Истинный облик Лероя Дарси (СИ) - Петров Марьян (читать бесплатно книги без сокращений .TXT, .FB2) 📗
Фабио поднимает на меня свои чудные янтарные глаза. Глаза, полные только моего тёплого южного солнца. Я отвечаю лишь грустной улыбкой. И моё бездействие его обескураживает.
— Лер… почему?! Почему… не сейчас?! — отчаянно шепчет юноша. — Я… так совсем… тебя потеряю…
— Глупенький, твой я… И не обсуждается это! Проблема в том, что я обещал им выносить ребёнка. Видишь ли, с тобой рядом — это невозможно. Когда рядом ты, во мне альфа просыпается и неистово хочет тебя, тебя всего без остатка. И если ты будешь рядом, малыш, я не выполню чёртов договор с твоим князем.
— Хочешь… чтобы я… улетел?! — Нери без сил опускается на постель от этого осознания. — Нечестно… жестоко… я не оставлю тебя!
— Пожа… луйста, твоих слёз я не вынесу, Фаби. Мне будет спокойнее и увереннее, если ты, мои сыновья и их альфы улетите с чёртовой планеты. Останется, я думаю, Майлз, Роше и, конечно, Мирро. Хотя… постараюсь и его уговорить!
— Он не улетит без тебя и Анри, да и с зайцами… ты тоже можешь не договориться! — упрямо произнёс мой ненаглядный.
— Да-а-а, тут ты прав! Детки те ещё проблемные! Но я… постараюсь объяснить. Иначе, всё, что я творю сейчас против своих же принципов и правил, то, как я ломаю себя… окажется напрасным.
Фаби резко встал. Его глаза строптиво сверкнули.
— Выходит… только мне нельзя в твою постель! — воскликнул парень. — Ты говоришь, что верен мне? Ты спишь с Майлзом и Луиджи, будет ещё какой-то неизвестный донор… А я отодвигаюсь всё дальше от тебя, Лер, как вещь, которую ты боишься взять в руки… и разбить… Если бы ты действительно любил, как продолжаешь повторять…
Меня подрывает… В глазах полыхает огонь праведного гнева, а у благоразумия испорчены тормоза, и виноват мой глупыш! Его тонкий вскрик погашен моим жадным поцелуем, я сдираю с золотистых плеч кофту, оглаживаю сатиновую кожу спины, рук и стана. Фабио замирает, выгибаясь и мелко вздрагивая, закрывает глаза, шепчет, вынимая и останавливая мое сердце:
— Amore mio… il respiro è il mio… la mia follia… *(с итальян.: любовь моя, дыхание моё, безумие моё).
Я, на коленях перед моим мальчиком, стягиваю штаны со стройных, крепких бёдер. Внезапно уже он останавливает мои руки, ловит их в замок и опускается в ту же позу, на колени:
— Прости… меня, прости… Я веду себя хуже ревнивого омежки! Велишь, уеду… захочешь останусь, буду ждать сколько нужно… буду верить в нас! Я не могу тебя заставить выбирать, ведь ты дал слово!
Я глажу бету по щеке и благодарю Бога и всех ангелов за НЕГО.
— Обещаю, Фаби, милый мой, у нас будет самый незабываемый умопомрачительный секс на Земле!
Мы ложимся в постель и долго ласкаемся, прижимаясь пылающими телами, мы похожи на целомудренных подростков, только-только познающих друг друга. Фабио очень невинен, а такой старый развратник, как я, весь во вкусе и в предвкушении. Смешно? В мои загребущие руки попал последний девственник Земли. И этот мальчик меня полюбил… Как я хочу в это верить! Фаби потирается о моё бедро, постанывая от нетерпения, я добираюсь рукой до его естества, покусывая за шейку. Юноша обвивает мои плечи, горячий, желанный… до одури…
А я — такая запрограммированная сволочь…
В моей шальной голове всплывает другой образ. Синие глаза, как кусочки ясного неба, полные солнечных бесенят, с вечным шальным прищуром. Большой сладострастный рот с весёлыми складками в уголках. Ямка на тяжёлом подбородке. Жёсткие непокорные волосы, сильные руки, красивые ноги, тело, как у греческого бога…
Свят.
Почему… я думаю о тебе СЕЙЧАС? И именно такой важный интимный момент с Фаби я упускаю из рук, прерывая мыслями о тебе… Именно сейчас ты склоняешься надо мной, звеня серебряной цепочкой, на которой вместе с жетоном, где выбиты твои группа крови и имя, болтается простой медный крестик.
— Старик, помни… ты мой!
