Вампиры – дети падших ангелов. Музыка тысячи Антарктид - Молчанова Ирина Алексеевна
— Ну конечно, кто бы сомневался, — скривилась одногруппница и повернулась к Владу, смерив его понимающим взглядом. — А ты молодец, — неожиданно похвалила она, — быстро утешилась, кто бы мог подумать!
Катя не знала, что сказать в оправдание, все действительно выглядело так, как это восприняла Алиса.
— А что случилось? — спросил Влад.
Алиса зло рассмеялась.
— Что случилось? Да так, ничего особенного! — Она приятельски похлопала Катю по плечу. — Такое несчастье, Катькин бойфренд попал под машину, а она… она вот заболела, бедняжка, даже проведать своего любимого сходить не смогла! А он-то наивный, как его из реанимации в палату перевели, каждый день глаза открывал и спрашивал: «Катя приходила?» «Катя была?», «А Катя про меня говорила что-нибудь?». — Алиса хмыкнула. — А Катя себе другого нашла, вот как бывает! Конечно, зачем ей калека?! Пока он был здоров, можно и развлечься, можно говорить: «Костя, проводи меня», — а теперь Костя стал не нужен!
Катя ослабила на шее шарф, он вдруг начал ее душить. Взгляд Влада, казалось, вот-вот выжжет у нее на лице клеймо: «Недостойная».
— Кстати, — показала Алиса на часы, — мы опаздываем, ты идешь?
— Сейчас, — выдавила из себя Катя, но Влад высвободился из ее рук и сказал: — Не опаздывай. — Больше он ничего не добавил и зашагал прочь.
Обе девушки проводили его взглядом, а когда он скрылся за домом, Алиса процедила сквозь зубы:
— Я даже не подозревала, какая ты дрянь!
Катя промолчала. За дни, пока болела, о Косте она думала ничтожно мало.
Небольшой зал изобиловал серебром. Рассчитанный на сто мест, не считая четырех маленьких балкончиков и главной ложи, расположенной за синими бархатными диванами, в свете свечей он весь блестел. Белокаменные витые колонны, украшавшие сцену, и бело-синие стены были отделаны орнаментальным рисунком музыкальных инструментов: гитар, арф, флейт, масок людей, животных. В нишах, подсвеченных голубым светом, поблескивали серебряные статуи греческих богов.
Лайонел подпер рукой голову и невидящим взором уставился на мини-сцену, где уже как третий час шел спектакль «Щелкунчик». Именинницы — сестры Кондратьевы, Анастасия и Виктория, — сидели по обе стороны от него в главной ложе, точно сторожевые собаки, чтобы он не сбежал.
Анастасия наклонилась к нему и негромко поведала сто раз уже известную всем историю:
— Нам с сестрой было по восемь, когда в Москве впервые поставили «Щелкунчика».
Лайонел вежливо улыбнулся.
— Как сейчас помню, — обмахиваясь веером, присоединилась к беседе Виктория, — двадцать первого мая матушка одела нас в нарядные платья и…
— Это был наш первый балет, — подхватила Анастасия, и ее тонкие пальчики в белоснежной перчатке накрыли руку Лайонела. — Нам так понравилось, так понравилось!
Молодой человек поймал ревностный взгляд Виктории, брошенный на руку сестры, и покосился на балкон, где с видом оскорбленного достоинства сидела Анжелика со своим пауком в компании парочки высокопоставленных гостей. В главную ложу именинницы ее не пустили, но вольность одной из сестер она не могла не заметить. Кроваво-красные губы превратились в одну линию, спина неестественно выпрямилась, голова чуть наклонилась к пауку, перебиравшему лапами по обнаженному плечу.
— …и это стало своего рода традицией, каждый год мы ходили на «Щелкунчика» в день нашего рождения, самый лучший подарок, — щебетала Анастасия, не обращая внимания на то, что ее никто не слушает.
— Потише, дорогая! — мстительно потребовала Виктория, с такой силой обмахивая себя веером, что свечи в ближайших к ним серебряных канделябрах потухли.
«Не надо было с ними спать», — раскаялся Лайонел, наблюдая за тем, как черные паучьи лапы быстрее заскользили по шее Анжелики. Девушка медленно обернулась и гневно уставилась сперва на сестер, потом на Лайонела.
Анастасия сразу же вернула свою руку на место — к себе на колени и потупила глаза, Виктория спряталась за веер.
