Песнь лихорадки (ЛП) - Монинг Карен Мари (книги хорошего качества .txt) 📗

Я застываю, запоздало поглощая только что увиденное. Сокращая мышцы, которые громко протестовали против сокращения, я вновь поднимаюсь и настороженно смотрю на свои руки. Они все в порезах и ссадинах, ладони покрыты коркой крови и кусочками черных… я щурюсь… перьев, кажется. Мои ногти обломаны до мяса, и там застряло еще кое-что… фу!

Я только что засунула палец в рот. Неудивительно, что там чувствовался такой дерьмовый вкус.

— Дерьмо, — шепчу я. Мой палец на вкус ничуть не отличался от того, что было у меня во рту. Что за хрень жрала Книга? От этой мысли я едва не выблевываю загадочное содержимое своего желудка.

Я засовываю телефон обратно в карман. Мне требуется несколько долгих, полных агонии моментов, чтобы подняться на ноги. Опасно пошатываясь, я бреду по тускло освещенной спальне в поисках ванной комнаты Дж. Дж. Младшего.

Когда я нахожу ее, то сожалею об этом.

Очевидно, Книга не была заинтересована в чистке и уходе за нашим общим сосудом. Она была слишком занята… другими вещами.

Я стискиваю раковину в поисках опоры, глядя на себя в зеркало. Думая, что здесь не должно быть зеркала. Мэллис притворялся вампиром. С чего бы ему, черт его подери, вешать здесь зеркало?

Я закрываю глаза, покачнувшись от истощения и ужаса.

Единственная часть моего лица, не покрытая коркой крови — это белизна глаз. Даже веки заляпаны ржаво-красным. Волосы окрашены кровью и каким-то органическим веществом, которое мне не хочется видеть. Кусочки блестящего серого вещества. Невидимых, я надеюсь. Моя одежда разорвана и в равной мере покрыта клочьями плоти и еще большим количеством крови. Что, во имя Господа, я натворила?

Я открываю глаза и пристально смотрю на свое отражение.

Я убила. Волна ужаса угрожает накрыть меня. Кого? Какие ужасные вещи я совершила? Какие грехи несу на себе?

Я медленно вдыхаю, протяжно и ровно выдыхаю, чувствуя, как тошнота в животе и учащенное сердцебиение успокаиваются. Ужас ни к чему не приведет.

Я могу либо поддаться страху и сдаться — или отказаться позволять ему задевать меня и двигаться дальше.

Я выбираю последнее, потому что первый вариант лишен смысла, ведет к разрушению и сделает меня лишь большей проблемой для моего мира.

Опустошив мочевой пузырь, который никогда в жизни не бывал таким полным, я открываю кран, брызгаю водой на лицо, беру ее в рот, полощу и сплевываю, затем начинаю отмываться наполовину использованным куском мыла, который Мэллис не успел прикончить перед смертью. Я скребу и оттираю себя, затем разворачиваюсь и вслепую ищу полотенце, потому что слой засохшей крови на моей коже такой толстый, что не отмывается. Я едва не сдираю себе кожу горячим влажным полотенцем, затем ныряю головой в раковину и намыливаю волосы.

Несколько минут спустя, мелко дрожа от усилий, я отбрасываю мокрые волосы назад и снова смотрю в зеркало.

Я тщательно изучаю свои глаза, не замечая ни намека на безумие, ни глубоко погребенного проблеска психопатического веселья. Лишь широко распахнутый взгляд зеленых глаз женщины, которая понятия не имеет, какие отвратительные действия совершало ее тело за последние пятнадцать часов.

Воспользоваться зубной щеткой Мэллиса внушало меньше отвращения, чем то, что у меня во рту — а это многое говорит о том, насколько все ужасно — я ошпариваю зубную щетку мертвого вампира под струей горячей воды, затем выдавливаю зубную пасту и рьяно чищу зубы, не обращая внимания на боль.

Закончив, я шарю по ящикам под умывальником в поисках зубной нити, затем опускаюсь на пол и приступаю к мучительному процессу чистки между зубами.

То, что выходит, я сохраняю, прилепляю на кусочек туалетной бумаги и изучаю.

Я ела Невидимого, по крайней мере. Черные перья.

— Пожалуйста, скажите мне, что это был не Кристиан, — шепчу я.

Я с трудом снимаю куртку. И хмурюсь. Мое копье пропало, плечные ножны пусты. Почему? Куда оно делось? Книга заколола кого-то невезучего и не потрудилась вытащить копье? Она конечно не отдала бы такое могущественное оружие! Я снова гадаю, какого черта успела натворить за последние пятнадцать часов.

