Таша (СИ) - Шатохина Тамара (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗

— За что наказан Конь?

— За дурь, которая прощается зеленым юнцам, но не человеку в его возрасте. Возрасте, если и не мудрости, то хотя бы ума. Он добирает его, присматривая за тобой. Это все, что ты хотела узнать?

— Разве сообразишь вот так? — совсем потерялась я и вдруг поняла, что передо мной опять остался только Конь. Он таял, растворялся в воздухе, а у меня в голове метались мысли об упущенном — что бы еще я могла спросить, или… попросить? И понимала, что у меня есть все, что нужно, кроме Микея. Но тут просить о чем-то уже поздно.

Пересказала весь разговор ведуну и попросилась выйти подышать, погулять с сыном. Поговорим с Мастером потом, посоветуемся, обмозгуем все. Сейчас мне нужно было отойти от разговора, собраться с мыслями.

Ведун сразу начал рыться в книгах, разыскивая для меня все, что было известно о Проклятых маяках, а мы с Зоряном вышли на улицу. Прошли по дорожкам… он даже на улицу взял с собой гусельки, хоть и не бренчал ими. Просто не хотел расставаться — не наигрался еще. Я задумалась и смотрела только на него, отслеживая и присматривая. И не заметила, как мы почти столкнулись со стоящим посреди дорожки мужчиной — Юрасом… Он не смотрел на меня — жадно вглядывался в лицо сына. А Зорян, остановившись, улыбнулся ему, как всем незнакомцам — немного настороженно и кривовато, показав хорошенькую ямочку на смуглой щечке.

Сначала мы просто шли рядом и почти не разговаривали. Я чувствовала неловкость за то, как выкинула их с Тарусом из дома… Как будто и правильно, но… Юраса-то за что? Он молчал тогда. Отчего сейчас неловко было ему — знал только он один. Может, потому молчал и сейчас, только спросил — сколько исполнилось сыну, да как назвали? Очевидно, и сам не знал, о чем можно говорить еще — только смотрел. Мы оба не сводили глаз с Зоряна. Потом Юрас все же заговорил, и видно было, что говорить ему трудно:

— Я совсем не помню тебя, только там — в вашей пекарне.

— Уже знаю.

— Я не знаю, что еще сказать…

— Хочешь — приходи, говори с сыном. Это он при незнакомом человеке притих, а так рот почти не закрывает. Принеси в подарок игрушку… он хотел коника, там был на торжище такой — красный, яркий, с нарисованными на боках яблоками. На него садятся и качаются. Я не купила тогда, не хотелось тащить на себе или заботить стражников.

— Да… куплю. Может, вам еще что-нибудь нужно?

— Нет, ничего. Мы никогда не бедствовали.

— Зачем ты пришла ко мне тогда? — спросил он, отвернувшись.

— Полюбила… но это уже в прошлом и неважно. Хочешь — спроси у Таруса, он расскажет — почему. Тогда все еще было для меня свежо и ярко, и я в подробностях описала ему то, что чувствовала тогда, все мои уловки, чтобы понравиться тебе.

— Он рассказал, но я не поверил… Дарина сказала, что мы были с тобой тогда и это все, что она знает. Да — еще, что меня ждет очень большая радость. А остальное должен рассказать мне Тарус — этот жук знает все, сказала она. Все слишком неожиданно, я пока не могу даже осмыслись все это…

— Так осмысливай. Тебя в шею никто не гонит. И нам от тебя ничего не нужно — ни мне, ни сыну. Наставников и учителей у него куча — вся столичная стража, он у них любимчик. Разве что когда вырастет и спросит, тогда назову твое имя… если захочешь.

— Я хочу признать его своим.

— Признавай, я не против. И раз уж ты здесь… будь добр, верни мне слово, которое я дала тебе.

— Я не помню, ничего не помню, — почти простонал он.

— А ты хотел бы… вспомнить?

— Да! Нет… не знаю…

— Я тоже не знала тогда, что ты меня не слышишь. Решила, что ты не отринул мою клятву, раз разрешил дать ее. Я обещала быть верной тебе до конца своих дней, обещала, что ты останешься первым и единственным для меня. Из-за этой проклятой клятвы я оттолкнула любимого, не дала даже поцеловать, — злилась я на себя.

— Я не помню ничего… я не обидел тебя тогда? — нашел он в себе силы прямо взглянуть мне в глаза. Я тоже смотрела.

