Право на выбор (СИ) - Михеева Рина "Пушися" (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗
Он обращался к одной шаманке, другой, третьей — все отказывали. Тогда Ярт снова вернулся к Тайре — одной из сильнейших шаманок. Она была первой, к кому он пришел, и она стала последней, когда он обратился к ней во второй раз.
В первый раз Тайра очень странно смотрела на него, когда Ярт попросил посвящения. И бормотала что-то неразборчивое. Долго смотрела — то на него, то куда-то вдаль — мимо него. Остальные отказывали сразу. И он вернулся к Тайре. Просил ее, умолял не отказывать. Давал какие-то клятвы, которые для него ничего не значили.
Она не могла этого не видеть, не могла не понимать, но снова в ней было что-то еще, помимо отторжения и отказа. Она вновь смотрела вдаль, думала о чем-то, хмурясь и шевеля губами, будто говоря с кем-то третьим, кого Ярт не видел.
— Зло будет, если посвятить тебя, — наконец вымолвила она. — И если отказать тебе — будет зло. Иное… Потом… Много позже. Как быть… как быть… — она качала головой, то опуская ее, то поднимая и всматриваясь в небо, будто хотела прочитать ответы в плывущих волнах облаков.
Тайра повернулась и ушла, не пригласив его внутрь своего жилища. Ярт знал, что это значит — она не отказала. Но и не согласилась. Она будет думать или вопрошать богов. А он может уйти, если сомневается, или ждать, если его желание сильно. О, оно было сильно. А может, даже и не желание, а упрямство, упорное стремление настоять на своем, хотя он вовсе не уверен, что это именно то, что ему нужно.
— Тьма. Мрак… — донеслось из шатра, в котором остановилась Тайра во время очередного путешествия по землям Светании.
Она славилась своей неугомонностью, часто переходя и переселяясь с места на место. Сила ее была особой. Говорили, что Тайра видит много дальше других. Другие — на десятилетия, а она — на века. Но это ведь как с дальнозоркостью: хорошо видишь в даль, зато в близи — хуже.
Тайра вышла к нему через несколько часов. Ярт все так же терпеливо стоял у порога. Если хочешь добиться желаемого от шаманки, следует быть терпеливым, как камень.
— Входи, — сказала она мрачно. — Я видела недоброе. Недоброе о тебе и еще худшее — без тебя. Твоя судьба — проявить зло, дабы оно было уничтожено. Если не проявить и не уничтожить, полчища Мрака явятся из другого мира, когда ни тебя, ни меня уже не будет на этой земле. Но подумай, — она резко развернулась к уже вошедшему в ее шатер Ярту. — Подумай, хочешь ли ты быть тем, кто выпустит зло нашего мира. Не знаю… что будет, если ты откажешься… не знаю… — забормотала она. — Но в конце концов, — ее лицо прояснилось. — Зло всегда может отыскать для себя кого-то… Ты не обязан быть его орудием. Не обязан служить Шешхату. Слышишь? Ты не обязан служить Шешхату.
— Конечно. Я желаю служить только Светану и Тене, — Ярт поклонился, думая, что Тайра все-таки не вполне в своем уме, а может быть, и в своем, но понять, о чем она говорит, могут только духи. На самом деле он просто не хотел понимать. И не понял. Забыл ее слова.
Снова миновали годы, и слова Тайры начали сбываться. Служение шамана было не для него. Служение, требовавшее самоотречения, чистоты души и полного отказа от малейшей воли к власти.
Власть была его страстью. Как он мог от нее отказаться? Да, он лишился большей части дара, когда нарушил свои обеты, принесенные перед ликами богов и перед самим Всетворцом. Но кое-что осталось. И кое-что даровал ему Шешхат — тот, кто не требует отказываться от власти. Вообще ни от чего отказываться не требует. Только от светлой части собственной души — но это же мелочь.
Райяна улеглась под боком у Талисы. Девушка, сквозь сон ощутив рядом теплое и меховое, доверчиво прижалась, обхватив волчицу руками и снова засопела.
Райяна постаралась сосредоточиться на искре, заключить свою силу туда. Собрать ее, собрать… собрать — в одно целое, в одну точку… сжать… Секреты изготовления клановых искр, кристаллов и многого другого некогда открыли мастерам Лоаниры стихийники, приходившие из другого мира. Но до сих пор не были известны все возможности этих артефактов.
