Калинка-малинка для Кощея (СИ) - Комарова Марина (книги онлайн полные версии .txt) 📗
Однако Гррах уже хорошо знал нас, поэтому даже не отреагировал. Вкусного всё равно ничего не принесли, хозяину вреда не причинят, с визгами ужаса тоже бегать не станут. В общем… никакой пользы от таких гостей. Ни себе, ни желудку, ни душеньке. Сплошная скука.
Шкура, прикрывавшая вход в шатер, при нашем приближении сама растаяла в воздухе, обнажая черный зев входа. Тут же обдало запахом мускуса, благовоний и ароматного дыма.
— Заходите-заходите уже, — послышался скрипучий голос Ужива. — Тепло сейчас тут всё повыпускаете, а мне опять угли жечь. Вообще никакого уважения к старику!
Я невольно усмехнулся и вслед за Дивиславом нырнул в шатёр. Тут же по глазам ударила тьма, а голова закружилась от смеси сильных и сладковато-удушливых запахов. Рядом послышался судорожный выдох Дивислава. Это змеиное обиталище он не любил поболе меня, поэтому и реагировал соответственно.
На некотором расстоянии, на уровне глаз зажёгся тусклый оранжевый круг со старательно выписанными извилистыми символами. Под ним, на застеленном коврами полу, сидел Ужив. Седой давно, старый змей. Длинные волосы перехвачены кожаной лентой на лбу, от которой тянется вниз еще одна да прикрывает левый глаз. Только вот совсем не так, как у Лишки, у той повязка. А у Ужива нижний конец ленты свободный, только до скулы достает и отсвечивает приглушённо-желтым светом. Всё потому, что зрение змеиное позволяет ему видеть окружающих насквозь. Но коль долго своим врождённым даром пользуется и на всю катушку, то потом сам будто выжатая тряпка. Было как-то дело, рассказывал мне это за кружкой хвельцы, когда однажды пересеклись в «Умряге».
Кожа у Ужива смуглая, глаза поуже, чем у людей. По цвету — жёлтые-желтые, смотришь и аж горячо становится. Нос длинный да крючковатый, но не уродует, просто делает не таким, как мы. Губы узкие, острый подбородок, сеть тонких морщинок. Только ощущение, что это всего лишь маска, чтобы запутать, отвести взгляд, обмануть… В правом ухе висит малахитовая серьга в виде змеиной головы.
Одежда у Ужива простенькая: коричневая рубаха, подпоясанная плетёным поясом с бахромой, штаны. Сидит так, что не видно, обут или босой. Любят все змеелюды располагаться на полу. Как сесть на табурет или на стульчик — вечно у них начинаются страдания.
Ужив поднял руку в приветственном жесте; звякнули тонкие браслеты из чешуеобразных звеньев на запястьях, вспыхнули зеленоватым светом.
— Присаживайтесь, гости дорогие, — улыбнулся он уголком губ. — Нынче наши боги милостивы.
— И пусть такими и остаются, — ответил я, улыбаясь.
Ритуальная часть приветствия сказана. Дивислав не стал себя утруждать, только кивнул. Ты б еще ногой шаркнул, вообще б хорошо было!
Впрочем, Ужив знал нас пару десятков лет, поэтому особо церемоний не ждал. Только, пряча усмешку, смотрел, как мы устраиваемся напротив.
— Этот ковёр мягче прошлого, — внезапно заметил брат и вопросительно посмотрел на Ужива.
Тот только хрипло рассмеялся:
— Знаешь ли, я с годами не молодею. А потому надо и что мягкое подстилать, а то вдруг ноги не удержат.
— А на что тебе тогда хвост? — невинно осведомился я.
— Хвост, мальчик мой, создан для куда более интересных целей, — с улыбкой мягко сказал Ужив. Только вот глаза при этом остались холодными и внимательными.
Я покачал головой. Предполагать, что там за цели, попросту не стал. Ужив всё равно не скажет. А так голову закружит своими мудрёными словами, что потом вовек и не разберёшься.
— Мы тут… — начал было Дивислав.
— Вижу, — кивнул он, — выкладывайте подарки.
Вот же хитрюга! Насквозь видит, так еще и не смущается ни капли. Опыт, ничего не поделаешь. Так надо уметь.
Честно говоря, сколько лет Уживу, я сказать не мог. Он давал полезные сведения нашей семье еще тогда, когда мы с братом были малы. Внешне не менялся, всё так же оставался седовласым змеем с браслетами и в мешковатой простенькой одежде. Только родители относились к нему с огромным уважением, а в Межанске и вовсе змеелюду Уживу радовались в каждом доме. Потому и когда он приезжал к нам, как можно больше народу пыталось заманить его в гости и порасспрашивать о самых невероятных вещах.
