Избранницы правителей Эёрана: история демонов Нарака. Трилогия (СИ) - Свадьбина Любовь
– Инструкцию помнишь? – уточняет Манакриза обречённо.
– Да.
– Тогда вперёд, – она делает шаг.
Затем ещё и ещё, постепенно ускоряясь.
Торговки и охранники внимательно на неё смотрят. На гребни разделяющих пещеру стен взбираются дети и с любопытством следят за прибывшими.
Улыбнувшись, Шаакаран машет малышам, но те хмуро‑настороженны. Один грозно щурится, хотя в исполнении ребёнка это почти комично. Даже девочки смотрят на Шаакарана недобро.
– Они похожи на тебя, – бормочет он, подбираясь ближе к Манакризе.
– На пятки не наступай, – ворчит она.
Все молчат: и стражники, и дети.
Следующий зал почти весь состоит из тренировочных площадок. Здесь не только охранники и дети, здесь – подростки. Они молча провожают пришельцев взглядом. У Манакризы каменеют от напряжения скулы, а вот ноздри наоборот трепещут, когда она втягивает воздух родного дома, пропахший потом и озоном очистительных установок.
– М‑м, – Шаакаран едва сдерживает хвост, готовый метаться под плащом из стороны в сторону. – А ты уверена, что нам стоит сюда идти?
– Да, – цедит Манакриза.
Ему здесь неуютно, шерсть так и норовит встать дыбом от холодно‑настороженных взглядов местных жителей, и, откровенно говоря, Шаакарану начинает казаться, что ожидание на перевале в одном из тоннелей было хорошей идеей.
Но ситуацию назад уже не переиграешь. Он оглядывается: за ними идут дети. Эти ужасно серьёзные дети, хмурящиеся в ответ на улыбки и приветливое махание рукой. И теперь, когда дети не прячутся за каменными стенами, видно, что все они вооружены как минимум ножами. Некоторые – пращой и даже маленькими арбалетами.
Страшные дети…
– Мы ведь здесь ненадолго, да? – уточняет Шаакаран беспокойно. – Ненадолго, да?
Манакриза молча идёт дальше. Мимо тренировочных полигонов. Через очередной защитный тоннель. Мимо домов в следующей пещере, через посты охраны.
Идущий за ней по пятам Шаакаран чувствует, что она всё больше напрягается. Даже запах её меняется. Он всё такой же пьянящий, но резче, жёстче, опаснее – до шерсти дыбом на загривке, до дрожи в хвосте.
Едва они вступают в следующий зал, Шаакаран сразу понимает: это центр поселения и самые главные соклановцы Манакризы здесь.
Пещера освещена. Вдоль стен выстроились кадки с деревьями и статуи воинов. В центре – выточенный из скальной породы дом, соединяющий пол и потолок, покрытый трубами светильников.
Это центральное здание внешне совершенно простое – квадрат со ступенями с каждой стороны.
И на этих ступенях у входа стоит десяток воинов. Мужчины и женщины в возрасте, но все крепкие, дышащие силой и уверенностью, с короткими широкими мечами на бёдрах, с пистолетами в ножнах. Все они кажутся почти равнодушными в своей серьёзности.
А за зданием, выглядывая из‑за его углов, собираются остальные жители Эл‑Имани. И вот они – они смотрят на Манакризу с любопытством, настороженностью, а кое‑кто – с ужасом и гневом.
В пяти шагах от занявших лестницу воителей Манакриза опускается на колено. Нервно дёргающий хвостом Шаакаран просто не знает, куда себя деть: негоже демону преклонять колени перед людьми, но… но…
Манакриза склоняет голову:
– Сильнейшие, я хочу заявить о предательстве.
– Мы выслушаем тебя, воительница, в круге сильнейших, – отвечает мужчина с исполосованной шрамами щекой. – Войди и поведай всё, что желаешь сказать, и пусть сердце твоё будет чистым, а слова правдивыми, иначе придётся поплатиться за свои слова.
– О чём это они? – тревожно бормочет Шаакаран.
– Моё сердце чисто, а слова правдивы, – обещает Манакриза и, выпрямившись, направляется к входу в здание для заседания сильнейших.
Шаакаран неуверенно переминается с ноги на ногу. Хотя Манакриза предупреждала его о том, что ей придётся войти одной, а ему остаться снаружи, Шаакаран не ожидал, что при этом его будут окружать мускулистые люди с мрачными лицами и кучей оружия.
