Уездный город С*** (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна (первая книга .txt) 📗
— Женщина? — потрясённо проговорил поручик. — Но…
Лицо Аэлиты тотчас поскучнело, аккуратный носик неприязненно наморщился, а взгляд, которым был облит петроградец, явно пытался оного заморозить.
— Любезный Натан Ильич, поймите меня правильно, Алечка, конечно, моя двоюродная племянница, но здесь не идёт речи о кумовстве, — торопливо заговорил Чирков. — Она действительно замечательный специалист, спросите вот хоть у институтской профессуры, они не дадут соврать. Поймите меня правильно, я бы ни в коем случае…
— Как надену портупею — всё тупею и тупею! — тем временем негромко пропела себе под нос Аэлита, приближаясь к Натану. Обошла его кругом, остановилась позади, зачем-то потыкала пальцами в спину. Потом вдруг опустилась сбоку на корточки, задрала полу кителя и ощупала ногу.
Поручик настолько опешил от действий странной девицы, что застыл изваянием. Да и Пётр Антонович, осекшийся на полуслове, отмер только тогда, когда Брамс распрямилась, звучно отряхнула ладони и, завершив обход Титова, задумчиво буркнула: «Странно, нет…»
— Аэлита! — громыхнул Чирков. От гнева его лицо пошло бледно-красными пятнами, а усы нервно шевельнулись, будто сами собой. — Что за поведение?! Что ты себе позволяешь?!
— Дрын ищу, — спокойно ответила рыжая, ничуть не взволнованная негодованием родственника.
— Какой дрын? — переглянувшись с Натаном, ошеломлённо спросил полковник, мгновенно растерявший весь запал. Не иначе, от удивления.
— Обыкновенный, деревянный. Ну или необыкновенный, не деревянный… Видите ли, дядюшка, спина человека имеет некоторый изгиб, она просто не может быть столь прямой, — Брамс пальцем в воздухе начертила, какую форму, по её мнению, должна иметь спина. — Природа вообще не терпит прямых линий, также и в человеке. Ноги, и спина, и черты лица, и особенно извилины в мозгу… Как вы думаете, у него только спина прямая? — полюбопытствовала она, сначала выразительно обведя взглядом фигуру поручика, а потом — пристально уставившись на его лоб.
— Неизвестно, что хуже: прямой и ясный путь или лабиринт без выхода, из одних тупиков, — отвечая девице прямым насмешливым взглядом, отозвался Натан, едва удержавшись от улыбки. Укол Аэлиты, несмотря на витиеватость, звучал по-детски наивно, отчасти из-за предшествовавшей тому глупой ребяческой дразнилки, и обижаться на подобное было нелепо.
Девица Брамс чем дальше, тем явственнее показывала себя исключительно забавной и необычной особой. Не будь она при этом служащей уголовного сыска, и поручик горя бы не знал…
— Аэлита! — возмутился Пётр Антонович. — Натан Ильич, и вы туда же!
Пятна на лице полицмейстера слились в одно, полковник покачнулся и стал по-рыбьи хватать ртом воздух.
Служащие переглянулись с одинаковым удивлением, написанным на лицах, и с равной поспешностью кинулись к Чиркову. Подхватили под локти, усадили в кресло. Поручик расстегнул ему мундир и ослабил галстук, давая больше воздуха, положил ладонь на грудь против сердца. Полковник замер, почти не шевелясь. Титов нахмурился.
— Воды, — бросил девушке.
В этот раз Аэлита не стала пререкаться, воинственность слетела с неё в мгновение, оставив искренний испуг и неподдельную тревогу: шутка ли, родного дядю, даром что двоюродного, до удара довести!
Она направилась к окну, отдёрнула тонкую дневную штору и подняла с подоконника тяжёлый хрустальный графин со стаканом. Тревожно звякнуло. Плеснула вода — в стакан, частью на руки и подол девушки, чего Брамс даже не заметила. Бросив украдкой взгляд на мужчин, она для начала отпила сама, долила ещё, не глядя пристроила графин на стол.
Пока вещевичка возилась с водой, Чиркову явственно полегчало. Краска отхлынула от лица, оставив естественный цвет, дыхание стало ровнее и глубже. Аэлита тихонько приблизилась, обеими руками крепко, до побелевших пальцев, сжимая стакан, переводя полный тревоги взгляд с дяди на своего нового начальника и обратно.