— Нет, — выдохнула, — нет, не обидел. Слова не сказал, но не обидел. Я уходила счастливой. Думала — мне хватит этих воспоминаний на всю жизнь. Буду жить памятью о той единственной ночи, и только для ребенка, рожденного от любимого. А теперь… верни мне мое слово, оно не нужно тебе. А меня тяготит. Я не хочу тебя ни для себя, ни даже возле сына, хотя и запретить не могу.

— Почему? — вскинулся он, — почему не хочешь?

— А чему ты можешь его научить? Таскаться хвостом за чужой бабой? Неспособности наладить свою жизнь, так или иначе?

— Что ты можешь знать о нас с ней? — прошипел он мне в лицо.

Я ответила так же — злым шипением:

— Мне и не нужно ничего знать. Хватит того, что я увидела — слабак, жалко заглядывающий в глаза, навязывающий свои воспоминания замужней женщине. Это выглядело жалко, а еще подло по отношению к ее мужу. Ты уверен, что только я все это видела? Что он не стоял тогда у окна, перед которым вы… он заслужил это? Вы отвратительны! Оба — и ты и она.

— Не смей! Между нами сейчас ничего нет! Я тоже клялся, но она не приняла моих клятв, запретила ждать ее!

— Но и не гонит тебя! Ее тешат твои щенячьи взгляды, твое жалкое мельтешение рядом?!

Он резко остановился, вдохнул сквозь зубы воздух. Развернулся и быстро ушел. А я вспомнила, что так и не добилась, чтобы он вернул обещание и изо всей дури ударила ногой по большому камню, что лежал на обочине дорожки. Нога еще не коснулась его, а я уже сжалась от боли, что последует за этим ударом, внутренне сжалась… Но, стоило только коснуться камня, как он тут же осел серой пылью, рассыпался у моих ног.

Я покачнулась, теряя опору, и завалилась на еще зеленую по-летнему траву. Правильно упала — не плашмя, а на бок, сразу разворачиваясь в движении — как учили делать при падении с коня. Быстро отыскала глазами сына — он бежал ко мне. С трудом встала, выпутываясь из юбок, отряхнулась… не понимала ничего. Нужно было идти домой, опять говорить с Мастером.

Шла, спешила к нему и вдруг в голову пришло, что точно меня чуть ли не с самого рождения хранили Силы. Детство, все пронизанное любовью старших к единственному в семье ребенку, еще дар фэйри. Потом дар, который достался от старого Строга — страшный, но ценный, дающий мне силу. Пускай не свою, а чужую, но защищающую меня, дарящую веру в безбедное и безопасное будущее. А самое главное — мне дали Мастера, человека, всегда готового помочь, к которому я несусь, случись со мною хоть что — маленькое и хорошее, или великое и страшное. За него я была благодарна Высшим Силам особо и готова была платить за этот дар, как ни за что другое.

Мы с ним сидели за столом в комнате рядом с кухарней. В этой комнате — большой, красивой и уютной, мы ели по утрам, обедали и ужинали — всей своей небольшой семьей. Светлая скатерть, покрывающая стол, была уже привычна для меня. Как и приборы для еды, и дорогая разрисованная посуда.

Зорян набегался за день, и я уложила его спать пораньше. Наш с Мастером ужин припозднился, потому что я начала рассказывать ему про случай с рассыпавшимся камнем. Про свою дикую злость — на себя, на Юраса, и во что это вылилось. Мастер не дослушал… отослал меня кормить и мыть сына, потом я пела малому колыбельную на ночь. Ее почти всегда слушал и ведун — дар фэйри подарил мне хоть и не сильный, но приятный голос, который открывался в песне. Я знала только одну — приграничную колыбельную, но он не уставал слушать ее. Когда мы с ведуном сели за стол, за окном уже стемнело.

Я накладывала ему в тарелку вкусно пахнущую мясом кашу, которую мы обое любили, резала хлеб, зелень. Ели мы тоже молча. Только потом настала очередь разговоров.

— В тебе мало осталось от той Таши, в руках которой раскрылся цветок, дочка. Мало осталось от фэйри. Твой кокон стал темнеть уже тогда, когда ты впервые познала ненависть. Это мне рассказал Гнат. Как же давно это было, — удивился он, — я тогда и не знал еще тебя.

Да-а, тогда твой свет стал не таким слепящим, как раньше. И с каждым твоим… подопечным, скажем так, солнечный свет твоего кокона все больше напоминает рыжее пламя костра. Ненависть, злоба, действенный протест — борьба, не присущи фэйри. Они жертвы по самой своей природе — нежные, тонко чувствующие, жалеющие, добрые ко всем, всех оправдывающие, слабые от этого. Потому и редки. Я сомневаюсь, что сейчас ты сможешь пробудить цветок, а еще у тебя сегодня подгорел лук на сковороде…