Мы не ненавидим друг друга (СИ) - Казанцева Екатерина (читаем книги TXT) 📗
Ходж только посмеивался и качал головой.
Уже перед сном, когда я лежала в кровати тоскливо разглядывая потолок из-за того, что уже привыкла спасть с Алеком, а не одна, в мою комнату тихо постучали.
Я уже начала волноваться, гадая, кому могла понадобиться в такой поздний час, пока на пороге не увидела Алека, который быстро нырнул в проем и закрыл мою дверь.
— Алек?
Парень закатил глаза, уловив в моем тоне удивление, и подтолкнул меня к кровати.
— Я разучился спать один, Фрэй.
Алек скромно улыбается, когда я начинаю тихо смеяться, и ложится в мою кровать, поджав меня под себя. Я как маленькая девчонка краснею, чувствуя внутри тот самый рой бабочек, который он во мне вызывал.
Алек неторопливо целует меня, а я притягиваю его только ближе и ближе. Поцелуи Алека всегда были уверенными, проникновенными, он не торопился и всегда растягивал момент, чего не доставало мне. Я испытывала к нему столько сильных чувств, что просто не могла медлить. Это смешило Алека, и угнетало меня.
— Ты любишь во всем торопиться, — хмыкнул Алек, снова перевернув нас так, чтобы вернуть меня под себя.
Я только закатываю глаза, снова притянув парня к себе.
Мы целуемся уже не так размеренно, как прежде. Чувства накаляются, поцелуи становятся настойчивей, отрывистей, интимнее. Я поражаюсь тому, сколько чувств он во мне вызывает. Я задыхалась от нежности, теряла счет времени в порыве страсти, и я готова была сделать все, что угодно лишь бы это продолжалось как вечно.
Алек пришел в мою жизнь сумеречного охотника так же нежданно, как и все остальное. Он часть моей жизни, которую я теперь так трепетно храню в своем сердце.
Все в моей жизни было не зря.
Потому что по итогу всех этих кошмаров и тайн, я осталась с ним.
Я получила подарок свыше в виде Алека Лайтвуда.
22: Алек
Я ничего хорошего от разговора с матерью не ожидал. Я не был таким уж пессимистом, но зная свою мать и ее «предпочтения», шел, практически, как на казнь. У нас с ней были сложные отношения.
Всегда.
Я рос под ее опекой, боясь где-то оплошать, чтобы не вызвать разочарование в стальном взгляде матери. Она всегда олицетворяла собой уверенность, власть и непробиваемую личность. Только с возрастом я смог понять, что сделало ее такой. Только поняв, что таит в себе сумеречный мир и проблемы, которые его преследуют. Только увидев, как она себя ведет в самой безвыходной ситуации, я оценил ее не как свою мать, а как лидера. Мариз была лучшей.
Да, категоричной.
Да, упрямой и верной себе.
Но она была лучшей из лучших.
С ней считались. Ее боялись. О ней говорили. Ее уважали. На нее хотели быть похожими.
И я хотел.
Пока не устал соответствовать идеалу, который этого не ценил.
Мариз слишком много на меня возлагала. Слишком много требовала и слишком много не говорила мне важных слов.
Я знаю, что она меня любит. Знаю.
Но порой мне казалось, что разочарование во мне уже давно пересилило что-то другое.
Я так часто ошибался, разочаровывая ее…
И так часто разочаровывался в ней сам…
Все было сложно, когда мы оставались наедине. В такие моменты я понимал, откуда во мне эта замкнутость и ярая защита своего внутреннего мира. Мать была такой же.
Она никого не подпускала близко, всегда выставляла дистанцию, и никто никогда не знал, что она чувствует на самом деле. Что ее тревожит, что беспокоит, что мучает по ночам.
Она была сильной.
И со временем я стал видеть в ней самого себя. И это пугало. Мы были с ней так непохожи во взглядах на управление или решение тех или иных проблем, но до банального схожи в привычках, поведении и характере. Да, я был мягче. Но только потому, что рядом всегда была Изабель, которая не позволила мне зачерстветь.
