Порочные (СИ) - Вольная Мира (лучшие книги TXT) 📗
Я подавилась следующим вдохом, стиснула руки так, что ногти впились в ладони, встала, забыв про наготу и боль. Выплюнула остатки чужой крови, ставшей теперь вдруг отвратительной на вкус, вытерла губы и подбородок.
— Я ни на кого не нападала. Ленни выследила меня и набросилась.
— Она скулила, звала на помощь, просила тебя остановиться, Эм, — покачал головой Клив. — Вся стая это слышала. Нет смысла врать.
Я дернулась, с шумом втянула в себя воздух. А психованная волчица молодец, быстро и ловко сориентировалась. Гораздо быстрее меня.
— Я не слышала, как она звала на помощь, — покачала головой. — Я слишком давно не была в стае, чтобы способность общаться с вами в шкуре волка сохранилась. Я не нападала на Ленни, — повторила тверже, отстраненно замечая, что кровь из ран потекла сильнее.
— Эм, — низко, тихо заговорил Марк, — Ленни позвала на помощь, как только ты начала ее преследовать. Еще в лесу.
И снова — умница Ленни, лузер Эмили.
— Это чушь. Если кто кого и выслеживал, то это она меня. Я просто защищалась.
— И поэтому ты стоишь тут перед нами, — выплюнул Нэд, — а мою жену отнесли к Фрэн еле живую.
Жену?.. Вот так-так, Растяпа-Нэд женился на Ленни… Ясно-понятно. Стало вдруг смешно, смех буквально распирал, и я с трудом сдержала от того, чтобы не расхохотаться. Снова вдохнула и выдохнула, прогоняя туман в голове. Молчала. А стоило продышаться и осознать все до конца, место ненормального веселья заняло раздражение.
Волки все еще ждали от меня какого-то ответа.
— Я не нападала на твою суку-жену, — бросила зло, глядя в глаза Джефферсона.
— Эмили, — заговорил Маркус, и от того, как это прозвучало, мне захотелось вцепиться ему в глотку. — Ленни бы не напала на тебя, она знала, какие ее ждали бы последствия.
— То есть ты мне не веришь? — спросила ровно, стараясь контролировать дыхание и голос. — Три дня назад ты защищал меня перед ними, говорил на башне, что все понимаешь, а теперь считаешь, что я буду заниматься местечковыми разборками? Серьезно, Марк?
— Эм, я…
— Ответь мне, — оборвала его. — Ты правда думаешь, что я опущусь до того, чтобы выслеживать какую-то тупую суку? Гнать ее сюда? Пытаться убить?
— Бартон, чертова стерва, — прорычал Нэд. — Ленни не…
— Заткнись, Нэд, я разговариваю не с тобой, — оборвала волка, ярость снова врезалась в грудь, с такой силой, что стало сложно дышать. Я перестала чувствовать боль в бедре и боку, на шее, тянущее чувство отошло куда-то на задний план. — Да или нет, Маркус?
— Нам просто надо про…
— Нам ничего не надо, — снова встрял Нэд. — Ты злобная, мелочная…
— А ты трус, Нэд, — отбила спокойно. — Тебе проще считать меня тварью, чем открыть глаза на собственную жену. Забыл, как она и ее дружки гнобили тебя с шестого класса, а я вытирала тебе сопли и слюни, лечила синяки и разбитые губы, сидя под трибунами?
— Это не дает тебе права…
— О, да пошли вы все! — не сумела я сдержаться, развернулась и почти бегом бросилась к краю утеса. Я не могла на них смотреть, не хотела слышать. Если останусь сейчас тут, снова перекинусь и наброшусь на кого-нибудь. Драться буду пока не сдохну. Волки и агрессия, агрессия и волки. Хреново, с какой стороны не посмотри.
— Эмили, — позвал Маркус.
Я лишь ускорила шаг, остановилась на самом конце выступа, всматриваясь в темную воду, желая, чтобы она была достаточно холодной, чтобы остудить меня, унять ярость.
— Эм, ты ранена, не делай глупостей! — он шел ко мне, шел быстро, даже, пожалуй, слишком. Но, даже если побежит, не успеет. — Мы проверим…
— Да плевать, — пожала плечами.
— Эмили, мать твою!..
— Иди в жопу, — ответила тихо, боясь сорваться на крик. — Ты и твоя стая. Вы не волки — вы кучка подростков из старшей школы. Так и не выросли.
