Тень суккуба - Мид Ричел (Райчел) (книга жизни .TXT) 📗
Я сама не понимала, как сильно жажду его прикосновений, пока неожиданно для себя вдруг не взяла его руку и не положила на талию, привлекая к себе. Его глаза удивленно распахнулись, но он не отстранился. Мы были почти одного роста, поэтому его губы легко нашли мои и обрушили на меня лавину поцелуев. Я прислонилась к нагретой солнцем каменной стене, оказавшись зажатой между ней и Кириакосом. Я чувствовала его всем телом, мы стояли очень близко, но этого было мало.
Поцелуи становились все более неистовыми, губы будто старались сократить остававшееся между нами расстояние. Я снова взяла его руку и положила себе на бедро под юбкой. Он поглаживал мою нежную кожу и, не дожидаясь дальнейших подсказок, провел пальцами по внутренней стороне бедра. Я выгнулась, прижалась к нему бедрами и стала тереться о него, я хотела, чтобы он трогал меня везде.
— Лета? Куда ты подевалась?
Сквозь шум ветра я услышала, как сестра зовет меня. Она еще далеко, но если пойдет искать меня, то наверняка найдет. Мы с Кириакосом отступили в разные стороны, задыхаясь, тщетно пытаясь справиться с бешеным сердцебиением. Он смотрел на меня так, будто увидел впервые в жизни. Его глаза горели.
— У тебя был кто-то до меня? — удивленно спросил он.
Я покачала головой.
— Но откуда… Я себе даже представить не мог, что ты на такое способна…
— Я быстро учусь.
На мгновение нам показалось, будто мир остановился. А потом он снова прижал меня к себе и страстно поцеловал. Его рука нащупала подол моего платья и задрала его до самого пояса. Он крепко сжал мои бедра и плотно прижался ко мне. Я прижималась к его твердому телу и отвечала ему неизведанным для меня, но очень естественным образом. Его пальцы скользнули внутрь меня, ощущая влажность между бедер. Его прикосновения обжигали, я застонала, требуя продолжения.
Но тут он вдруг развернул меня лицом к стене. Одной рукой он придерживал мне юбку, а другой, похоже, пытался освободиться от собственных одежд. Секунду спустя он толчком вошел в меня. Это было потрясение, ничего подобного я никогда не испытывала. Я сказала правду: у меня не было мужчины, и, несмотря на то что я была вся влажной от желания, этот первый раз все равно причинил боль. Казалось, он слишком большой, а я — слишком маленькая.
Я вскрикнула от необычной боли, которая совсем не уменьшила желания. Он входил в меня резкими, быстрыми толчками, видимо, он так долго сдерживал желание, что теперь оно неистово прорывалось наружу. Через некоторое время боль стихла, едва успев возникнуть. С каждым его движением мне становилось все приятнее, я еще сильнее прогнулась, чтобы он вошел в меня глубже. Его движения стали мощнее, и я вновь закричала от удивления и боли, граничившей с наслаждением. Я услышала, как он сдавленно застонал, его тело задрожало в волнах оргазма, а движения наконец замедлились.
Когда все закончилось, он вышел из меня и развернул лицом к себе. Я впервые увидела его обнаженным. На нас остались следы крови и спермы, я попробовала вытереть бедра, но потом сдалась и просто опустила юбки. Все равно перед свадьбой буду совершать омовение.
Не успел Кириакос одеться, как раздались крики матери, зовущей меня. Мы с Кириакосом изумленно уставились друг на друга, как будто до сих пор не веря, что сделали это. Я просто светилась от любви и радости познать плотское наслаждение, от целого сонма новых чувств, с которыми мне очень хотелось познакомиться поближе. Но голос матери заставил нас отпрянуть друг от друга.
Он сделал шаг назад, улыбнулся, прижался губами к моей ладони и едва слышно прошептал:
— Сегодня ночью… сегодня ночью мы с тобой…
— Сегодня ночью… мы сделаем это снова, — отозвалась я. — Я люблю тебя.
Улыбаясь, он нежно посмотрел на меня и поспешил скрыться, пока нас не застали вместе. Я смотрела ему вслед, и мое сердце пело от радости.
Остаток дня прошел словно в тумане, отчасти из-за предсвадебной суеты, отчасти из-за произошедшего между мной и Кириакосом. Я смутно догадывалась, что именно должно случиться в первую брачную ночь, но догадки оказались далеки от реальности. Весь день до самого вечера я не ходила, а танцевала, сгорая от нетерпения наконец-то стать женой Кириакоса и снова заняться с ним любовью.
