Небо и земля. Том 1 (ЛП) - Хол Блэки (бесплатная библиотека электронных книг .TXT) 📗
***
Пальцы нетерпеливо постукивают по оплетке руля. Покурить бы.
Четвертая сигарета за последние полчаса. Время ползет улиткой. Распланированно.
Много ли в городе женщин с именем Айями? И в возрасте от двадцати до сорока лет. Хотя нет, внешний вид амодаров обманчив. Диапазон поисков — от пятнадцати до сорока пяти. Чтобы наверняка.
Он достал бумажку из нагрудного кармана. Странное и непривычное имя, можно язык сломать. Разве что произнести как Аама.
Аама, Аама…
Дежурный больше полудня перебирал картотеку населения, прежде чем нашел фамилию и адрес. Порывался что-то добавить, но, получив сдержанную похвалу за расторопность и оперативность, был отослан для других дел. Имеющихся сведений более чем достаточно.
Утром она катила тележку с флягой. Смотрела под ноги, задумавшись. Поначалу он не узнал её. Должно быть, тогда, в клубе, на него напал морок. Хотя чему удивляться? Тем вечером она продавала себя впервые и оттого дороже. А потом пошла вразнос по солдатским койкам.
Вот и она. Идет неторопливо, с опущенной головой, точно шаги считает. Плетется мимо. Разве ж это женщина? Нечто бесполое в линялом тряпье. Бесцветна и худа как жердь. Доска и та рельефнее в габаритах. Амодарская шлюха. Шалава. Переспала с половиной гарнизона. Амодарки продаются без исключения — за буханку хлеба, за паек, за защиту и покровительство.
Навстречу двое солдат. Идут, смеются. Перегородили дорогу.
Она протягивает пропуск. Руки дрожат, видно даже отсюда. Вжалась в стену, сумку притянула к груди.
Ну, давай, начинай флиртовать. За эту неделю ты успела научиться дешевому кокетству.
Солдаты обступили с двух сторон. Посмеиваются. Один задрал платье, погладил ногу. Второй рывком разорвал кофту на груди — посыпались пуговицы.
У неё затравленный взгляд. Озирается, просит, умоляет.
Бесполезно. Никто не выглянет и не поможет. Разбежались, затаились. Амодары — трусы, каких свет не видывал. Отдавали своих женщин, лишь бы остаться в живых.
Солдаты гогочут. Зажав, подталкивают к глухому углу. Вырвав сумку, выбросили, и содержимое раскатилось по тротуару.
Почему она не кричит? Стягивает края кофты. Что-то шепчет, отсюда не слышно, хотя стекло опущено.
Сейчас ей заткнут рот и по очереди попробуют: сначала один, потом второй. На виду у всей улицы. Именно так поступают с амодарскими подстилками. И заплатят, бросив по банке с консервами. Столько, сколько заслуживает фронтовая шлюха. Или поимеют задаром.
И ведь ни одна амодарская сволочь не вступится.
***
— Пожалуйста… Прошу вас… Не надо…
Айями парализовало от ужаса. Язык налился тяжестью, конечности одеревенели. Голос скатился до бессвязного лепета.
— Прошу вас, отпустите… У меня дочка… Пожалуйста… Не трогайте…
Не слушают. Комариный писк им не мешает. Лапают, тискают, похохатывают. Порвали кофту, разодрали платье на груди.
Дай мне сил вытерпеть… Или сопротивляться.
Нет, за сопротивление убьют. Проткнут штыком и отправятся дальше, насвистывая.
Значит, вот она какая, даганская власть. Вот они, победители. Берут среди бела дня. Безнаказанно. По праву.
Люнечка, девочка моя…
Ноги отнялись. И съехала бы вниз, но удерживают.
— Ungitir! Kilpas! (прим. — Прекратить! Немедленно!)
Айями отпустили, и тротуар опасно приблизился. Она рухнула без сил на колени.
Солдаты встали навытяжку перед офицером.
— Tenn — puhas plir foz qiget. Cvis tilic htod xavirin rafort (прим. — Каждому — пять нарядов вне очереди. Через час предоставить мне письменный рапорт).
— Ig, dir sot! (прим. — Так точно!) — откозыряли нестройно.
— Inmas misom. Undur! (прим. — Вон отсюда. Быстро!) — гаркнул офицер, и солдаты резво направились к ратуше. — Lexir! (прим. — Вставай). Поднимайс.