Стискивая зубы и отказываясь застревать в опасных мыслях, я сосредотачиваюсь на том, чтобы стянуть с себя футболку и в итоге вновь размазываю кровь по лицу. Копье исчезло. Столько крови. Я трясу головой, чтобы сохранить ясность, отчаянно желая раздеться догола, чтобы оставить позади все обличающие улики совершенного мною, но штаны Мэллиса мне не подойдут. И все же я могу переодеться в одну из его рубашек.

Вновь начисто вытерев лицо, я ползу в гардеробную, примыкающую к ванной. Я пропускаю драматичную винтажную готическую одежду, пока не нахожу простую черную рубашку из матового шелка, натягиваю ее и прислоняюсь к стене гардеробной, хмурясь, восстанавливая дыхание, обдумывая только что произошедшее.

Синсар Дабх заснула.

Готова поспорить на свою жизнь.

И каким-то образом я бодрствую и снова здесь. Но как это работает? Если она так устала, что вырубилась, почему это не мешает мне бодрствовать? Возможно ли, что именно это произошло в день, когда я убила Серую Женщину — потому что Книга не привыкла к физическому воплощению, она быстро выматывается и теряет надо мной контроль? Значит ли это, что я — это снова я, и все хорошо, пока я вновь не воспользуюсь заклинанием? Или это значит, что как только она восстановит силы, она мгновенно вновь возьмет надо мной верх?

Я чувствовала, как она теряет контроль над моим телом, испытала ее ярость, подслушала панические мысли.

Я чувствую себя точно так же, как тогда, когда пришла в себя после убийства Серой Женщины, только хуже — везде болит, и я отчаянно устала. Я гадаю, не выбиралась ли Книга на прогулку за минувшие годы? Может, в детстве я ходила во сне и даже не знала об этом? Мне хочется спросить об этом маму и папу. Будет ли Книга думать, что это сделала она сама, если она придет в себя и обнаружит, что находится в другом месте, чистенькая и в другой одежде?

Я вздыхаю. Я понятия не имею, что происходит или сколько у меня есть времени. Лучше воспользоваться им с умом. В тот единственный раз, когда я потеряла контроль, я вырубилась и абсолютно не осознавала, сколько времени прошло. В этот раз я все понимала, но была заперта. Было бы глупо прийти к выводу, что я вернула себе постоянный контроль. Я ничто не могу принимать как должное, когда это касается Книги.

Последнее, что я помню из своих действий — это как Синсар Дабх завладевает мною, а я кричу Джаде бежать. Я молюсь, чтобы она послушалась меня и бежала быстро и далеко. Если я пожертвовала всем, чтобы спасти ее, лишь для того, чтобы убить…

Я даже не могу закончить эту мысль.

Бэрронс. Конечно, он бы пришел за мной… за ней. Он мертв? Я убила его? Опять? Что делала Книга со своей свободой? Конечно, у нее есть цели, ориентиры. Но какие? Учитывая, что я таскала эту штуку в себе всю свою жизнь, я не очень-то много знаю о ней, за исключением того, что она склонна к ребяческим насмешкам и угрозам К'Вракнуть мир. Но чего она на самом деле хочет? Без сомнений, под ее развязным маниакальным поведением кроется острый, сосредоточенный, превосходный разум.

Я заставляю себя дышать медленно, глубоко, стараюсь упорядочить мысли, но запах Мэллиса заполнил гардеробную тошнотворным запахом его одеколона с ноткой разложения, которая пристала к его одежде, и внезапно я не могу оттуда выбраться достаточно быстро. Один лишь его запах отбрасывает меня назад ко времени, проведенном в адском гроте под Бурреном, а мне нужно полностью быть здесь и сейчас.

Я использую в качестве опоры шляпные коробки и небольшой сундук, пошатываясь, выбираюсь из гардеробной и вываливаюсь в спальню, где оседаю у стены, подтягиваю ноги к груди, обхватываю их руками и опускаю голову на колени.

Жизнь была такой простой. Когда мы молоды, кажется, что великие приключения поджидают нас за каждым углом. Мы сильны, выносливы, невредимы. Мы думаем, что наша вторая половинка уже на пути к нам, мы поженимся, заведем детей и будем любимы. Я купилась на это. Я думала, что буду воспитывать детей с Алиной, ходить по магазинам в Атланте, ходить на родительские собрания и наслаждаться семейными праздниками. Проводить ленивые летние вечера, слушая музыку тихо поскрипывающего крыльца под медленно вращающимися вентиляторами, потягивая пропитанный магнолиями бриз и сладкий чая, наблюдая, как растут мои дети в нормальном и приличном по большей части мире.