Флейта и лампа ему понравились. Я видел, как удовлетворённо вспыхнул неприкрытый глаз. С губ сорвалось одобрительное шипение.
— Хорошо-о-о-о. Прекрасно. Замечательно.
Некоторое время, казалось, он ничего не видел, кроме принесённых даров. Мы с Дивиславом переглянулись, но промолчали. Обычай есть обычай. У змеелюдов принято уделять много времени подаренным вещицам, таким образом выражается уважение к гостю и дарителю.
Конечно, Ужив пользовался всем этим, так как дары любил просто бессовестно, поэтому не спешил поскорее разделаться с традиционной частью и перейти ко всему остальному.
— Тебе не кажется, брат мой, — пафосно обратился ко мне Дивислав, — что в лучших домах Удавгорода хозяева считают образцом приличия угощать гοстей οтменным медοвым отварοм и лепешками.
Не меняясь в лице, я кивнул.
— Истину глагοлят твοи уста, Дивислав. А ещё…
— Заткнулись οба, — хмыкнул Ужив. — Не надο делать культа с еды.
— Он еще и дο лепешек жадный, — пοжалοвался Дивислав.
Ужив наконец-тο οтложил пοдарки, прилοжил ладοнь к сердцу и склοнился в учтивом поклоне.
— Благодарствую, гости дорогие. Уважали старичка. Задавайте любой вопрос.
Я сцепил пальцы и хрустнул костями. Задавайте любой вопрос — не значит, что получите ответ. С ответом — как пойдёт. Вот же ж… змеиное племя.
— Ну, слушаю.
Дивислав что-то пробормотал про неудобные полы и затекающие ноги. Ужив сделал вид, что не услышал. Впрочем, со своим уставом в Удавгород ходить не стоит.
— Значит… тут такое дело.
Ужив тем временем достал тоненькую трубку, набил её какой-то сушёной травой и закурил. По комнатке тут же потянулся свежий и острый аромат. Смолистый такой, дышать бы и дышать. Прищурил жёлто-горячий глаз, будто пытался меня насквозь разглядеть.
— Что ты слышал о Двурогой горе, Ткачихе и серебряном серпе?
Ужив задумался. Из трубки поднимался зеленоватый дымок. Я краем глаза наблюдал за Дивиславом. Тот, кажется, витал в собственных мыслях и совершенно не задумывался ни о чем. Точнее, не так. Как раз думал, но совсем нас не слушал. Неужто девица Калинка так заворожила?
— Интересно, — задумчиво сказал наконец-то Ужив. — Именно такого не слышал. Да только… Понимаешь, такое тут дело у нас творится. Этак несколько месяцев назад появилась в наших краях Счаста-змея, сестрица Горыныча. — И посмотрел на Дивислава, словно тот должен был что-то знать.
Брат тут же вздрогнул, услышав знакомые имена. Взгляд серых глаз обрёл проницательность. Вон, даже губы поджал. Эх, переживает за друга. Всё же, пожалуй, кроме родственников и Горыныча, у него близких людей и не было. Бука мой братишка, таким уж родился. Впрочем, я еще хуже.
— Так вот, — продолжил Ужив, — вроде бы ничего, жила в домике на противоположной стороне Удавгорода. Мой дом обходила десятой дорогой. И всё бы ничего, но сами знаете: сила горынова такая, что нам, простым змеелюдам, и не снилось. Ходить к ней всякие стали, приезжать из других городов. Что делали, о чем говорили — неведомо. Только стали потом доходить слухи, что затеяла она дело нехорошее. А возле дома её по ночам ходят чудища, которых свет не видывал.
Он поднес ко рту трубку, затянулся. Дивислав аж вперед подался. Да и мне на месте усидеть было не так просто. Но Ужив знал, как выдержать паузу, и не спешил выкладывать всё, что знал.
— Не то чтобы я в это верил, — наконец-то произнёс он. — Раздвоенные языки наших женщин любую весть оплетут ядом и лживостью, будто нити клубка — не в меру разыгравшегося кота. Но в то же время… Совсем отмахиваться я не стал. Однажды ночью, когда луны не было, а все сторожевые ящерицы впали в оцепенение… — Он покосился на нас. — Есть такой период, о нем только ведуны вроде меня знают. Так вот… Вышел я и направился к дому Счасты. Пусть и не хранитель Удавгорода, да только у нас один за другого цепляется. Где и кто чего узнает, сразу другим передаёт.
