Неподобающая Мара Дайер - Ходкин Мишель (книги полностью txt) 📗

Что я могла ответить? Что пробовала воду, прежде чем сунуть в нее руку, и она вовсе не казалась горячей? Что меня как будто что-то схватило и не давало вытащить руку из ванной? По глазам доктора я видела, что он считает меня сумасшедшей, — считает, что я поступила так нарочно. Никакие объяснения не помогут.

Поэтому я отвела взгляд.

Я не очень хорошо помнила, как мы ехали в больницу, помнила только, что со мной были родители и Джозеф. И, к счастью, не помнила, как мама поднимала меня с пола ванной комнаты, как усаживала в машину — а ведь она наверняка это делала. Я едва могла на нее смотреть.

Закончив перевязку, доктор вывел маму в коридор. Я сосредоточилась на жгучей боли в руке, чтобы не думать, где нахожусь. По ноздрям бил запах антисептика, меня обволакивал больничный воздух. Я сжала зубы, борясь с тошнотой, и прислонилась к окну, чтобы почувствовать под щекой прохладное стекло.

Отец, должно быть, заполнял бумаги, потому что только Джозеф сидел рядом со мной и ждал. Он казался таким маленьким. И тихим. Он смотрел вниз, а его лицо… Господи. Его лицо было таким перепуганным. У меня отчаянно запершило в горле. Я вдруг поняла, в каком, должно быть, ужасе пребывал Джозеф, когда я попала в больницу в первый раз. Как ужаснул его вид старшей сестры, тонущей в больничной кровати. И вот мы снова здесь, а не прошло еще и трех месяцев.

Когда мама в конце концов вернулась в комнату, это было облегчением.

Всю дорогу домой мы молчали.

Прибыв домой, мы застали там Даниэля. Стоило мне войти, он налетел на меня:

— Мара, ты в порядке?

Я кивнула.

— Просто ожог.

— Я хочу немного поговорить с Марой, Даниэль, — сказала мама. — Через некоторое время я зайду в твою комнату.

Голос ее звучал угрожающе, но на Даниэля, судя по всему, это не произвело впечатления — его больше беспокоила я, чем что-нибудь другое.

Мама провела меня по коридору в мою комнату и села на кровать. Я пристроилась в кресле.

— Я записала тебя завтра на прием, чтобы ты побеседовала кое с кем, — сказала мама.

Я кивнула, и перед моим мысленным взором встало перепуганное лицо Джозефа. Он был всего лишь ребенком. Он и так через многое из-за меня прошел. А со всеми этими зеркалами, ожогом, смехом, ночными кошмарами, может, и вправду пора было поступить так, как хотела мама. Возможно, если я с кем-нибудь поговорила бы, это помогло.

— Доктор сказал, чтобы получить ожог второй степени, ты должна была держать руку в воде очень долго. И ты оставалась там, пока я тебя не нашла? — хрипловато спросила мама. — О чем ты думала, Мара?

Я безнадежно ответила:

— Я собиралась принять ванну, но сережки… — Я сделала дрожащий вдох. — …Сережки, которые ты мне одолжила, упали в ванну. Мне нужно было достать их перед тем, как вытащить затычку.

— Ты их достала? — спросила мама.

Я покачала головой.

— Нет.

Мой голос сорвался.

Мама сдвинула брови. Она подошла ко мне и приложила руку к мочке моего уха. Я почувствовала, как палец ее расстегнул сзади замочек. На ладони у нее лежало изумрудно-алмазное украшение. Я подняла руку к другому уху: в нем тоже была серьга. Я вынула ее и положила маме на ладонь; на глаза мои навернулись слезы.

Мне все почудилось.

22

— Мара Дайер? — позвала секретарь в приемной.

Я вскочила. Журнал, который я не читала, упал на пол, открытый на фотографии из тех, что не рекомендуется смотреть детям до семнадцати лет: две голые модели, оседлавшие соответственно выглядевшего актера. Довольно пикантный журнал для офиса психиатра. Я подобрала его и положила на кофейный столик, потом подошла к двери, на которую указала улыбающаяся секретарь. И вошла в кабинет.

Психиатр сняла очки и, поднявшись, положила их на стол.

— Мара, рада с вами познакомиться. Я Ребекка Мейллард.

Мы пожали друг другу руки.

