Абордажная доля - Кузнецова Дарья Андреевна (полная версия книги .TXT) 📗
От ответов меня отделяла неделя пути до «Тортуги». По сравнению с годами — срок недолгий, но что-то подсказывало, что они будут самыми тяжелыми. Сложнее всего ждать, когда цель близко и пальцы подрагивают от нетерпения, но одновременно с этим трудно поверить, что все на самом деле так.
Впрочем, ерунда это, глупые мысли для заполнения пустоты. В любом случае я буду ждать столько, сколько потребуется, и так, как будет нужно. Тем более что у меня, вон, и развлечение появилось. Только что с ним делать на «Тортуге»? И как распорядиться девчонкой в случае, если я все же провалю экзамен?
Мысли о благополучии ценного приобретения были странными и непривычными, но на удивление уместными: лучше отвлечься на такие мелочи, чтобы не гонять в голове возможные сценарии развития событий, для построения которых у меня не имелось ни малейшей базы.
Алису я застал в полумраке под «звездным небом» — девушка давно догадалась, как можно вывести картинку на потолок вместо стены. Под адажио бессмертной токкаты ре минор Баха девушка лежала на кровати, на спине, раскинув руки, и бездумно пялилась в потолок. Кажется, на этот раз ее настроение полностью отвечало моему видению мизансцены.
Коробки с лекарствами остались неразобранными.
— Это еще что за серость минорная? — насмешливо спросил я.
Алиса, не заметившая моего появления, дернулась от неожиданности, резко села и, поймав мой взгляд, поспешно сползла с постели.
— Прости, мне вдруг стало как-то тоскливо, — смущенно отмахнулась она, изображая бурную деятельность: уселась на полу между свертками, открыла пару ящиков для хранения этого богатства и принялась перекладывать коробки с места на место. Хотя, может быть, в действиях и имелась какая-то система.
Я приблизился, сел на край кровати, стал с интересом рассматривать разномастные контейнеры, а девушка, кажется, не выдержав тишины, принялась торопливо пояснять:
— Я тебе верю. Почти. Ты хороший и очень добр ко мне, не подумай, что я этого не вижу и не понимаю. Но тут накатило вдруг, захотелось почувствовать свободу, а этот вид — он как-то настраивает, дарит ощущение…
— Иллюзию, — поморщившись, оборвал я. Бросил взгляд на потолок и скомандовал убрать картинку. Музыка по моему приказу смолкла еще раньше.
— Что? — в замешательстве переспросила Алиса.
— Звезды дают иллюзию свободы, — пояснил я. Подобрал какую-то коробку, повертел в руках, глянул название, чтобы тут же его забыть, аккуратно положил на место и спросил, нарушив повисшую тишину: — Когда будем ставить надо мной эксперименты?
— А сколько у нас на них времени? — спросила девушка.
— Ну, до «Тортуги» неделя, было бы неплохо управиться. Заодно какое-никакое развлечение будет на это время.
— Ну, нет, на неделю вряд ли удастся растянуть, — отстранение улыбнулась она, сложила спаянную цепочку крошечных пластиковых капсул с какой-то жидкостью в один из отсеков большого контейнера, выставила температурный режим. Потянулась за следующей упаковкой и, покосившись на меня, осторожно уточнила: — Ты поэтому их не любишь? Звезды.
Я непроизвольно метнул взгляд на стену, которую большую часть времени украшало почти живое изображение, и, пожав плечами, ответил:
— Можно сказать и так. Если смотреть шире, то я не люблю их за лживость. Как сказал один давно покойный романтик, звезды похожи на глаза жестоких ветреных красавиц: подмигивают издалека, а стоит приблизиться — делаются холодными и насмешливыми, — проговорил задумчиво и подытожил: — В общем, не складывается у меня с ними.
— Ты совсем не похож на пирата, — наконец высказалась девушка.
— Что, экипаж транспортника больше не снится? — уточнил я со спокойной насмешкой.
Алиса ответила быстрым непонятным взглядом, но продолжать разговор не стала. Обиделась? Ну, это к лучшему, не стоит забываться. И ей, и мне.
