Тайна деторождения: практика и теория (СИ) - Саринова Елена (книги полностью .txt) 📗
— Не-е надо… А что ты хотела? — и уже вполне искренне оскалилась. — Явились одна за другой. Думаешь, я не знаю, зачем?
— Я думаю, ты на мыслительные процессы вовсе «забила». Иначе б, не оказалась здесь.
— А ты-то сама?!
— Не ори, — угрожающе ткнула я ей лезвием в нос. — Не буди мне ребенка… Значит, мы с Варей — лишние в этом «очаге любви»?
— А то, — фыркнули мне осмотрительно тихо.
— Тогда поможешь нам отсюда выбраться.
— Зачем?
Вот же скобан! А еще бывшая «высочайшая фаворитка»:
— Долго объяснять… В общем, жизнь за куполом тоже есть, хотя тебе это понять уже сложно. И еще… — сурово глянула я сверху вниз. — Мы не уйдем без бумаг, что ты сперла у Его Величества.
— Каких «бумаг»? — сузились в нить «стрелы» на глазах.
— Последние, из магического ведомства, — обмерла я от такого уточненья.
— Ни за что. Иначе и мне тогда вслед за вами придется.
— Да с удовольствием провожу. Через Прокурат и до самых рудников. Видать, ты много чего сюда в клювике натаскала, птичка яркая.
— О-о, — простонала подо мной жертва страсти. — И какого хоба вы сюда обе заявились? Ведь так все замечательно без вас было.
— Это ты у любовника своего демонического спросишь. Потом. А сейчас? — и выжидающе прищурилась.
— О-о… Ладно. Только, я их сама достать не смогу. Они — в сейфе. А сейф — в подвале. Открывает и то и другое всегда лишь сам Лоди.
— Кто? — открыла я рот. Калантия гневно выдула ноздрями. — А, без разницы. Хоть «Любаб». Теперь о деталях других: охрана, способы внешних контактов, слабые места защиты.
— Чего?
— Кто сей дворец сторожит?
— Да почти никто, — выдохнула Калантия. — Болтаются по нижнему этажу тройка баргестов [12], но… Лоди здесь сам все контролирует. Так что выбраться вам отсюда…
— А вот это — не твое дело, — подскочила я с зажатых женских рук. — Сиди пока тут и не вякай. Я ножи хорошо метаю даже по бегущей цели. Понятно?
— Ладно, — выкатила дама глаза.
Я же срочно подорвалась к кровати, через секунду нависнув уже над крепко спящим дитём:
— Ох, Варя… прости меня еще раз, — и осторожно обхватила ее теплую ладонь…
Через семь минут мы уже бесшумно скользили по здешним кривым коридорам. И, минуя два лестничных пролета, оказались на самом нижнем и темном этаже, подсвеченном лишь тусклым фонарем в самом тупиковом конце. Хотя нет: вместо стены там оказалась низкая закрытая дверца и когда между мной и очумевшей Калантией оказалась еще одна, слева… Ба-бах!!! Едва успев отскочить я лишь пронаблюдала, как из нее лихо вылетела и припечаталась к противоположной коридорной стене огромная лохматая псина.
— Святые небеса и-и… баргест. А-а-а!!! — моя сопровождающая с широко распахнутым ртом, проявив завидную скорость, смылась и захлопнула за собой низкую дверцу, оглашаясь за ней стремительно удаляющимися воплями ужаса.
Я, отмерев, ломанулась в ту, что «гостеприимно» между нами с ней распахнулась, уже предчувствуя что, точнее кого за ней разгляжу. Так и есть:
— Ник!
Мужчина, отражающий одновременную атаку оставшейся двойки баргестов, и мне лично оскалился не менее дружелюбно:
— Какого хоба, Агата!?
Но, ответить на этот философский вопрос, подразумевающий под собой слишком многое, я не успела, так как один из псов, вдруг, круто развернувшись, попер к двери на меня. Пришлось тратиться своей драгоценной «ношей». И, удивив всех троих, в псину влетел полновесный магический заряд. Тот, взвыв еще в полете, рухнул, проехавшись пузом по полу и оставляя за собой темный след, и безжизненно затих. Ник, отойдя от такой феерии первым, ударом меча снес голову вместе с рогами третьему. Вот теперь можно и поговорить…
— Какого хоба ты полезла в это место одна? — но, не так же?
— А ты, я вижу, всей пятой комтурией сюда нарисовался? Кстати, где они теперь?
— Они… — выдохнул мой любый. — Агата, это — Джингар. Даже не Бередня. Сколько раз тебе повторять? И у Прокурата здесь…
— Тоже «приглашение на одну персону»?
