Матушка Готель - Подгорный Константин (читать книги онлайн полностью .txt) 📗
Констанция плакала и всхлипывала, все так же, сидя на полу, обняв Готель за талию и положив свою голову ей на колени. Готель ничего не отвечала, но оказавшись закованной такими объятиями, ей ничего не оставалось, как гладить каяницу по голове. Уже несколько минут в доме стояла абсолютная тишина, позволившая Готель уловить чье-то едва слышное присутствие. Она повернула голову направо, к приоткрытой двери, где подошел Клеман. Она смотрела на него какое-то время, не произнося ни слова, без даже малейшего движения на лице, проведя весь грустный диалог одними глазами, а когда тот удалился, она, опустив ресницы, снова повернула голову к окну.
Уходя, Констанция передала Готель сверток, похожий на документ, и сказала:
- Прошу вас принять, в знак примирения эту бумагу, подписанную королем. Она обязывает всех во Французском королевстве оказывать вам всестороннюю помощь, а также гласит, что ни одна дверь на территории Французского королевства не будет более перед вами закрыта. Это лишь то малое, что я могу сделать для вас, поскольку знаю, что все это несоизмеримо в сравнении с болью причиненной вам королевством.
Договорив это, Констанция надела капюшон и повернулась к двери.
- Подождите, Констанция, - остановила её Готель.
- Да, - улыбнулась та.
- Я не хотела бы обманывать себя и вас, желая счастья вам обоим, но каждому из вас в отдельности желаю счастья, поскольку вас люблю обоих.
Констанция бросилась на шею Готель и, покрыв её лицо и руки поцелуями, простилась.
Когда Клеман заглянул в комнату снова, Готель лежала на кровати, отвернувшись от окна. Её глаза были неподвижны. Она смотрела в одну точку, практически не моргая, остекленевшим и опустошенным взглядом. И единственное, что читалось в этом взгляде, было одиночество. Безграничное, вселенское. Не осталось ниточек ведущих за горизонт, не осталось незавершенных отношений. Готель чувствовала себя разорванной и брошенной, и понимала, что сделала это она сама, отпустив грехи Констанции, вверив Раймунду в руки его Тулузу, как гарант его сердечного спокойствия. И теперь вся эта добродетель в её душе металась, как загнанный зверь в клетке, не зная выхода и не чувствуя откуда придёт поощрение.
Клеман постоял несколько секунд и, решив пока не беспокоить Готель, спустился вниз, но через час томительного ожидания поднялся снова. Она была в том же положении. Он тихо вошел в комнату и сел на кровать лицом к окну, таким образом, что Готель оказалась к нему спиной.
- Едва ли я могу понять, что вы сейчас чувствуете, - заговорил он, - моя скромная жизнь никогда не давала мне того, чего бы я боялся потерять. Мой магазинчик это мой дом, где одеваются бедняки и бездомные, он мне кров и пища, и еще маленькая мечта, о которой я грезил давным-давно, отправляясь в Париж. И возможно, не подари однажды этот город мне встречу с вами, я бы тоже решил, что Париж это лишь миф, придуманный для людей, верящих в чудеса. Но теперь я знаю, что это не миф. И это, должно быть, действительно волшебный город, если даже у такого мечтателя, как я, есть шанс встретить такое чудо, как вы. Каждый раз, когда вы уезжали, я боялся потерять вас, потому что вы стали для меня этим городом, и каждый раз, когда вы уезжали, Париж уже не был тем волшебным городом, о котором я мечтал, - грустно договорил Клеман; он немного помолчал, а потом добавил, - если бы у меня была такая женщина как вы, я бы не променял её ни на один город, потому что любой город без неё был бы просто улицы и дома.
- Говорят, нельзя верить хромой собаке и женским слезам, - улыбнулась Готель.
- А я верю, - ответил Клеман.
А потом она просто сказала "да". Быть может, спонтанно, быть может, из-за удушающей пустоты, в которой она тонула и понимала, что ели что-то в её жизни не случиться сейчас, немедленно, то она просто потеряет рассудок.
Что касается Клемана, он не в силах был скрывать своего счастья, поскольку этим счастьем светилось все его лицо. В следующие два дня он открыл Готель все свои мысли, искренне и без остатка, и при этом искренне верил, что случившееся с ним было обстоятельство и результатом способствующих тому отношений; даже когда замечал, что Готель все еще заглядывает за горизонт. В такие минуты она замирала у окна, вдыхала запах вьюна, того же что овивал окно на ослепительно белом балконе, и закрывала глаза. Готель каждый раз удивлялась его белоснежности.