Я прикинула, куда можно сесть. Кресло. Обязательная кушетка. Офисный стул. Наверное, это своего рода проверка. Я выбрала кресло.

Доктор Мейллард улыбнулась и скрестила ноги в лодыжках. Она была худой. Возраста моей матери. Может, они даже были знакомы.

— Итак, что вас сюда привело, Мара? — спросила доктор.

Я протянула перевязанную руку. Доктор Мейллард приподняла брови, ожидая моих объяснений. Поэтому я объяснила:

— Я обожглась.

— Вы имеете в виду, обожглись случайно? Или обожглись нарочно?

Она быстро соображала.

— Я обожглась случайно, но мама думает, что я сделала это нарочно.

— Как это получилось?

Сделав глубокий вдох, я рассказала про сережки и ванну. Но не рассказала про незапертую дверь. Не рассказала про коробку в моем шкафу, про то, что не помнила, как сняла ее с полки. Надо было действовать постепенно.

— Что-нибудь подобное случалось раньше?

— Подобное чему?

Я рассматривала книги на полках: справочники по диагностике, фармакологические тома, журналы. Ничего интересного или необычного. Такое могло быть в любом офисе. Ничего характерного.

Доктор Мейллард помолчала, прежде чем ответить:

— Вчера ночью вы впервые очутились в больнице?

Я посмотрела на нее, прищурившись. Она говорила как юрист, а не как психиатр.

— Зачем спрашивать, если вы уже знаете ответ?

— Я пока не знаю ответа, — спокойно ответила доктор Мейллард.

— Мама вам не рассказала?

— Она рассказала, что вы переехали сюда недавно из-за того, что в Род-Айленде пережили психологическую травму. Но у меня не было возможности долго с ней разговаривать. Мне пришлось изменить расписание приема пациентов, чтобы повидаться с вами без подготовки.

— Извините, — сказала я.

Доктор Мейллард нахмурилась.

— Не за что извиняться, Мара. Я просто надеюсь, что смогу вам помочь.

Я тоже на это надеялась, но уже начинала сомневаться.

— И что вы собираетесь делать?

— Ну, для начала вы можете сказать, бывали ли вы раньше в больнице, — сказала она, сцепив руки на колене.

Я утвердительно кивнула.

— Из-за чего вы туда попали?

Судя по виду доктора, она всерьез не интересовалась ответом. Она ничего не записывала.

— Мои друзья погибли. Несчастный случай. Моя лучшая подруга. Я была там, но не пострадала.

У нее был озадаченный вид.

— Тогда почему очутились в больнице?

— Я три дня не приходила в сознание.

Мои губы как будто не хотели выговаривать слово «кома».

— Ваши друзья, — медленно проговорила доктор. — Как они погибли?

Я попыталась ответить, повторить то, что рассказывала мне мать, но слова не шли с языка. Они застряли у меня в глотке, там, откуда их было не достать. Тишина становилась все более и более неловкой, пока я старалась извлечь их.

Доктор Мейллард подалась вперед.

— Все в порядке, Мара, — сказала она. — Вы не обязаны рассказывать.

Я сделала глубокий вдох.

— Честно говоря, я не помню, как они погибли.

Она кивнула. Прядь светлых волос упала ей на лоб.

— Все в порядке.

— Все в порядке? — Я бросила на нее скептический взгляд. — Вот просто так: «все в порядке»?

Доктор Мейллард мягко улыбнулась. Ее карие глаза были добрыми.

— Вот просто так. В этой комнате мы не должны говорить ни о чем, о чем вам не хочется говорить.

Я слегка ощетинилась:

— Я не возражаю против разговоров об этом. Я просто не помню.

— И тут тоже все в порядке. Иногда разум находит способы защитить нас от некоторых вещей, пока мы не готовы иметь с ними дело.

Это предположение обеспокоило меня больше, чем следовало.

— Я чувствую, что готова иметь с этим дело.

Она заправила за ухо прядь волос.

— Тоже прекрасно. Когда все это случилось?

Я минуту подумала — было трудно уследить за временем.

— Несколько месяцев назад… В декабре?

Поведение доктора Мейллард впервые изменилось. Казалось, она удивилась.

— Совсем недавно.

Я пожала плечами и отвела взгляд. Я заметила пластиковое с виду растение в углу комнаты, отражавшее солнечный свет. Мне стало интересно, настоящее оно или нет.