — намекая на беспрекословный контроль.
Из-за открытого пространства было ужасно холодно. Если её оставят сидеть тут и в ночь, девушка искренне боялась, что утром Бранд найдет лишь обмороженный труп, покрытый корочкой льда. Но вроде как её мучитель не собирался держать жертву у всех на виду слишком долго.
Насколько поняла Аманда, он отправился к конклаву, чтобы те решили её дальнейшую участь. Вряд ли можно было рассчитывать на справедливый суд. С чистосердечным признанием он заведомо не имел смысла. Значит, очень скоро будет известно, какую казнь приготовили для неё садистские умы.
Аманде, честно говоря, уже было все равно. Лишь бы все поскорее закончилось. Она уже сломлена и вряд ли вынесет еще несколько дней заключения. Тело ломало и болело. Нога сходила с ума и ныла. Желудок требовал еды. Да и в горле чувствовался противный привкус подступающей болезни. Кажется, она простудилась, судя по тому, что её то знобило, но бросало в жар. Конечно, обычная простуда — ерунда по сравнению с тем, что ей грозило, но в комплекте со всем остальным было уже перебором. Сколько же можно…
Просидела девушка так почти до самого вечера, а затем вернулся её надзиратель и велел отвести обратно в камеру. Страшно сказать, но Аманда дико обрадовалась темнице. Тут хотя бы почти не дуло и был тонкий плед, в который она укутала босые ноги. Обувь Бранд изъял и, вероятно, они станут лишним доказательством её виновности. Ну правильно, тут-то ни у кого не было сапожек с металлическими вставками, да ещё и на молнии. Тут вообще не знали, что такое молния на одежду.
Пальцы на ногах долго не приходили в себя. Бледные и онемевшие, когда её только приволокли в камеру, начинали краснеть. Ну, если она не схлопотала легкое обморожение, то она не квалифицированный медик и пускай её диплом кто-нибудь сожрет на обед. Да и не только ноги. К голым плечам и рукам лучше было вообще не прикасаться.
Ощущение скорейшего конца к Аманде никак не приходило. Почему-то. Она прекрасно понимала, что дела плохи, но категорично не была согласна смириться с фактом скорой смерти. Нет, ну как так? Она жила себе, жила, а тут что… возьмет и умрет? Если её силой затащили в эту книгу, значит, она кому-то нужна, верно? А раз нужна, они не позволят, чтобы с ней что-то случилось? Может, это какая-то поверка?
Хотя затащить — затащили, но ведь не заставляли избавиться от внешних факторов и отказаться от реальной жизни! Если бы не собственная глупость, она уже пару дней назад как проснулась бы дома от будильника, в своей теплой кроватке, собралась и пошла бы на работу… привычные серые рабочие будни. Как они прекрасны, если подумать.
