Метка рода (СИ) - Богатова Властелина (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗
Глава 38
Приблизилась к серому камню. На нём уже лежали чьи-то дары — лепёшки, крупы, сладкие лесные ягоды — чем богаты. Вейя выложила щедрое угощенье, повесив на локоть пустую корзину, повернулась к лику богини, отдав поклон низкий до земли. И многое хотелось сказать, выплеснуть, опустошиться, а слова рассыпались, как горох по полу, не соберёшь так быстро. Одно только желала — чтобы отец возвернулся скорее. Хоть бы весть о нём пришла какая — добрая иль худая, да всё лучше, чем неведенье. Об одном только взывала горячо — чтобы вернулась прежняя жизнь, и всё на свои места встало: разбить врага, вернуться в острог родной. Но только, как ни отрицай, Вейя чувствовала, как неуклонно всё менялось, и сама с каждым вдохом другой становилась. Пугало это, пугало то, что стоит хоть отпустить чуток то, что дорого, чтобы всё текло своим руслом, как унесёт её в сторону течение неспокойное, что вокруг неё творится, и назад уж не вернуться. И вроде должна следовать велению Годуяра, к словам его прислушиваться, принять то, что хочет для неё сделать — жизнь устроить, чтоб не бедствовала, чтоб опора хорошая, надёжная, крепкая, но невозможно принять, когда груз на шее ярмом пудовым висит. Как жить спокойно, зная, что могла что-то сделать для отца, а не сделала?
Вейя выдохнула надсадно, подняла взгляд. Тонкие черты богини сохраняли неизменную доброту и тепло, матушка-пряха смотрела всё вдаль. Может, и Вейе так же нужно в будущее своё смотреть, а не цепляться за хлипкую надежду?
Вейя всё стояла, вдыхая чуть горьковатый дым, погрузившись в воспоминания, что накатывали то порывом горячего вечернего ветерка, то крутили в воронке, поднимая с самого дня топкий ил, размывая все мысли, и не заметила, как вернулась Зимка. Вейя удивлённо брови приподняла — её и не просила за ней приходить. Челядинка взволнованная будто чем-то, осматривалась беспокойно. Вейя, покинув священное место, к воротам поспешила, где ждала терпеливо, каждый раз отирая ладошки о повой, будто они у неё потели изрядно, видимо, от старших схлопотала, что не нашли Зимку на месте, ведь только она одна знала, где Вейя.
— Князь Годуяр тебя кличет, — торопливо проговорила челядинка.
Сердце будто застыло, а потом заколотилось тяжёлым молоточком.
— Разве сход закончился?
— Почём мне знать? — скривила губы Зимка. — Никто не выходил, князь Звенимир страву[1] велел собирать.
— Тогда веди скорее, — подтолкнула Вейя челядинку нерасторопную к воротам, по пути набираясь храбрости, да всё равно уверенность раскалывалась, как тонкий хрупкий лёд в первый мороз.
-----------------------
[1] Стра́ва — пища, кушанье.
Глава 39
— Поговаривают, что мастера здешние — кудесники, могут целое городище такое выстроить за одно лето, — всё оглядывая бревенчатые мощные стены гридницы, проговорил Сыгнак так, что слышал его только Тамир, хотя никто сидевший рядом говора их не понимал.
Что говорить — чертог княжеский и в самом деле не хуже каменного городища в Атраке, а то и вровень с чертогом кагана восхищал своей мощью и величием: за высокие бревенчатые стены не пролетит стрела, и так просто тать не проберётся — порубают тут же, едва только на стены заберутся, побьют, как щенят. Детинец, что муравейник: полутёмных ходов и выходов множество, того и гляди заплутаешь, коли не в ту сторону свернёшь. Другое дело, если огнём станет брать враг — полыхнёт всё, не затушить сразу, и от стен могучих останется только горка пепелища. Потому Тамир не видел большого прока в укрытии таком, враг посильнее грянет — сметёт всё с земли. С тем поляне и сражались: как ни пытались осесть крепко да пустить корни глубоко, воздвигая стены выше, но, если налетит лихая беда с клинком острым и стрелами горящими, всё одно покидать насиженное гнездо придётся, спасаться, дальше уходить, сколько леса и какой толщины ни складывай в стены. Но стоит Каручай пока, и народ здесь основательный своим промыслом живёт уж много зим, предаваясь из одного колена в другое.