Свадьба должна была состояться у нас дома, поэтому хлопот было полно, к тому же нужно было привести себя в порядок, и мне удалось немного отвлечься. Приближалось время церемонии, меня выкупали и облачили в свадебный наряд: тончайшую тунику цвета слоновой кости и огненно-красную фату. Мне пришлось встать на колени, чтобы мать смогла правильно закрепить фату, и сестры не преминули отпустить пару шуточек по поводу моего роста.
Но это все не имело абсолютно никакого значения. Только я и Кириакос, навечно вместе, остальное — не важно. Скоро начали собираться гости, сердце у меня колотилось. Я вся вспотела от жары и радостного предвкушения и боялась испортить платье.
Кто-то закричал, что вдали показались Кириакос и его семья. В воздухе витало возбуждение, это чувствовали все. Однако Кириакос влетел в дом, нарушив традиционный порядок и торжественную церемонию. На долю секунды какая-то наивная часть меня решила, будто Кириакос сгорает от любви и не может дождаться конца длинной церемонии. Но скоро иллюзии развеялись.
Его лицо пылало от гнева, он набросился на моего отца и прорычал, тыча ему пальцем в лицо:
— Мартанес, ты оскорбляешь меня, если думаешь, что я приму участие в этой свадьбе!
Мой отец совсем растерялся, а его нелегко застать врасплох. Люди часто упрекали меня за острый язык, это, дескать, не подобает женщине. Но мне было далеко до отца, который мог нагнать страху на мужчин в два раза крупнее его. Ирония судьбы: я была слишком высокого для женщины роста, а мой отец слишком низкоросл для мужчины. Через пару мгновений отец взял себя в руки и снова обрел привычный грозный облик.
— Еще как примешь! — воскликнул он. — Мы же сговорились! Мы собрали приданое!
Судя по лицу стоявшего рядом нарядно одетого отца Кириакоса, для него все происходящее тоже было сюрпризом. Он положил руку сыну на плечо и спросил:
— Кириакос, что случилось?
— Вот что! — ответил тот, показывая на меня пальцем.
Его взгляд метнулся в мою сторону, я даже пошатнулась, будто от пощечины.
— Я не намерен жениться на дочери Мартанеса, потому что она шлюха!
Люди вокруг заохали и зашептались, лицо моего отца побагровело:
— Ты хочешь оскорбить меня? Все мои дочери непорочны! Они девственницы!
— Правда? — спросил Кириакос, поворачиваясь ко мне, — ты девственница?
Все резко посмотрели на меня, и я побледнела. Во рту пересохло, я потеряла дар речи.
Мой отец всплеснул руками, эта абсурдная ситуация довела его до белого каления:
— Скажи им, Лета. Скажи им, что ты девственница, мы покончим с этим и заберем обратно твое приданое.
Кириакос не спускал с меня глаз, в его взгляде сверкнуло что-то опасное.
— Да, скажи им, и покончим с этим. Ты девственница?
— Нет, но…
Но тут начался настоящий хаос. Мужчины орали. Моя мать рыдала. Гости были потрясены и наслаждались неожиданным скандалом. В полном отчаянии я собралась с силами и попробовала перекричать весь этот гвалт:
— Но это было только с Кириакосом! Сегодня мы сделали это в первый раз!
В это время Кириакос с пеной у рта доказывал моему отцу, что не собирается возвращать приданое, но, услышав мои слова, отвернулся от него и взглянул на меня:
— Это правда. Мы сделали это сегодня. Она отдалась мне легко и со знанием дела, как настоящая шлюха, умоляя взять ее. Нельзя сказать, скольким мужчинам она предлагала себя до этого и скольким предложила бы после замужества.
— Нет, — воскликнула я, — это неправда!
Но меня никто не слушал. Семья Кириакоса была в ярости от нанесенного им оскорбления. Моя семья выступала против очернительства, а отец всеми силами пытался сохранить хорошую мину при плохой игре, хотя прекрасно понимал — признавшись, я подписала собственный приговор. Для низших слоев общества секс до замужества не был чем-то из ряда вон выходящим, но наша семья занималась торговлей, мы старались подражать нашим клиентам в их лучших качествах и даже притворялись благородными. Добродетель девушки считалась священной и влияла на положение ее отца и всей семьи. Мое признание опозорило их всех и должно было повлечь за собой серьезные последствия, и Кириакос об этом прекрасно знал.