Райяна ощутила, как искра нагрелась, а потом и вовсе стала почти обжигающе горячей. Потом накатила слабость, глаза закрылись сами собой. Кажется, у нее получилось… Это было последней связной мыслью, после которой Райяна уплыла в сон — глубокий, похожий на забытье. Она погружалась куда-то, словно плыла в теплом и мягком потоке. А потом увидела Ярона.
Он стоял у окна, смотрел в ночь, хмурился. Наконец вздохнул, отошел от окна и начал раздеваться, явно готовясь лечь спать. Райяна хотела отвернуться, но не могла… а потом уже и не хотела. Под гладкой кожей перекатывались литые мускулы, волна темных волос ложилась на широкие плечи, и волчице до ноющей боли в сердце захотелось прикоснуться к нему, запустить руки в волосы, прижаться губами к его плотно сжатым, четко очерченным губам, разгладить вертикальную морщинку между бровями…
Ей стало тяжело дышать — так привычно, знакомо тяжело, как обычно бывало, когда обуревали подобные желания. Она всегда держала их в узде, а они в отместку теснились внутри, почти душили… А сейчас Райяна вдруг подумала, что ведь это же сон. Она помнила, где она и что с ней. А это вот — сон. Просто такой ясный и отчетливый, наверное потому, что все так странно с ней… Эта неизвестно откуда взявшаяся сила и ее попытка упрятать эту силу в клановую искру… Вот и снится… Так и хорошо. Может, ей и жить осталось всего ничего. Может… никогда в ее жизни не будет такого — не только наяву, но и во сне.
Райяна тряхнула головой, чувствуя на губах бесшабашную улыбку, выдохнула, выпуская на волю свои мечты, желания — все, что горело, бурлило и рвалось у нее внутри. Она сделала шаг вперед… Ярон уже опустился на кровать, и Райяна легла рядом, провела рукой по его волосам, по щеке… Увидела, как изумленно расширились его глаза. Изумленно и радостно. В них она увидела отражение той же бесшабашности, что искрилась сейчас у нее в крови, наполняя ее легкостью и никогда прежде не испытанной свободой.
Он рад ей. Пусть это сон. Всего лишь сон, в котором она видит то, что хочет видеть. Пусть так. Но это ее сон, и она имеет полное право сполна им насладиться. Райяна склонилась к Ярону, коснулась губами его губ — все же нерешительно, робко, ведь впервые… И так вдруг стало страшно проснуться. Но она не проснулась.
Твердые мужские губы едва заметно дрогнули, а потом раскрылись навстречу. Ярон тоже коснулся ее волос, пропустил пряди между пальцами и вдруг обхватил ее, переворачивая на спину, рассматривая так, будто видел впервые и увиденное казалось ему невероятным, небывалым, немыслимым чудом. Подарком судьбы, счастьем. Любовью…
Он коснулся ее губ пальцами, а потом снова губами, сначала нежно, а потом все более настойчиво, дурманно, страстно. Они обнимались, вжимаясь друг в друга так, словно надеялись слиться в одно существо, слиться так, что никто и никогда больше не сможет их разделить. Яростная и жадная нежность — она бывает и такой, поняла Райяна. И именно такой она хотела. Яростной нежности, жарких объятий, до боли, до стона. Словно две волны в бушующем море против всех законов природы ринулись навстречу друг другу, схлестнулись, сливаясь и поглощая, напитываясь друг другом с ненасытной жаждой.
— Мой, — шептала она, — ты мой. Мой. Я люблю тебя…
— Я тоже… — выдохнул Ярон ей в ухо и слегка прикусил за шею, будто метил.
Райяна выгнулась от пронзившей ее сладостной судороги, наслаждение вспыхивало внутри, окатывая ее с ног до головы жаркими волнами.
— Люблю тебя, — Ярон положил ладони на ее пылающие щеки, пристально глядя в глаза. — Тебя, Райяна. Не камни должны выбирать нам любовь, а сердце. И мое выбрало.
Она смотрела ему в глаза, желая запомнить навсегда. Навсегда сохранить в сокровищнице души этот взгляд — тоскующий, отчаянный, яростный и нежный.
И вдруг вспомнила — она же должна его предупредить. Конечно, если это сон… Или, может быть, это что-то другое? Надо попробовать. Так много всего теснилось в мыслях… Родители его живы. Нет, это не то… Ему грозит опасность.