- Как такое возможно? - проводя своими тонкими пальцами по парапету, спросила как-то она.
- Ракушки, - ответил Раймунд, - на берегу их несчетное множество.
Она улыбнулась.
- А когда вы здесь, я вижу вас с берега, - заметил маркиз и показал вниз рукой.
Он так же каждый раз удивлялся, как волосы могут бить столь черными. Он проводил по ним рукой, отводил их назад, оголяя шею возлюбленной, и та под этой лаской прижимала свою щеку к его руке.
- Когда вы спуститесь?
- Что? - вздрогнула Готель.
- Я приготовил ужин, когда вы спуститесь? - повторил Клеман.
- Простите, мой друг, я иду, иду, - смутилась она, поправляя волосы, - иду.
Постепенно на неё начало снисходить осознание её согласия на брак, вверенного Клеману. Готель стала задумчивой и молчаливой, она пыталась представить себе картину их следующей жизни, но слишком скоропалительным оказалось её решение, а потому меж ними создалась неловкость в общении, которую они оба уже хотели прекратить.
- Как ваша нога? - спросил Клеман.
- До свадьбы заживет, - ответила та.
Готель уже нормально ходила, хотя иногда все же испытывала некоторый дискомфорт.
- Я думал о том, где бы мы могли обвенчаться, - кстати, заговорил он, - возможно, я мог бы устроить венчание в церкви Святого Этьена или в базилике Святого Стефана, как вы думаете?
Ему было важно, чтобы день их бракосочетания остался незабываемым не только для его будущей супруги, но и для него самого. В то же время Готель понимала положение будущего мужа и то, что чтобы устроить церемонию на центральном острове, Клеману пришлось бы продать свой дом на берегу Сены.
- Если вы не против, я бы попросила сестру Элоизу обвенчать нас, - предложила со своей стороны Готель и через несколько дней отбыла в Паркле.
Она не видела аббатису уже несколько лет, а кроме того сейчас ей нужен был совет, поддержка, или что-нибудь, что указало бы ей дорогу.
- Вы любите его? - спросила сестра Элоиза.
- Как человека, да, - ответила Готель, - но я не знаю, смогу ли я быть счастлива рядом с ним. Боже мой, матушка, я так оступилась, так оступилась. Я, похоже, думала тогда лишь о себе, но бедный Клеман, я не могу теперь разбить ему сердце, он так счастлив.
Они прошли вдоль аббатства до самого парка и сели там на скамейку.
- Я всегда видела в мыслях, свадьбу и…, знаете, иногда я все еще, по привычке, воображаю, что это будет Раймунд.
- Я думаю, этот брак пойдет вам на пользу, - снимая с рукава рыжий волос, ответила сестра Элоиза.
- Но если я ошиблась, матушка? - досадовала Готель.
- Мы все ошибаемся, дитя мое, - сказала аббатиса, поднимаясь уходить, и добавила, - но вы можете передать Клеману, что я с радостью вас обвенчаю.
Готель осталась в парке одна. Она надеялась, что, возможно, в священном союзе Бог даст ей ребенка. "Боже! - гневаясь на себя, встала со скамейки она, - почему я до сих пор думаю, что это будет ребенок Раймунда".
Свадьбу назначили через десять дней в базилике Святого Стефана. Теобальд - парижский епископ, с почтением перечитавший из рук Готель документ, подписанный Людовиком и переданный Констанцией в счет искупления грехов их королевства, лично открыл молодым двери своей церкви, безо всяких сборов и плат.
За час до того Клеман бегал с этажа на этаж, собирая какие-то мелочи. Ленты, цветы были разложены тут и там; одни нужно было брать до венчания, другие после, третьи раздать гостям. Готель собиралась на втором этаже. Для неё этот день тоже был важным, но она не наводила такой суеты, как Клеман, а была сдержана и кротка. Она медленно разгладила на себе платье, которое сшила к венчанию, надела серьги, сделанные неаполитанским ювелиром из ей самородка, и расчесала волосы. Она не дума о Раймунде, не думала о Клемане. Она так давно мечтала пережить этот день, что решила позволить этому дню пройти с поднятыми флагами давно желанного праздника.