Айями не сразу сообразила, что обращаются к ней, пока неведомая сила не вскинула и не поставила на ноги. Она вообще не соображала, где находится и что делает на улице. Не видела того, кто стоял рядом. Не могла вспомнить, куда шла и что делала до того, как натолкнулась на даганский патруль. Имя свое забыла, и где живет, не помнила.
Взгляд упал на раскатившиеся картофелины. Авоська! Она возвращалась с рынка, где обменяла мыло на продукты.
Схватив сумку, брошенную неподалеку, Айями принялась собирать картофель. Ползала по тротуару и складывала клубни дрожащими руками.
— Lexir! (прим. — Вставай!) — потянули вверх.
— Нет! — вырвала она руку.
Нужно собрать все картофелины, иначе голодная смерть. Нужно собрать…
Наверное, она бормотала вслух как заведенная. В радиус зрения попали начищенные ботинки, и Айями, обогнув их, выползла на четвереньках на мостовую. Собрать, нужно собрать…
— Furnir uqah (прим. — Брось это гнильё), — раздался голос. — Lexir (прим. — Поднимайся).
— Нет!
Лишь сложив все картофелины в авоську, Айями позволила поставить себя на ноги и отвести, и усадить на что-то мягкое со спинкой. И прижимала к себе сумку как большое сокровище.
Неожиданно засаднили разбитые колени, и боль выбила пробку в голове. Айями сообразила, что сидит в машине, что в салоне пахнет кожей и табаком, и что руки и ноги грязны от ползания по тротуару. А потом нахлынуло то, от чего рассудок категорически отказывался. Унижение… Разорванная кофта… Сальные улыбочки на мужских лицах… Неизбежность…
Все святые, как же страшно — панически, безраздельно. И страх лишает здравомыслия, обездвиживает.
Айями всхлипнула раз, другой — и заревела. Заплакала навзрыд, размазывая слезы по щекам. Тёрла глаза. Авоська упала в ноги, а Айями, сжавшись в комочек, выплакивала свое потрясение, заново переживая случившееся.
Наверное, прошла целая вечность, прежде чем удалось более-менее успокоиться и швыркать, вздрагивая всем телом. И понять, что снаружи — день, точнее послеобеденное время, и что Эммалиэ, заждавшись, начала беспокоиться. И что война окончена, а в городе правят победители. И что авоська с картошкой где-то внизу, под сиденьем. А рядом, на месте водителя, кто-то сидит… Большое темное пятно, попавшее в угол зрения.
Достаточно, чтобы сердце остановилось во второй раз за сегодняшний день.
Даганский офицер занимал водительское сиденье. Откинулся на спинку и молча смотрел на Айями. И это был он. Тот самый, из клуба. В кителе и в фуражке.
Вот уж правда, все чужаки — на одно лицо, и навскидку меж ними не найти двух отличий. А все равно Айями мгновенно поняла — это он. Смугл, черняв и хмур.
Что ему нужно? Это он спас её от солдат. Приказал громовым голосом отвалить и добавил что-то о наказании.
Айями машинально стянула кофту на груди, прикрывая разорванный вырез платья. Недоверчиво взглянула на даганна и обожглась чернотой в глазах. Непроницаемо.
Почему он помог? Что задумал? Зачем посадил в машину? Явно не из добрых побуждений. Доброта даганнов закончилась, когда амидарейские войска вероломно перешли границу.
Молчит. Может, ждет слов благодарности?
— Спасибо, — сказала Айями тихо и, прочистив горло, повторила громче: — Pird (прим. — Спасибо).
Офицер протянул пропуск, который забрали солдаты из патруля. Айями неловко сложила бумагу и сунула в карман кофты.
Он же уехал под Алахэллу и там погиб. Тьфу, он живой и сидит совсем близко. И он здесь, в городе. Вернулся. А значит, можно попросить его о работе. Чудо, о котором Айями мечтала денно и нощно и о котором думала, нервно грызя ногти, свершилось. Он здесь и он поможет. Даганский офицер добр. Он великодушно спас от притязаний своих солдат.
Повинуясь безотчетному порыву, Айями развернулась к мужчине и схватила за рукав.
— Пожалуйста, помогите мне устроиться на работу, — отчеканила вызубренную фразу на даганском и взглянула с мольбой.
Ну и пусть получилось с сильным акцентом. Офицер посмеется и скажет: "Так и быть. Приходи завтра в ратушу. Ты зачислена".
На лице даганна проступила ухмылка — холодная, циничная.
— Чтобьи получить работа, спиять не с солдатьями, а с офьицерами. Хорошьо спиять.
