Моя драгоценная гнома (СИ) - Лакомка Ната (читать книги онлайн .TXT) 📗
Эльфа занесли в длинную постройку на сваях, и я залезла следом, поднявшись по широкой лесенке. В лицо ударил жаркий и ароматный воздух — здесь лежало сено. Пушистые золотистые горы источали тепло солнца и лета, и пахли всеми травами мира.
— Ему надо пропотеть, — сказал бородатый хуторянин. — В сене — самое то. А мы сейчас затопим баню.
— Спасибо! — заблеяла я, устыдившись за то, что мысленно упрекала человека в черствости. — А есть лекарь поблизости?
— Миль за двести, — фыркнул Олаф, сваливая Дагобера в сено.
— Я скажу Гюреске, чтобы приготовила какой-нибудь отвар, — сказал Видалф и вышел.
— Гюреска — это?.. — я вопросительно посмотрела на бородача.
— Это моя дочка, — прогремел он. — Она немного соображает в травах, поможет господину эльфу не подохнуть, — он неприязненно посмотрел на Дагобера, который живописно валялся в сене, раскинув руки и разметав золотистые волосы. Лицо его было бледным, брови трагически изломились — наверное, жалел себя до слез.
— Спасибо еще раз, — сказала я, бросая сапог эльфа. — Позвольте узнать, как вас зовут, добрый хозяин?
— Барт, — ответил он. — Гномы зовут меня Боровик.
— Черноголовый, — я не сдержалась и хихикнула, потому что человек и в самом деле походил на гриб-переросток.
— А ваши имена даже спрашивать не стану, — опередил меня Барт, когда я захотела представиться. — Когда твой друг поправится — проваливайте. И только попробуйте что-нибудь украсть.
— Мы не воры, — я даже не обиделась на обвинение, потому что и так было ясно — посчитай он нас ворами, близко бы к дому не подпустил. — И даже заплатим за еду и помощь.
— Много все равно не заплатите, — он окинул взглядом нашу запыленную одежду и стоптанную обувь, и вышел вместе с Олафом.
Я сняла куртку и свернула валиком, подсунув Дагоберу под голову. Потом попыталась устроить эльфа с максимальными удобствами — расстегнула на нем куртку, сняла и второй сапог, и ослабила повязку.
Вскоре появилась Гюреска — румяная, как пшеничная булочка, и такая же крепкая и черноволосая, как ее отец. Она смотрела на эльфа с беззастенчивым любопытством и некстати хихикала. Дагобер приподнял ресницы, посмотрел на нее и отвернулся, закрывая глаза.
— Питье сейчас настоится, — объяснила Гюреска, не глядя на меня, — а к ране мы сейчас приложим веронику. Она вытянет яд.
Заглянув под повязку, она покачала головой:
— Зачем вы прижгли рану?
— А что? Я видел, что так всегда делают, — перепугалась я.
— Так не надо делать, — наставительно сказала мне девушка, присаживаясь рядом с Дагобером и раскладывая на коленях чистую ткань, в которую были завернуты свежие зеленые листья — пушистые, как кошачьи лапки. — Ты просто закрыл рану, теперь кровь не найдет выхода. Господин будет болеть, — она ласково погладила Дагобера по щеке, а я только заскрипела губами.
Но человеческая дочь уже занялась раной — растерла листья, наложила их на змеиный укус, а поверх прикрыла мягкой ветошкой.
— Вам не повезло, — сказала Гюреска, прищелкнув языком, — сейчас у гадюк больше всего яда. Но мы не дадим такому красивому господину умереть, — она даже облизнулась, посматривая на эльфа.
— От укусов гадюк не умирают, — сказала я дрожащим голосом.
— Всякое бывает, — ответила она, разглядывая эльфа. — Но мы пропарим его в бане, и напоим парным молоком, и господин будет здоров и весел.
Она посидела с нами еще сколько-то, выспрашивая, откуда Дагобер шел и куда, а сама то хватал его за плечи, откидывала со лба прядь волос, то пыталась развязать на нем рубашку. Я бы не смогла ее выпроводить, но отец заорал со двора, и Гюреску как ветром сдуло, а в сарай заглянул Барт:
— Баня готова. Сейчас будешь парить своего дружка, гном.
24
Парить?!
Тут я перетрусила еще сильнее, чем когда приняла Барта за орка.
Но трусь или нет — а кроме меня недотепой эльфом никто заниматься не будет. Нет, то есть будет — та же Гюреска с удовольствием бы не только пропарила, но и выкупала его. Только вряд ли позволит строгий папаша. И мой бы не позволил… Я вздохнула и посмотрела на Дагобера. А ему стало совсем плохо — он тяжело дышал и облизывал пересохшие губы. Я поднесла ему чашку — попить, а потом Олаф и Видалф перетащили эльфа в баню — сосновый домик с плотно запиравшимися дверями. Внутри было почти нестерпимо жарко от раскаленных в очаге камней, и едва Дагобера положили на лавку, Барт плеснул на камни травяного настоя. Пар поднялся плотным облаком, я закашлялась и хотела ополоснуть лицо эльфа холодной водой, но Барт не позволил:
— Пусть пропотеет, как следует, — приказал он. — А ты берешь тряпку и вытираешь его. И чтобы ни полкапли воды на него не плеснул! Только сухой пар.
С Дагобера мигом стащили одежду, и я уставилась в стену, пытаясь думать о том, как шлифуются алмазы. Но люди вышли, и мне волей-неволей пришлось стать нянькой при его высочестве, и я сразу же еломудренно прикрыла его полотенцем пониже живота. Я уже видела его голым, но одно дело — видеть, а другое — еще и прикасаться. Я старалась вытирать эльфа так, чтобы не дотрагиваться даже кончиками пальцем, но нет-нет да ощущала его тело, и тогда словно снова оказывалась в крапиве — не могла сидеть спокойно и начинала чесаться везде, даже за ушами.
Печка была устроена хитро — очаг внутри, а топка снаружи. Я слышала, как Барт приказывал то одному сыну, то другому подбросить в огонь еще поленьев. Дагобер потел на славу, но и сама я уже пропотела насквозь. Рубашка была мокрая — хоть отжимай, а в куртке было еще и нестерпимо жарко, и я мечтала о прохладной речке, чтобы выкупаться и выполоскать одежду.
Дагобер попросил пить, и я поднесла ему чашку. Он пил долго, с наслаждением, а когда посмотрел на меня — во взгляде было что-то похожее на благодарность. Глупо, но я сразу обрадовалась, словно он подарил мне золотую медаль и хрустальный кубок в придачу. Я ободряюще погладила его по макушке, и он слабо улыбнулся, опуская ресницы.
Снова и снова подплескивая воду на раскаленные камни, я уже потеряла счет времени. Волосы противно липли к вискам, но я старательно вытирала пот с тела эльфа, сама утираясь рукавом.
— Ну все, достаточно, — наконец сунул голову в дверь Барт. — Ополаскивай его.
Я окатила Дагобера прохладной водой, подумала — и вылила себе на голову здоровенный ковш. Стало хоть немного легче.
Олаф и Видалф опять подхватили Дагобера, завернули в простыню и уволокли на сеновал, а устроилась на чурбачке во дворе, возле самого входа в сарай — пережидая, когда моя одежда хоть немного просохнет. Гюреска принесла мне рубашку — огромную, мне до колен, но я приняла ее с благодарностью и шмыгнула на сеновал.
Дагобер спал, тяжело дыша во сне, и я торопливо переоделась натянув чистую рубашку. Какое же это блаженство — надеть чистую одежду!
Завалившись в сено, я блаженно вытянулась, а потом посмотрела на эльфа. Все беды от него. Как только он появился — вся моя жизнь пошла наперекосяк. Тут я поняла, что повторяю слова самого Дагобера. Для него-то я оказалась пострашнее желтой чумы. Я вздохнула и легла на бок, рассматривая лицо эльфа.
Какие совершенные черты. Разве это справедливо, что один достается и красота, и власть, и богатство, а другим — ничего?
Дагобер перевернулся на спину и отвернулся от меня. Ну, отвернулся — и отвернулся. Можно было бы отдохнуть — как раз время для полуденного сна, но я не смогла лежать спокойно. Соломинки кололи сквозь одежду, как ежовые колючки — так мне казалось. Поерзав, я села, а потом переползла, устроившись с другой стороны — чтобы можно было видеть лицо эльфа.
Я смотрела на него и чувствовала такое наслаждение, словно пила воду со льдом в самый жаркий полдень. Дагобер больше не шевелился, и я, повинуясь неожиданному порыву, погладила его по щеке — даже не погладила, а просто прикоснулась ладонью. У эльфов редко росла борода, а у принца Дагобера щеки были гладкие, как у младенца. Гладкие, как хорошо отполированный мрамор, только теплые.