Начинаю понимать Серого и задумываться о справедливости его пророчества — о том, что женщина на корабле к беде. Что-то я совсем с этой рыжей расслабился и размяк. Еще немного — начну с апломбом цитировать стихи, хорошо, если не писать. «И душа моя из тени, что волнуется всегда…» [23] Впрочем, последним недугом я никогда не страдал, а сейчас начинать уже поздновато.
А с другой стороны, что в этом странного и столь уж ужасного? Ну, потянуло на лирику. Что поделать, многолетние привычки, да еще детские, почти невозможно вытравить, как ни старайся. И совсем уж неудивительно, что случилось все это из-за присутствия Алисы: за последний год это первый… простой человек в моем окружении. То есть некто, от кого мне ничего толком не надо, кто не несет угрозы и с кем меня связывают не срочные важные дела, а пустая болтовня и одна комната на двоих. Можно расслабиться немного перед последним решительным рывком.
Конец дня мы провели в тишине. Алиса не то чтобы дулась, но была хмурой, задумчивой и явно не желала разговаривать, а я не настаивал: через корабль подключился к инфосети и лениво пополнял запасы развлечений. Такие запросы, в отличие от прямых, не несли отпечатка личности, но сейчас меня это вполне устраивало.
О разговоре с родными девушка не напомнила, я сам у нее спросил. Отказываться, конечно, не стала, терминалом воспользовалась. Правда, на вызов никто не ответил, что, впрочем, не удивило: если корабля еще не хватились, то и беспокоиться родне не о чем. Моя абордажная доля, кажется, обрадовалась молчанию отца и рассказала о своих приключениях, записав голографическую проекцию. Соврала, что полетела на другом корабле и вообще решила начать новую жизнь в космосе.
А наутро она не то оттаяла, не то переосмыслила что-то, не то взял свое характер — Алиса производила впечатление человека неунывающего и не способного подолгу сохранять пасмурное настроение, — но в целом девушка вела себя обычно. Уже знакомое чувство вины, правда, иногда ее покусывало, отзываясь у меня в горле легким перцовым жжением, но было ненавязчивым и недолгим, так что не утомляло, а разнообразило жизнь.
Правда, после знакомства с Морецким Алиса, обращаясь ко мне, постоянно сбивалась с имени на кличку, но я не одергивал. К прозвищу я привык, а все остальное тоже не являлось секретом. Хотя слышать свое имя из уст девчонки, да еще на корабле, было непривычно и странно: я слишком отвык от него и не сразу начал реагировать.
Алиса Лесина
Меня преследовало странное и до крайности мерзостное ощущение, что я вот прямо сейчас, сию минуту, тронусь умом. Все происходящее было дико, в корне неправильно: этот корабль, путь на «Тортугу», Клякса с его поведением… Всего этого не могло, не должно было быть! Во всяком случае, со мной. Я никогда не желала приключений, и вообще я трусиха и домоседка, я просто хотела немного отдохнуть в тишине!
Но все это можно было бы перетерпеть и пережить, если бы не одно главное, неразрешимое противоречие. Нравственный тупик, замкнутый круг: симпатия и интерес к Кляксе, которому не могли противостоять шестеро мертвых мужчин. Умом я понимала, что эта команда — капля в море, и крови на руках пирата гораздо больше, но это меня почти не заботило: тяжело переживать за тех, кого ты никогда не знала и кто остается в воображении только цифрами.
Я забывалась и расслаблялась, потом вспоминала и дрожала от отвращения к самой себе, потом опять уютно устраивалась под боком у тихо и медленно дышащего измененного.
Но хуже всего было то, что я понимала: заботливый и необычный Клякса постоянно рядом, а мертвый экипаж грузовика — в памяти, и рано или поздно пират вытеснит их полностью. Я одновременно и хотела, чтобы это случилось поскорее, и боялась окончательно утратить страх и горечь потери: казалось, что стоит этому произойти, и я исчезну, перестану быть собой, как в сказке, мгновенно превращусь в чудовище.
Или, может, уже перестала быть собой? Ведь я — хорошая, правильная домашняя девочка — не должна столь спокойно и уютно чувствовать себя рядом с убийцей…