— Если б ты меня дождалась. В посольстве…
— То так бы там и сидела, — насмешливо закончили сразу за нас двоих.
И уже через секунду в стену за огласившимся вошли меч и нож. Инкуб, прямо сквозь них, сполз на пол с пузатого сейфа:
— Браво! Хотя осиновый кол от моей любимой мне больше пришелся по душе. Аромат древесный и фактура опять же…
— Что б тебя в том гробу…
— Прекрасная дева! Не оскверняй свой… — прищурился Ясон на меня. — вкусный язычок подобными грубыми словами.
— Хобий извращенец! — метнулся Ник в сторону инкуба, но, через миг, согнувшись пополам, рухнул на колени.
— Ник!
— Стоять! — с лучезарного лица Ясона в мгновенье слетела вся его бравада. — Стоять, Агата! И внимательно слушать. Обоим… То, что «приглашение» мое приняли — молодцы. За все прежние твои, мною проигнорированные, рыцарь Прокурата, прости. Не интересны они мне. То ли дело — теперь, когда вся семья, — усмехнулся он. — в сборе. Игра начинается по-крупному. И ставки в ней — не только жизни. Выбирать будете сами.
— Что выбирать? — оторвала я взгляд от распрямившегося Ника.
— «Избранника судьбы», — скривился Ясон. — Ну, или попросту, «лишнего». Есть в вашей семье такие?
— Что ты хочешь? — поднимаясь на ноги, выдавил Ник.
— О, я же сказал: выбор за вами. Даю на него время до рассвета. Надеюсь, вам хватит. Кто остается у меня, а кто, помахав ему ручкой, сойдет на «первой станции». Рыцарь, его возлюбленная или…
— Вот ты — мразь. Она же — дочь твоя.
— Тем более, — развел руками инкуб. — Значит, я имею на нее все права. Выбирайте сами. Больше повторять не стану и еще… даю слово, что оставшиеся двое уйдут отсюда в целости. А так же в ней и останутся, если, конечно, не надумают вновь нанести сюда внеурочный визит, — и подмигнув мне, растворился… там, где стоял…
Рубанувшая об косяки дверь, заставила меня вздрогнуть, но, тут же отрезвила:
— Я не буду играть в его игры. Ник, еще есть надежда.
— Надежда всегда есть, — глянул он на меня. — Иди ко мне, — и с силой прижал к груди. — Надежда всегда есть, любимая…
— Ник.
— Что?
Я не знаю… Я не знаю, о чем можно в таких случаях говорить? О том, как мы докатились до этого хобьего места? О том, какие ошибки при этом совершили? О том, что будет, когда наступит за здешним куполом рассвет?..
— Я так люблю тебя, — заглянула я в вечно смеющиеся, гранитно-серые глаза. Они сейчас едва различимы в красном мареве из мизерного окошка. — Я так тебя люблю. Прости меня за все, что я…
— У тебя морщинка на лбу появилась.
— Что?!
— Когда ты хмуришься, — неожиданно улыбнулся он. — Не хмурься.
— Не буду, — мотнула я головой. — Но, если считать наши морщины, то…
— Мужчину они красят.
— Шрамы вас красят и синяки. Хотя в твоем случае, с такой Дамой сердца, — и провела ладонью до его «клятвенного клейма» под рыцарским панцирем.
— Угу. А помнишь, как его пытался прочесть тот старик, что сдавал нам домик у моря? Все думал: на чидалийском написано.
— Ага. Неделю на твой голый торс искоса щурился, а потом не вытерпел и, все же спросил… И следующую неделю щурился уже на меня.
— Мужская солидарность.
— Конечно. Если при этом еще и демонстративно вздыхать, разводя руками.
— Ну, так, весело же было?
— Ага. Особенно после того, как он, прощаясь, сказал: «Я, вообще-то — вдовец». И перекрестился.
— Но, зато мама твоя оценила, — засмеялся Ник.
— Это — да. Она тебя всегда высоко ценит.
— А, помнишь, как мы на восьмом курсе под дождь попали, и я тебя привел к вам домой насквозь мокрую? А она тогда, сразу с порога…
— Ну да. Еще бы…
— И всегда так было….. нет, нос я сам разбил…
— … неделю потом стороной его кабинет……… Ник…
— Ник… Ник?.. Ник!!! — мутный рассвет за тем же маленьким окном. Туши псов на полу в лужах темной крови. Я — в углу у стены, прикрытая мужской курткой. Дверь в комнатку — нараспашку. И его… нет. Ник!!! Он все решил за нас троих. Он так решил. — Ну, уж нет, мой любый! — и подскочив на онемевшие ноги, криво понеслась к двери.