Ослепительно устилал пол там, где не было столов, свет палящего Нар[1], что поднялось уже за стенами до высшего пика и помалу двигалось к верхушкам крыш. Но внутри хоромины, что удивительно, прохлада держалась, приятная телу.
— А ещё говорят, — добавил Тамир, отвечая Сыгнаку, — что в жару в таких схронах прохладно, а зимой жар печи до утра сохраняет. Вернусь на зимовье, расскажу отцу, пусть себе такие ставит, — попытался подбодрить, да только не слишком вышло, Сыгнак только свёл густые чёрные брови, наморщил лоб, не разумея.
— Где же каган столько дерева найдёт в степи?
Хохотнул и сидящий рядом Тугуркан, что разговор ненароком услышал.
— Не бери в голову, Сыгнак, — взялся за чару.
Итлар сразу понял, ум которого только и ищет повода для подковырки разной. Всё-таки нужно было оставить его подле себя — всё веселее бы было, хотя, конечно, не до скуки. Всё было обговорено и, кажется, многое решено за это утро, а всё равно поглядывали на степняков искоса: в глазах недоверие так и ворочалось тучами хмурыми. Князь Годуяр хоть и позвал Тамира, да не многие с тем были согласны, не раз уже молчание натягивалось, словно кожа на бубен, дрожало, того и гляди лопнет.
Тамир окинул длинный стол взглядом, оглядев мужей от князей до десятников, кто приехал на сборище с соседних земель, сидевшие на лавках длинных. Все разные, будто не одной крови: одни светловолосы, другие с рыжиной. Кто старше, имели бороды густые, длинные — у полянов означало богатство и крепкий род, но все до одного с суровыми лицами, задумчивые и важные. И, как понял Тамир, по правую сторону восседали те, кто имел кровное родство правящего колена. Тот же князь из Любчины Ведозар, зрелый муж с русой бородой, крупным носом на резковатом чуть лице, волосы на пробор острижены по уши, будто шапкой казались над густыми бровями, оттеняя цепкий, как капкан, взгляд. Князь Белотур, ни больше, ни меньше, а то же приходился близким родичем князю Годуяру, они и похожи даже: оба синеглазы и темнобровы. Сам князь Каручая — Звенимир — как понял Тамир, тоже имел корни одни с Годуяром.
Были ещё много кто, не всех Тамир по имени запомнил. По левую сторону сидели воеводы и сотники. Одного из них Тамир уже знал достаточно. Далебор на этот раз не встревал, где не следует, задумчивый слишком, будто мысли его о чём-то другом были всё это время, донимало что-то. Тамиру и знать не надо.
После схода Тамир сразу отправил нескольких своих дайчан в аил, что встал у крутой излучины под весью недалеко, припасы пополнить да приобрести что нужное: что-то купить, чем-то обменяться — тем должен был заняться Найгар, в этом тудуну не было равных, хотя раньше всё так брали, не спрашивая, не торговались. Поэтому Тамир и не слишком рассчитывал на доверие со стороны вождей поляновских, оставалось только набраться терпения. Но если кто в открытую осмелится высказать непотребщину, Тамир не смолчит и покажет, насколько остро лезвие его палаша, в котором вложена справедливость Тенгри.
Конечно, все они были упреждены, что в Каручай хазары прибудут, вызывая споры и пересуды разные. Всё же князья понимали, что должны сейчас за любую соломинку хвататься, и для них перемирие — дороже собственной жизни. Особенно это все поняли после того, как узнали о нападения кангал под протокой — смятение поутихло в их глазах и словах. Но Тамиру их одобрения и не нужно. Он сам, без помощи других может род свой защитить, благо Тенгри-хан дал ему всё для этого, вложив сталь в руки, влил горячую кровь в жилы, а голову оставил в холоде.
Чуть погодя набежала челядь, принялась двигать столы, грохотали, гремели, горланили громче мужи, приободрённые тем, что сход прошёл гладко и мирно, и пора бы страву разделить общую. Хотя Тамир не прочь был вернуться в аил, слишком тесно становилось в стенах, будто в башне, но непочтение выдавать остальным не желал. Отказаться от общей трапезы — всё одно врагом себя объявить, а тут всё же перемирие. И сколько оно продержится, Тамир тоже не знал, но пока в союзе этом видел большую пользу власть укрепить да обогатиться. Обещание дал, что люди его не тронут земли крайние, а в степях, коли что, путь откроет. Поляны в свою очередь побожились мир сохранять.