Я оттолкнулась от выступа и ухнула вниз, слыша разъяренное рычание Джефферсона в спину. Вода и правда была холодной, достаточно холодной, чтобы прочистить мозги и ожечь раны плетью из серной кислоты.
Я бы, наверное, застонала. Но мысль о том, что стон приведет к тому, что мне придется всплыть на поверхность, заставила сдержаться. И я лишь нырнула глубже.
За вещами вернусь позже.
Мне надо остыть, подумать и все взвесить.
Возможно… Возможно, я смогу помочь Артуру, только если заберу его в совет, в центр и свою лабораторию…
Здесь… здесь слишком много отвлекающих факторов и… болезненных воспоминаний.
Я вынырнула, отплевываясь, сориентировалась и поплыла к дальнему островку. Боль в ноге и боку заставляла почти скулить.
Вот так, Бартон. Получи по морде.
Отличное напоминание о том, что слова и обещания в этой стае всегда были лишь пустым звуком.
На берег я почти выползла, сил практически не осталось: течение и раны сделали свое дело. Упала на песок прямо возле воды и, раскинув руки, уставилась в темное небо. Улыбка змеей сверкала на губах, пока я пыталась отдышаться.
Все-таки мне удалось поплавать, пусть и не так, как я рассчитывала, но тем не менее.
Раны все еще кровоточили, причиняли боль.
Дура, Бартон. Наверняка занесла какую-нибудь гадость.
Я с трудом села, переждала головокружение и осмотрела то, что получилось осмотреть. Ну или попыталась. К сожалению, себя лечить я не могла. Может быть, никогда не смогу. Но на вид все выглядело куда как лучше, чем ощущалось.
Интересно, сарай все еще жив? Или подростки теперь используют что-то другое вместо него?
Я тяжело поднялась, ощущая каждую гудящую в теле мышцу, и еще раз внимательно огляделась, изменив зрение.
Остров выглядел так, будто тут давно никого не было: ни пустых бутылок из-под газировки и пива, ни оберток от шоколада и чипсов, ни следов кострищ.
С другой стороны, возможно, нынешнее тинейджеры гораздо сознательнее, чем были когда-то мы.
Мелкие острые камешки кололи обнаженные ступни, ветер заставил кожу покрыться мурашками, а я медленно брела от песчаной косы в сторону деревьев. Ощутимо шатало, и слегка кружилась голова. Неприятные ощущения — будто я слабая и беспомощная.
Я шла, цепляясь за деревья и ветки, изредка останавливаясь, чтобы отдышаться. Сырой воздух с озера пробирался под кожу, в кости и кровь.
Мне бы обернуться, конечно, но… Но сначала надо все-таки выяснить, цел ли сарай. Возможно, там найдется что-нибудь, чем можно перекусить. Охотиться я сейчас не в состоянии, да и не на кого тут, по сути, охотиться — остров слишком мал.
Трещали под ногами сухие ветки, царапали бедра и руки кусты, пружинила земля.
А я словно окунулась в детство.
Мне нравилась вода. Кажется, что плавать научилась даже раньше, чем впервые перекинулась. Я несколько раз даже переплывала озеро, чтобы побродить по другому берегу. То время в стае почему-то запомнилось как вечное лето с ярким, жарким солнцем, текущим по рукам мороженным, жареным маршмеллоу, и ветром в ушах, когда удавалось оторваться от учебников. Будто не было в том времени весны, осени и зимы. Только лето. Пахнущее травами, цветами, попкорном и яблоками в карамели. С потрескиванием костра и короткими, неумелыми гитарными переборами.
Лет до двенадцати я твердо была уверена, что об этом месте никто не знает, что я его полноправная хозяйка.
До того раза…
Я так разозлилась. На Марка, на Колина, на Крис. На всех. И по привычке удрала сюда, где могла ни на кого не оглядываясь, и ничего никому не объясняя просто побыть с собой наедине.
В тот день Колин сморозил что-то про то, что единственное, что мне удается превосходно — это осуждать других. Рыкнул после того, как у меня не получилось избавить его от раны, полученной в очередной стычке с городскими. Джефферсон, залатать которого у меня вышло полностью, просто стоял рядом и хохотал над остроумием волка. Я обозвала их придурками и свалила в закат, кипя от злости и несправедливых слов.
Что может быть больнее для девочки-перфекциониста, чем замечание о том, что у нее ничего не выходит? Что может быть обиднее, когда от парня, который ей нравится, вместо благодарности, она слышит издевательские смешки?
