Преступление победителя (ЛП) - Руткоски Мари (читаем книги .txt) 📗
Он выронил нож. Но его рука все равно скребла по стене, хоть разум и кричал, что это глупо, что оружия там все равно нет.
Рука Арина ухватилась за мертвую лампу и сорвала ее со стены. Арин размозжил ее об голову валорианца. Он услышал вскрик и ударил еще раз.
Теперь первенство в схватке принадлежало ему. Теперь Арин вспомнил все самые подлые приемы рукопашной, которым он когда-то научился. Он забыл, что его никогда не учили держать оружие, лишь когда он был мальчишкой, а рука того мальчишки дрожала под тяжестью детского меча, и маленький Арин умолял, чтобы его не заставляли делать это. Так что он мог знать о мече, который выхватил из ножен мужчины? Что Арин знал о валорианском кинжале, который оказался у него во второй руке, будто его туда вложил какой-то бог? Что он мог с ними сделать? Тем не менее, оба клинка взметнулись в темноте, валорианец воскликнул: «Пожалуйста!» — и Арин заколол его, будто это было искусство. Его ли искусство?
Впитав всю грациозность мира, тело Арина сказало: его, и вырезало из груди мужчины душу.
Что случилось с дыханием Арина?
Он задыхался. Неповрежденным глазом Арин посмотрел на лежавшее у его ног кровавое месиво, в которое превратился валорианец. Он уронил меч и попытался стереть с левой стороны лица черно-красную слепоту. Кровь все лилась. Сколько бы Арин ни смахивал влажный занавес, он все равно ничего не видел.
Он сдался.
Он по-прежнему держал в руке валорианский кинжал. Он держал его так, будто клинок принадлежал ему, хоть это было невозможно. Тем не менее, пальцы сжались и не желали выпускать рукоять.
Все еще тяжело дыша и ощущая жгучую боль, Арин поднял кинжал к слабому свету.
Он узнал клинок.
Но откуда?
Кинжал был легким и хорошо сбалансированным. Его ковали не для сильной руки. Арин был кузнецом. Он немедленно узнавал качество. Острие было простым, но упругим. Рукоять позолотили, но не слишком сильно — ничто не нарушало легкости кинжала и не противоречило его первичному назначению.
И этот кинжал любили. Кто-то очень хорошо ухаживал за лезвием, которое рассекло Арину лицо.
Но это не объясняло, почему Арин с такой силой сжимал оружие. Он нахмурился и стер с рукояти кровь. Под красным было еще что-то красное. Рубин.
Это был герб.
Герб на кинжале изображал согнутые когти пустельги.
Глава 15
Оправившись от вида крови, капающей с Арина на ковер их общих покоев, Тенсен стал на удивление спокойным.
— Дай взглянуть, — сказал он и легонько подтолкнул Арина к стулу.
Арин держал у лица пропитавшийся кровью лоскут ткани. В том темном коридоре он оторвал рукав от своей нижней сорочки, прижал его к пульсирующему порезу и с тех пор больше не отнимал. Он боялся узнать, что под ним. Ему было слишком больно, чтобы он мог понять, насколько серьезны нанесенные повреждения.
— Арин.
Тенсен попытался оторвать пальцы Арина от лица. Тот со вздохом ему позволил. Он думал о глубинном зрении, о том, каково будет сражаться с одним глазом. Он думал о лице чудовища.
Порез сильно кровоточил. Пока Тенсен осматривал его, кровь затекала Арину в рот и бежала по шее.
— Открой, — сказал Тенсен.
Ресницы Арина слиплись от крови.
— Открой, — повторил Тенсен, но Арин так и не разжал веки. Тогда министр принес из ванной комнаты кувшин воды и полил ею Арину на лицо.
Арин зашипел и закашлялся. Промокший, он вжался в спинку стула и дрожал, как животное, когда Тенсен поднес пальцы к уголку его глаза и поднял веко.
Арин успел увидеть вспышку света, а затем все снова залила кровь.
— Глаз не пострадал, — сказал Тенсен. — Порез идет от середины лба и рассекает бровь и щеку. У тебя даже немного поцарапано веко. Но большую часть удара приняла на себя лобная кость.
Арина окатило волной облегчения.
Тенсен достал чистый носовой платок и стал промакивать им левую часть лица Арина.
— Придется наложить швы. И... — он внимательно вгляделся в правую руку Арина, которую тот держал сжатой у бедра, — нужен пинцет.
Осколки лампы. Они глубоко впились в его ладонь, когда он поднимал железную решетку, чтобы выйти из ловушки.