Об оружии Манакриза его не предупредила.
Хотя по поводу того, что все будут жутко мрачными – да, предупреждала. Но от этого Шаакарану не легче: недооценил он степень их мрачности и даже кровожадности.
И пока оглядывает тех, с кем ему тут стоять ещё неизвестно сколько времени, Манакриза скрывается в доме, а за ней заходят и остальные сильнейшие.
Двери за ними закрываются.
Выше задрав подбородок, Шаакаран проходит к крыльцу и садится у входа, а сам держит когти наготове. Пусть любой человек по определению слабее его, в этом мире без магии Шаакаран ослаблен, а людей много, и у них есть дальнобойное оружие.
И им, что особенно ужасно на взгляд Шаакарана, похоже, плевать на его милые уши и хвост.
Сидя на крыльце, он отчаянно прислушивается, надеясь уловить, что происходит внутри дома, но до него доносится лишь приглушённый и невнятный шелест голосов.
Это странное место заставляет Шаакарана чувствовать себя совсем неуверенно, уязвимо, несмотря на броню и сохранившуюся даже здесь быструю регенерацию и повышенную силу. Если дома он мог хотя бы примерно прогнозировать поведение окружающих и знал, что в оценке его действий и при воздействии на него всегда будут помнить о злопамятности демонокотов, кровь которых отчасти течёт в его жилах, то здесь нет ни защиты родства, ни понимания характеров людей и их возможных реакций.
Поэтому Шаакарану очень и очень тревожно сидеть на ступенях одному. Его хвост нервно дёргается из стороны в сторону, а рога так и норовят вылезти из зудящей головы. На хвост люди смотрят странно, как они на рога отреагируют – и вовсе непонятно.
Шаакаран рассматривает окружающих: все крепкие, ладные. Шрамы есть практически у всех. Но не все одеты по‑боевому. Вскоре в толпе Шаакаран подмечает более мирных жителей: прислугу, оружейников.
Они продолжают разглядывать его дёргающийся из стороны в сторону хвост.
«Манакриза говорила, что у неё в клане любят трофеи», – некстати вспоминает Шаакаран, и шерсть у него встаёт дыбом от предположения, что на хвост могут посматривать, как на будущий трофей. Он выпускает когти и только по жадному блеску глаз некоторых из присутствующих соображает, какая это глупость: ожерелья из когтей тут явно в моде.
Спрятав когти, Шаакаран поджимает хвост, поправляет на лбу повязку, придерживающую его немного потрёпанную гриву. И застывает. В надежде, что к нему потеряют интерес.
Но люди не теряют.
У некоторых очень суровые взгляды.
Люди ждут, даже дети проявляют изумительное терпение.
Редкая шерсть на теле Шаакарана практически постоянно торчит дыбом.
Когда двери распахиваются, Шаакаран снова подскакивает.
– Идём, – Манакриза спускается с крыльца и направляется в толпу.
Шаакаран – за ней.
Перед ними расступаются, и теперь многие улыбаются, раздаются сдержанные приветствия:
– С возвращением.
Манакриза на них отвечает. Кому‑то кланяется, с кем‑то обнимается, спрашивает, как дети, братья и сёстры. Шаакаран старается не отставать. Миновав толпу, они проходят через небольшой тоннель в следующую пещеру с домами побольше. Что‑то почти неуловимое в этих тоже выдолбленных в камне строений подсказывает, что они принадлежат более богатым членам клана.
Здесь нет зевак, из толпы сюда почти никто не переходит, и у Шаакарана возникает подозрение, что это привилегированная зона.
Манакриза целенаправленно идёт между условных двориков домов, украшенных изображениями черепов. На неё поглядывают в окна, выходят посмотреть на крыльцо. Шаакаран не отстаёт, тут и там выцепляя серьёзные лица местных жителей.
«У нас и то веселее», – замечает он.
Дверь одного из домов распахивается, оттуда выскакивает крепкая девушка с тонким шрамом на подбородке. Улыбаясь, она бросается на Манакризу, и, к изумлению Шаакарана, та ловит её в объятия, крепко прижимает к себе.
С минуту они стоят так, продолжая изумлять Шаакарана и привлекая взгляды соседей, а затем девушка отступает. Нос у неё слегка красноват, как и глаза, но она не плачет:
