Последний обоз (СИ) - Соло Анна (список книг .txt) 📗
— И что? — без особого интереса спросил Нарок.
— А то, что при одинаковом с человеком росте змеелюд весит раза в полтора больше. В основном за счёт хвоста. Как думаешь, что будет, если тебя таким хвостиком охреначат? Так что в бою за движениями хвоста надо следить как можно внимательнее. А вот на рожу можно вообще не смотреть, всё равно по ней ничего не разберешь.
— Угу, — всё так же скучно буркнул Нарок.
— Проснись, патрульный, — строго сказала ему Торвин, — Мы здесь не на прогулке.
И, поправив копьё за спиной, она пустила Тууле рысью, чтобы встать впереди возка.
Вскоре после того, как Оленегорский торжок остался позади, Пустые Холмы отступили, и справа от Тропы потянулось Неровье. Овражки и взгорки, перелески, кленовые рощицы заставляли Тропу петлять, но делали её радостной для глаз. Среди островков выбеленной Оком сухой травы тут и там темнели серо-сизые камни, в расщелинах между которыми рос серебристый мох. В овраге бурлила и пенилась среди валунов холодная, мелкая Нерка. А с другой стороны от Тропы лежало Змеиное урочище — низина, густо заросшая молодым березняком. И в одном месте среди берёз на обочине Тропы виднелась вешка — крупный, замшелый валун, украшенный надписью на непонятном языке. Возле него Добрыня остановил возок.
— Ну вот, — сказал он устало, — Отсель надо поворачивать в Марь. Прежде, когда Яблочная горка ещё жилая была, на эту вешку с неё выходила стёжка.
Торвин подъехала к камню и, свесившись с седла, принялась изучать надпись.
— Занятно. Руны, вроде, поморийские, а слова местные. Написано: прямо пойдёшь — добро потеряешь, направо пойдёшь — коня потеряешь, налево пойдёшь…
— Нам налево, — поспешно буркнул Добрыня.
Снова он вытащил из поясного кошеля два тонких перекрещенных между собой прутика, по кругу оплетённых сухой травинкой, и, на этот раз не таясь, кинул талисманчик под ноги Караваю. По макушкам берёз прошел лёгкий ветерок, словно лес вздохнул спросонья, и в сплошной чаще из тонких берёзовых стволов вдруг открылся проход. Он не был полностью свободен от завалов и молодого подроста, но теперь ни у кого не возникло бы сомнений, куда идти. Привязав Тууле к возку, Торвин принялась чистить тропу.
Чем дальше возок уходил в чащу, тем мрачнее и непригляднее делался лес вокруг. Трава стала какой-то серой, берёзки поредели, сменились корявыми, лысыми, скукоженными ёлочками и хилым кустарником. Но вовсе не это беспокоило Торвин, заставляя то и дело оглядываться по сторонам. В Змеином урочище было подозрительно пусто и тихо. Не топотали зубатки, не слышалось бодрой переклички птиц, не сновали в опавшей листве мыши… Да что уж там, даже слепни с комарами, неизбежное зло лесных дорог, исчезли куда-то без следа. Поменявшись с Нароком, Торвин не стала садиться на коня, пошла за возком, вглядываясь под ноги. Листовой опад ей тоже не нравился: он весь был не прошлого круга, листья под сапогами и копытами коней без хруста рассыпались в пыль. Постепенно местность пошла в подъём, лес закончился, но вид от этого не сделался радостнее. По склону редкими рядами, словно когда-то посаженные заботливой человеческой рукой, потянулись мёртвые старые яблони. "Яблочная горка?" — тихо спросила Торвин. Добрыня молча кивнул.
То, что осталось от хутора внезапно предстало перед глазами людей: покосившиеся столбы на месте прясла, обвалившийся овин, остов дома, а перед бывшим крыльцом — голый стволик засохшей рябинки.
— Всё, приехали, — сказал Добрыня, — Вот здесь, в воротах, и буду копать. Только вот что: Свит мне сказывал, будто у ракшасьего цвета есть хозяева, и они могут захотеть забрать свою игрушку. Так что ты, Торвин Валькйоутсен, сделай милость, посторожи. Может, ничего и не будет, а может…
— Что может? — нахмурилась Торвин.
— А, не важно. Поживём — увидим. Ты, главное, саблю в ножны не убирай.
Нарок остался на месте, а Торвин отошла к первым яблоням, чтобы лучше видеть подходы к хутору. Торжественно и неторопливо Добрыня вынес из возка мешок, встал в створе ворот и высыпал зерно на землю. В то же мгновение словно очий луч озарил и мёртвый сад, и убогие развалины: показавшийся из зерна каменный цветок светился ярким живым заревом, притягивал к себе и манил. Он был дивно красив: прозрачная, многоцветная друза размером с небольшого гуся. Кристаллики-листья сверкали сочной и свежей зеленью, какой не встретишь в опалённом сушью лесу, алые бутончики на их фоне казались язычками пламени. А единственный раскрывшийся цветок… От алых кончиков лепестков к небесно синей сердцевинке камень менял цвет и породу плавно, незаметно глазу, словно на лепестках живого цветка. Не смотреть на него было невозможно. И Добрыня смотрел, не в силах оторваться и начать работу, ради которой пришёл в это гиблое место. И Нарок смотрел восхищённо, позабыв обо всех своих печалях. Даже Торвин на миг задержала взгляд на каменном чуде… Ей казалось, будто на миг.
Их спас Тууле. Увидев приближающегося к возку незнакомца, конь вскинул голову и тревожно заржал. Торвин, вздрогнув, обернулась на звук. Да, хозяин пришёл за своей игрушкой. Уверенным, широким шагом через мёртвый сад прямо к Добрыне, застывшему с каменным цветком в руках, шёл ракшас. Не лесной клыкастый дичок, хоть они тоже очень опасны, а взрослая пустошная тварь в серебристом плаще. "Стоять!" — гаркнула Торвин так, что у неё самой зазвенело в ушах. Напарник услышал, вмиг очнулся от наваждения и выхватил саблю из ножен. А вот ракшас даже не подумал остановиться. Но вопль Торвин, без сомнения, тоже услышал. Мягким движением он отбросил плащ за спину и извлёк из ножен меч.
Как ни быстра была Торвин, она ясно видела, что не успевает встать между ракшасом и Добрыней. Умница Нарок сделал это за неё. Будь противник человеком, у молодого стража даже достало бы умения его остановить. Но ракшасий страж был нечеловечески быстр, ему не составило труда избавиться от помехи: он легко отклонил удар Нароковой сабли, затем, не останавливаясь, полоснул противника изнутри по предплечью вооружённой руки и добил коротким прямым уколом под рёбра. Нарок отшагнул назад, поник и медленно опустился на землю. Всего один миг. Но именно этого мига хватило Торвин, чтобы бросить нож. Он вошёл ракшасу точно в глаз, по самую рукоять.
Зная не по наслышке, насколько живучи и опасны ракшасы, прежде всего Торвин отрубила их незваному гостю башку, потом, добежав до Тууле, отстегнула от седла целительский кошель, взяла из возка свой плащ и войлочную скатку, на которой спала в лесу, и только после этого подошла к Нароку. Добрыня, уронив свой ракшасий цвет на кучу зерна, тоже подошёл, присел рядом.
— Придержи, — сказала Торвин, осторожно поворачивая раненного на спину, подсовывая ему скатку под колени и расстёгивая кошель. Кроме бинтов и средства для промывания ран у неё имелся секретный флакончик с каплями, приглушающими боль. Использовать их следовало крайне бережно, иначе вместо облегчения они могли погрузить человека в смертельный сон. Помня об этом, Торвин для начала уронила Нароку за щеку всего пару капель. Затем расстегнула на нём пояс, распахнула куртку и принялась щедро прокладывать рану на животе чистыми бинтами.
— Зря, — тихонько сказал Добрыня, — Кончается он.
— Не каркай, — оборвала его Торвин. Видя, как губы Нарока понемногу становятся не просто бледными, серыми, она тоже не испытывала особых надежд, но пока парень дышал, следовало сделать всё возможное для его спасения. — Приподними его немного.
Откромсав от подола своей сменной рубахи широкую ленту, Торвин плотно обернула ею тело Нарока и закрепила повязку бинтом. Оставалась ещё рука. Её Торвин просто забинтовала, решив не мучить человека лишними ковыряниями в ране: целитель сам обработает, когда станет смотреть, что там да как. На этом с перевязками было покончено. Торвин осторожно провела кончиками пальцев по щеке Нарока. Он открыл глаза, но посмотрел словно куда-то сквозь неё.
— Держись, парень, — сказала ему Торвин уверенно, — Сегодня в лазарете дежурит Венсель, а он и не такое чинил.