Тенсен сказал:
— Тебе, должно быть, улыбнулся бог удачи.
— Не говори так.
— Воздай богам должное, Арин, иначе они могут отвернуться от тебя во время следующего нападения.
— Не думаю, что он хотел убить меня. По крайней мере, не быстро.
«Давай-ка сделаем из тебя красавчика», — сказал мужчина. Арин представил свое лицо в качестве листа бумаги, на котором валорианец собирался вырезать некое послание. Арин рассказал Тенсену об этом и о том, что на нападавшем была форма дворцовой стражи. Однако о кинжале и гербе на нем Арин умолчал.
Он спрятал кинжал в сапог, однако клинок плохо сидел в ножнах его собственного ножа и болтался при ходьбе, а головка торчала. Арин опустил штанины, чтобы скрыть его.
Тенсен принялся обрабатывать его раны. Предплечья Арина клинок противника коснулся лишь вскользь, а удар был приглушен шерстяным камзолом. Тенсен промыл рану, плотно ее забинтовал, да так и оставил. Затем он стал намыливать ладони, пока на них не образовалось дрожащее белое облако пены с тихонько лопающимися пузырьками. Это облако было красивым. Оно пахло летними цветами, напоминало воздушное стихотворение и выглядело совершенно безобидно. Но Арин знал, что Тенсен собирается с ним сделать.
— Сейчас, — произнес Тенсен, — будет очень неприятно.
Он приложил руку с пеной к порезу на лице Арина.
Мыло с кровожадностью вгрызлось в рану. Арина будто лизнул огненный язык. Он не мог вздохнуть. Если вздохнет, то закричит.
Тенсен смыл пену. Затем снова намылил рану. Снова смыл. К тому времени как он закончил, Арин обмяк на стуле. Он с отчаянной радостью встретил свежий лоскут, который Тенсен приложил к ране. Жжение постепенно успокаивалось. Не открывая глаз, Арин снова скользнул в объятия знакомой растекающейся боли, будто это была теплая ванна. Насколько более приятной теперь показалась ему эта боль. Она успокаивала, будто друг. Арин почти полюбил ее.
Но Тенсен отошел в другую часть покоев, и Арин знал, что будет теперь. Он открыл здоровый глаз и увидел, как Тенсен обеззараживает над пламенем масляной лампы иглу.
— Нет, — прохрипел Арин. — Позови Делию.
— Ты не одежда.
— Позови ее, — повторил Арин, хотя и видел раньше, как Тенсен зашивал раны на полях сражений. Поэтому он и соглашался брать пожилого мужчину на каждое военное предприятие в Геране — из-за этого и еще из-за пыла в зеленых глазах Тенсена, из-за искренности в его голосе, когда он клялся сделать ради своей страны все. Тенсен обладал свойственным актеру талантом становиться кем угодно. Если нужен был доктор, то он врачевал. Он шутил, что это удавалось ему, потому что однажды он сыграл в театре роль лекаря. Арина не заботило, где Тенсен приобрел эти навыки. Он ценил их. Но не собирался позволять Тенсену накладывать швы на свое лицо.
— Не думаю, что это мудро, чтобы Делия знала, — проговорил Тенсен.
— По-твоему, мне удастся сохранить это в тайне?
Тенсен слегка улыбнулся, признавая правоту Арина: тот больше никогда не будет выглядеть так, как раньше.
Министр ушел.
Когда он вернулся вместе с Делией, лоскут на лице Арина полностью пропитался кровью, а самого Арина клонило в сон. Делия бросила на него мрачный усталый взгляд, будто Арин был ребенком, который поранился, потому что нарушил ее наказ. С таким выражением на лице она немного напомнила Арину мать. Именно это Арин представлял, когда она вдела в иголку нитку и коснулась его лица своими прохладными ладонями. Прищурив второй глаз, на котором выступили слезы, он увидел в Делии свою маму. Игла вонзилась в кожу. Вышла. За ней протянулась шершавая нитка. Тугая боль. Тенсен промокнул кровь, чтобы Делии было лучше видно, и все повторилось. Щеку Арина прошило молнией.
Возможно, так было из-за того, что эта половина его лица теперь казалась ему чужой. Возможно, он просто слишком сильно пытался забыть о том, что делает Делия, и поверить, что все может быть хуже. Арин вспомнил, как его избили за день до того, как Кестрел купила его. Вместе с остальными рабами он разравнивал гравий — они прокладывали новую валорианскую дорогу. Он не поднимал головы и вел себя хорошо... пока не раздался шаркающий звук.