Мать всегда была строга к выбору, который я делал. Не спорю, по истечению времени, она часто оказывалась права, но я все равно поступал так, как считал нужным. Потому что она бросала мне вызов своими запретами. Потому что она вынуждала меня до последнего доказывать самому себе, что я не похож на нее.
Не знаю, почему она всегда пыталась заставить меня сделать другой выбор.
Хотела дать мне «лучшее»?
Сделать меня «счастливым?»
Я долго настраивал себя на наш разговор. Знал, что придется вспомнить Магнуса, с которым я имел счастье встретиться и найти в нем то, что не мог найти ни в ком другом. Знал, что придется говорить о Лидии, которая была так похожа на меня и Мариз. Знал, что придется снова объяснять, что брак с Лидией не сделает ни ее, ни меня счастливыми, потому что мы с ней только партнеры. У нас одно дело, один Институт, одни проблемы. Она мой напарник, мой партнер, девушка, которую я всегда прикрою, даже если она меня об этом не попросит. Да, я испытывал к Лидии теплые чувства, но она никогда не вызывала во мне что-то большее.
А Фрей вызывала.
С первого дня.
— Александр?
Да, я не предупредил ее о своем приезде в Идрис. Поэтому сейчас, стоя на пороге ее кабинета, я понимал, почему она так удивлена. Я был редким гостем в Идрисе. А если я и был здесь, то только по каким-то семейным делам, по указанию Института или еще какой-то веской причине.
Мать приглашает меня пройти, и я улавливаю тень напряжения в ее движениях. Она готовится к очередному сопротивлению. Потому что еще ни один наш разговор в последнее время не прошел без скандала. Без сопротивления друг другу.
— Что-то случилось? Или ты решил просто навестить нас с отцом?
— Я хотел поговорить с тобой.
Мама поднимает на меня внимательный взгляд, после чего мы садимся друг напротив друга. Я стараюсь держать лицо, не показав матери, как на самом деле я волнуюсь и как боюсь очередного ее порицания. Которое неизбежно.
Мать смотрит на меня внимательно и словно пытается прочитать меня, пробиться через ту дистанцию, которую мы оба выставляем перед другими.
— Что-то с Изабель? С Джейсом?
Я отрицательно качаю головой и, выдержав небольшую паузу, все же поясняю.
— Нет. Это связано со мной.
И с Клэри.
Но я не говорю этого вслух.
Мариз сидит передо мной с идеально ровной спиной и поднятым подбородком. Я сижу точно так же.
И когда пауза в разговоре затягивается, я понимаю, что она ждет от меня первого слова. Глубоко втянув в себя воздух, я начинаю наш обреченный на сопротивление разговор.
— Я должен тебе сказать, что с Лидией у нас ничего получится. Мы друзья. Не более.
Мариз сдерживается от комментария, и, сощурив глаза, ждет продолжения, понимая, что я все равно обозначу настоящую причину.
И я это делаю.
— Я люблю Клэри.
Как только эти слова повисают между нами, я чувствую облегчение от того, что сказал это. Потому что это правильно. Потому что я действительно это чувствую. Впервые за долгое время, я снова что-то чувствую. И снова рядом с Фрей.
Мать выдерживает долгую паузу, изучая мое лицо внимательным взглядом. После чего она медленно поднимается со своего места и встает у окна, повернувшись ко мне спиной. Опустив взгляд, только горько улыбаюсь, чувствуя очередное прожигающее чувство разочарования. И мне снова… больно. Я снова разочаровал ее. И она снова разочаровала меня.
Все у нас было построено на разочаровании друг в друге.
И я не хотел с этим мириться, потому что любил ее. Я хотел с ней нормальных отношений, хотел чувствовать себя нужным ей. Хотел показать, как она дорога мне.
Но не мог.
Потому что реальность была совсем другой.
— Ты влюблен в нее?
Поднимаю взгляд на спину матери, когда слышу ее спокойный и приглушенный голос. В котором еще скрыта наивная вера в то, что я сказал не то, что она услышала.
— Я люблю Клэри, — снова повторяю я, специально употребив именно это слово, а не предложенный Мариз термин «влюблен», — И сейчас я счастлив с ней.
Мама тяжело вздыхает и, сложив руки на груди, продолжает всматриваться в окно, заставляя меня чувствовать себя все паршивей.