Стоящий на коленях подле кресла, поручик выглядел до крайности сосредоточенным и напряжённым, и девушка с изумлением отметила испарину, выступившую на высоком лбу. А через мгновение едва не хлопнула себя с досады по лбу, сообразив наконец, что делает Титов. По всему выходило, он — живник, то есть прирождённый доктор, способный силой своего дара договариваться с живыми существами так, как вещевики договариваются с рукотворными. Видимо, даром своим петроградец владел, и неплохо, коли сумел помочь.
Казалось, вечность прошла, пока Натан, шумно вздохнув, отвёл руку. Пётр Антонович негромко кашлянул, несколько раз осоловело хлопнул глазами, будто не понимая, где он есть и что с ним происходит. Остановил взгляд на поручике, бездумно проследил, как тот тяжело поднимается на ноги, ещё раз моргнул — и, вздрогнув, наконец очнулся.
— Боже правый! Что ж это?.. — проговорил он, потрясённо глядя на молодых людей и нервически потирая ладонью грудь.
— Нехорошо, Пётр Антонович, так себя запускать, — проговорил Титов мрачно. Голос поручика зазвучал сипло, ржаво. — Давно вы у лекаря были? Сердце когда проверяли?
— Так я же это… Вот как в полицию перешёл. — Чирков вновь бестолково моргнул. Выглядел он сейчас потерянным и совсем не солидным, скорее жалким.
Опомнившись, Аэлита протянула зажатый в руках стакан. Дядя оный даже не заметил, зато углядел Натан. Схватил столь резко, что девушка дёрнулась от неожиданности, отрывисто кивнул в знак благодарности и в три шумных глотка опрокинул воду в себя. Аля зачарованно проводила взглядом сначала хрусталь стакана, потом — тонкую струйку, сбежавшую из уголка губ к подбородку и по дёрнувшемуся в такт глоткам кадыку за крахмальный воротничок мундира.
В этот момент полковник наконец полностью взял себя в руки, с кряхтением поднялся, щупая то грудь, то расстёгнутый ворот.
— Натан Ильич, голубчик, что же это такое было?
— Говорю же, сердце у вас шалит, — со вздохом отозвался тот и растерянно огляделся, не зная, куда деть стакан и отчего-то не решаясь поставить на начальственный стол. — К лекарю непременно загляните, кто знает, чем это в следующий раз закончится!
— Ох, и правда, — тихо качнул головой Чирков. Взгляд его запнулся о племянницу, и та, по построжевшему лицу полицмейстера предчувствуя выволочку, едва подавила порыв стыдливо втянуть голову в плечи. Но тут же, назло себе, решительно распрямилась, даже подбородок упрямо вздёрнула. — Аэлита Львовна, — твёрдо заговорил полковник, — будьте любезны впредь воздерживаться от этого вот мальчишества. Натан Ильич — ваш новый начальник, и он не обязан терпеть подобные выходки. Вы специалист редкого уровня, но такое поведение недопустимо не только для служащего полиции, но для любой приличной… любого приличного человека! Я понятно излагаю?
— Так точно, — сквозь зубы процедила девушка, вытянувшись во фрунт. Скулы её побелели от гнева, а глаза, напротив, грозно потемнели. — Разрешите идти?
— Идите, — устало вздохнул Чирков.
— Погодите, Аэлита Львовна, — окликнул её поручик. Обернулся к полковнику. — Разрешите? — Дождавшись кивка, вновь обратился к девушке: — Соберите, пожалуйста, всех служащих уголовного сыска, которые сейчас в городе, — попросил ровно, но осёкся, замялся и снова озадаченно посмотрел на полицмейстера: — Только вот… где?
— В двадцать третьей комнате, — пришёл тот на выручку с тяжёлым вздохом. — Там уголовный сыск и квартирует.
— Ладно, — ворчливо отозвалась Брамс и вышла. О протесте с представлением из себя вымуштрованного солдата она, по всему видать, забыла.
— Вы не сердитесь на Алечку, Натан Ильич, — со вздохом проговорил Чирков. Грузно опустился в своё кресло, упёрся взглядом в графин, побарабанил пальцами по столу, потом снова вздохнул и продолжил. — Поймите меня правильно, она хорошая девочка, умница, но чудачка. Вроде бы и ничего, но иной раз такие вот коленца выкидывает. Порой мнится, будто смеётся она надо всеми, нарочно гадости делает, уж и зла на неё не хватает, а вдругорядь глянешь — и ясно, что нет в ней пакостности никакой, она словно в самом деле не понимает, за что на орехи получает. Как дитя малое, ей-богу! Да у ней и батюшка такой, Лев Селиваныч, тоже чудак изрядный. Но Лёва помягче — тихий, даже робкий, а в Алечке ну точно бес какой сидит. И в кого она такая, ума не приложу!
