Каторжанка (СИ) - Брэйн Даниэль (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью txt, fb2) 📗
Я разумно подождала, и как оказалось, правильно, потому что комендантша тотчас просунула голову:
— Ваша девка баню топит. Пойдете обе.
И ушла уже насовсем. Я припомнила все ругательства, которые знала, а учитывая ПТУ — хватило надолго. Токен, если я останусь без токена хотя бы на пару десятков минут, мне конец. И шрамы. Если они действительно зажили, это вызовет вопросов намного больше, чем есть сейчас, и что отвечать, кроме как «я не знаю»?
Кто-то в этом убийственном мире не спросит хотя бы себя самого, какого черта клятая не сгорает, справляется со взрослым мужиком, владеет огнем и заживляет страшные раны? Это ведь невозможно. Или нет? Есть что-то, что считается обывателями безусловным, а правда известна избранным? Но кому?..
Я никогда не чувствовала себя так неуверенно, и одновременно мне было настолько смешно, что я сдерживалась, чтобы не расхохотаться, и смех этот был бы близок к настоящей истерике.
Мне некуда было спрятать токен, разве что съесть, но я понимала — случись что, я потеряю его насовсем, проще встать в гордую позу и без лишних рефлексий выкинуть его прямо в общую выгребную яму. Оставить его без присмотра я не могла — но все же не находила другого выхода, уговаривая себя, что все хорошо, и если никто не обнаружил мощный магический артефакт до сих пор, то он пробудет час, максимум полтора надежно спрятанным. И тут же обрывала себя: неизвестно, кто и когда решит нашу комнату обыскать не в поисках токена, а того же ножа, и я утрачу свой шанс на жизнь. Без токена все будет бессмысленно и бесполезно.
Старуха вернулась. Не так она и стара, отметила я, когда она начала помогать раздеваться Теодоре, вряд ли старше, чем была Юлия Гуревич, но климат, еда и образ жизни превратили ее в каргу. Морщины и старческие пятна на вполне еще молодой коже смотрелись чужеродно и жутко, а во рту у старухи не хватало половины зубов.
Это ждет и меня, если я… Я, когда комендантша отвернулась, тоже принялась раздеваться, и, как Теодора, стонала и корчилась, хотя все мои стоны вызваны были одним: боже, боже, как мне спрятать токен так, чтобы никто ничего не увидел? Если увидит, то как сделать так, чтобы никто не понял, что я делаю?
Чудом, но у меня получилось. Тело жгло изнутри, и оставалось надеяться, что не случится ничего из ряда вон выходящего и в процессе мытья токен не выпадет, а я не сгорю.
На что только ни пойдешь ради того, чтобы выжить. И поэтому — да, поэтому мне было смешно.
— А ты чего стонешь, клятая? — прошамкала старуха. — Гляди на нее, резвая, как и не лупили. Смотри, скажу, что тебе было мало, так всыпят еще. Заворачивайся давай, окаянная! Бесстыжая!
Завернулась я в шкуру, которой укрывалась. Спина зажила, но этому я знала объяснение, а вот ткань исподнего осталась цела… И платье практически не пострадало. Кое-где образовались прорехи, их легко можно было зашить, и я озадачилась этим, но не настолько, чтобы не пойти в баню вместе со всеми. Я не мылась больше недели и уже опасалась, что подхвачу педикулез или какие-нибудь не менее приятные и однозначно неизлечимые в этих условиях заболевания.
Баня была общей, но, судя по всему, предназначалась для старших стражников, не для каторжан, и нас туда отвели лишь потому, что мы были женщинами. Слишком большое помещение только для коменданта и его помощников, слишком роскошное для остальной стражи и ссыльных: свежие деревянные полки, хорошая кирпичная яма для огня, новые глиняные плоские тазы, низкий, сохраняющий тепло потолок, и можно было сказать, что баня напоминала обычную русскую, если бы не несколько важных отличий. Топилась она открытым огнем, веников не было, и сидеть полагалось в той же шкуре, в которой мы сюда зашли, и потеть.
Теодора осталась внизу, я тоже, потому что не рисковала с токеном акробатничать. Марго же лежала на самом верху, но когда мы пришли и старуха кинула на пол три черных обмылка, слезла, сбросила шкуру на пол, и я обратила внимание на ее синяки. Характерные и многочисленные, будто ее держали несколько человек.
Если я не хочу так же, мне придется сожительствовать с мужем, и маловероятно, что это меня спасет, Марго тоже была невестой, но я хотя бы отсрочу неизбежное. Не обязательно мне поможет, но вдруг.