Когда девушка отвернулась, сестры, точно гусыни, одновременно вытянули к нему шеи, и Анастасия прошептала:
— Ходят слухи…
— Это лишь слухи, — не дал ей закончить Лайонел.
Именинницы разочарованно от него отпрянули, а на кроваво-красных губах хозяйки паука заиграла надменная улыбка.
Отодвинулась синяя бархатная портьера и в ложу бесшумно проскользнул одетый в черный костюм Вильям.
Сестры пренебрежительно кивнули ему на соседний диван.
— Мог бы и не приходить, десять минут до конца балета, — прошипела Виктория.
— Меньше, — фыркнула Анастасия.
Лайонел подмигнул брату, но тот с кислым выражением лица плюхнулся на диван и отвернулся как от сестер, так и от сцены, уставившись на голую стену.
— Невежда, — поморщила носик Виктория и, наклон нив голову так, что черные кудри скатились по хрупким белым плечам, заметила: — Трудно представить, что вы родные братья, какая-то насмешка судьбы!
Она еще что-то хотела добавить, но, поймав на себе холодный взгляд голубых глаз, резко осеклась.
До конца спектакля в главной ложе установилась тишина, а когда занавес на сцене опустился и стихли последние рукоплескания, уже у выхода Виктория спросила:
— Лайонел, как вам балет?
— Ненавижу «Щелкунчика», ничего личного, — обронил молодой человек и, ухватив за локоть брата, чтоб тот не сбежал, вышел с ним из ложи.
— Не боишься, что Виктория теперь с горя проглотит свой веер? — полюбопытствовал Вильям, устремляясь к винтовой лестнице, устланной красной ковровой дорожкой.
— Нет, я боюсь другого…
— Чего же? — обернулся через плечо брат.
— Того, что у коз на соседней ферме при виде твоей недовольной физиономии молоко скиснет прямо в вымени.
— Рад, — криво усмехнулся Вильям, — впервые слышу, чтоб ты заботился о ком-то, кроме себя. Козы… Очень мило, продолжай в том же духе, возможно, этак лет через двести твоя забота коснется и простых людей.
Лайонел поравнялся с братом.
— Что, малышка Кэт тебе отказала? Сочувствую!
— Не твое дело, — рыкнул Вильям и кивком указал на второй этаж, где у лестницы встретились сестры Кондратьевы и Анжелика. — Разбирайся лучше со своими женщинами!
— Мои женщины разберутся сами, — Лайонел ухмыльнулся, — пусть выживет сильнейшая.
Они спустились в тускло освещенный зал без единого окна, с восьмью огромными колоннами и высоким потолком, расписанным библейскими сюжетами.
— Значит, эта рыжая кошка оказалась не так проста? — Лайонел потянул брата за колонну, где вдоль стены стояла софа. — Брось, Вил, мне-то ты можешь рассказать! Ну же! Она не увидела в тебе мужчину, который смог бы удовлетворить ее… — Он засмеялся и закончил: — …непомерные амбиции?!
— Что за бред ты несешь?! — рассердился Вильям. — Ты говоришь о Кате, не об Анжелике и даже не о сестрицах Кондратевых, помешанных на власти! Катя не такая… Она… она светлая!
— Я знаю, о ком говорю, — насмешливо возразил Лайонел.
Брат устало опустился на софу.
— У нее, кажется, есть другой…
— Другой? — напрягся Лайонел. — Как это?
— Дурак, что ли, — нахмурился брат, — не понимаешь, что такое «другой»? — Вильям неожиданно улыбнулся, на миг лицо его просветлело. — Ну конечно, в твоей-то жизни понятие «другой» не существует как таковое!
В зале стало шумно — спускались гости, поэтому Лайонел поторопил:
— Что за другой, почему ты так решил?
— Одногруппница ее сказала… И еще много чего сказала, во что я просто не могу поверить.
Кошачьей поступью подошла Анжелика, но Лайонел приказал ей:
— Оставь нас.
— Не пойму, — подозрительно сощурил зеленые глаза Вильям, — а чего это ты обеспокоился?
— Да так, ты позоришь меня, — соврал Лайонел, — мало того что тебя динамят девушки нашего круга, так еще простая девчонка дурит!
— Она меня не дурит! Просто… просто какое-то недоразумение. Я разберусь с этим!
— А соперника видел?
— Видел, — сморщился Вильям, — я мог голову дать на отсечение, что между ними ничего нет! Он лип к ней как… Тьфу, а она…