Мне было жарко, и, пользуясь тем, что я сижу спиной к стене, я сбросила шкуру. Внутренности от токена горели, но не болезненно, терпимо, даже приятно, я взяла мыло и начала намываться, не забывая — не забывая! — стонать. Марго бросала на меня злобные взгляды, но комендантша постоянно заходила в парную подлить нам воды в тазы, и уходила, тряся головой, и я рассчитывала, что сейчас, по крайней мере, нападения не случится.
— Есть же где-то край, где не так погано, Всевидящий, — вдруг провыла Марго и опустилась на мокрый пол. — Где не так погано сестре нашей!
— Ищи да найдешь, — с ненавистью выкрикнула Теодора. Она опять тяжело дышала, и я не могла понять, жарко ей, притворяется она или ей действительно стало плохо. — Помоги мне… — хныча, попросила она меня, демонстративно отвернувшись от плачущей Марго. — Вот помощи просить у клятой — все, что осталось…
Есть ли где край, где женщинам хорошо, усмехалась я, намыливая ей спину. Конечно, есть, и твое счастье, что тебе нечего представить, не с чем сравнить. Есть перегибы, есть недостатки, но никто не осудит тебя за то, что ты беременна не от мужа, никто не посмеет отобрать у тебя паспорт, не ограничит свободу без установленной судом вины, никто не упрячет на каторгу и в тюрьму потому, что муж твой — преступник. Впрочем, тебя все равно будут бить, если ты это кому-то позволишь, будешь страдать, если ты так захочешь, будешь чувствовать себя ненужной и незаметной, если себя в этом с успехом убедишь, и несчастной, если счастье твое будет зависеть от кого-то другого…
Марго, как мне показалось, не домывшись, вышла, на прощание хлопнув дверью. Я встала, сунула Теодоре обмылок и пошла мыться дальше сама. Наконец я смогла распустить и распутать волосы и подивиться, какой красотой наградила природа малышку Аглаю. Подобное богатство я редко встречала, даже будучи Юлией Гуревич. Пожалуй, в этот роскошный водопад ниже пояса и влюбился полковник Дитрих, если он видел не убранные в прическу локоны жены, и если любил ее, а не уверил ее в этом.
Теодора стонала без устали. Я повернулась с кривой улыбкой, покачала головой, удивляясь ее выдержке и добросовестности, она с не менее кривой гримасой поправила живот и ничего мне не ответила.
Поразило меня, что шкуры, в которых мы парились, стоило лишь встряхнуть — и они стали сухими и чистыми. Мы сидели в предбаннике, пили отвар — противный, кидающий в самое пекло, но, вероятно, полезный, и Марго, и Теодора отплевывались, но наливали себе еще и еще, я исподлобья смотрела на бывшую однокурсницу и нынешнего врага, мочила губы в отваре и прикидывала, от кого мне ждать дерьма больше.
— Госпожа, — встрепенулась я, когда старуха явилась снова. — Ей скоро рожать, в нашей комнате сквозит и воняет, младенца туда неуместно, и есть ли здесь доктор?
— Какой тебе, каторжной, доктор? — заскрипела в ответ комендантша. — Сама опростается. Не принцесса, не помрет.
— А если? — прищурилась я.
— А и помрет, кто считать-то вас будет? — фыркнула старуха. — Ни одна баба из местных тут не рожает, а в эту пору тут ни одной бабы и нет. Одни только вон, лишние рты, — выплюнула она, ткнув в Марго пальцем, — что вы, что выродки ваши. А как работать летом, так в немощи все. По весне голодать будете, никто вам лишнего не даст, самим мало.
Я искренне надеялась, что не пробуду тут до весны. Судя по выражению лица комендантши, она на это не надеялась тоже, но когда мы вернулись и уже собирались ложиться спать, пришла в нашу каморку и приказала мне идти за ней.
Глава четырнадцатая
Я пошла. В отличие от Теодоры, которая даже не стала одеваться и легла голая, как была, и Марго, которая в попытке защитить себя, а может, потому что ей было зябко, натянула на себя все, что было у нее из одежды, я надела лишь то исподнее, которое отдала мне Наталья, и нижнюю юбку. Я пошла, понимая, что сопротивление смогу оказать только на месте и что не так мне страшно само надругательство, как токен, черт его побери, все еще спрятанный в самом неожиданном месте. Старуха открыла дверь и втолкнула меня в небольшую комнату.