Я закусываю губы, а потом резко погружаю их в полуоткрытый рот Фаби. Наши языки сплетаются. Господи, неужели я лгу самому себе?! Неужели Свят в моём сердце, а темноволосый красавец-бета лишь моё прикрытие… мой самообман?! Лу прав, я — старое, эгоистичное чудовище…
— Малыш, прости меня! — я глажу Фаби по щеке. Он, словно ощущая мою неуверенность, делается печальным.
— Лер? Поговори со мной! — взрывается итальянец и бьёт меня в грудь кулаками.
— Ненавижу себя! Химера чёртова! Беги от меня сломя голову! Чего хочу?! Кого жду?! Запутался вконец! Посмотри на меня?! Чем я хорош? Лучший альфа?! Где уж! — я закрываю лицо руками, ломаясь пополам, разбиваясь вдребезги. Сердце по нарастающей амплитуде гремит в груди набатом.
— Ты… не виноват. На тебя столько всего свалилось, любой другой бы свихнулся, а ты… остался разумным человеком, тем, кто бережёт покой и счастье других превыше своего… Разве… нет? — вдруг тихо шепчет мне на ухо Фаби. Он всё понял…
— Нет, малыш! Целую тебя, а думаю о НЁМ!!! Чёрт… меня… подери! — горькую правду не удержать. Такой я беспробудный дурак! Я жду пощёчины… того, что Нери встанет с постели и уйдёт… я жду слов укора и обиды, но… поднимая виноватые глаза, вижу виновато улыбающегося тебя, моего янтарноглазого мальчика:
— А кто говорил, что мне будет легко отвоевать тебя у прошлого и настоящего?! Это ты — глупый, Лер! Мой Лер! Я тоже должен постараться и не подвести тебя… Я не сдамся так просто, а Свят… пусть он для начала вернётся…
… Я забрал бы тебя у богов,
Не твоих эпох и времён,
У великих высоких постов
И разных чужих знамён.
Я простил бы тебе легко
И смятенье, и ложь, и блажь,
На пороге твоих снов
Я стоял бы, как верный страж.
Коли будешь ты гнать меня,
Отойду лишь на малый шаг,
Я могу лишь любить тебя,
От разлуки едва дыша.
И осталось мне только смотреть,
Как заносят пески времён,
Лишь початую чашу любви,
На ладонях чужих знамён.
Фаби, совесть моя, смятенье моё! Я должен понять, чего хочу… Я постараюсь не ранить тебя сильнее, чем сейчас, не разрушить твои надежды…
Фаби и я договорились по возможности не пересекаться в нашей бытовой жизни. Во все тонкости дела были посвящены лишь Майлз, Мирро и Роше. Я проводил все свободное время в окружении альфа-самцов посёлка. Спал с Майлзом в одной комнате, изредка позволяя к себе прикоснуться.
Я ловил себя на том, что-то, что ранее заводило меня с пол-оборота, теперь не вызывало никаких острых чувств. Майлз даже забеспокоился. Я потрепал его по плечу, объясняя отсутствие эрекции усталостью и печалью. Мулат пытался порадовать меня любыми способами, но что-то во мне отмирало.
Было впору переживать за продолжение эксперимента. Луиджи злился, хоть и ногами не топал, но давал понять, что нужно было торопиться. Прошло уже две недели с окончания его течки. И ещё через трое суток Роше торжественно объявил, что беременность-таки благополучно наступила. Я облегчённо выдохнул: афёра князя пока шла, как по маслу. Но мой организм, погружённый в истинно мужскую хандру, категорически не давал проснуться омежьей сущности.
Роук с Полански, несмотря на яростные протесты моих сыновей, практически от меня не отходили. Иногда у меня голова кружилась от их доминирующего запаха, но тело упрямо не реагировало, как раньше. На исходе третьей недели мне принесли одобренный альбом с кандидатами. Там были, естественно, четверо наших дорановских альф: Ланс, Роук, Анри и Майлз. А также богатый выбор других великолепных особей, блещущих здоровьем, силой и красотой, предлагающих использовать их тела для процветания всего человечества. Меня откровенно мучила бесячка по любому поводу и подкатывала тошнота, словно я уже был на сносях.
Я сорвался в субботу, когда мы по традиции сели играть в Мафию. Я бросал жадные тоскливые взгляды на бледного, очень серьёзного Фабио и постоянно терял концентрацию. В результате Полански жестоко психанул и попёр меня из своей команды. Ворча под нос ругательства, я немного резко встал с дивана, и… всё поплыло перед глазами. Внизу живота болезненно свело, потом стянуло непривычным, но уже знакомым спазмом. Я скривился: похоже, начинался долгожданный жар. Да, все мы смотрели захватывающую фантастику про смену пола и попаданцев в иные миры, где брутальные альфы становились нежными омегами. Но кинематографические изыскания и великолепная актёрская игра не шли ни в какое сравнение с тем, как сейчас ломало меня! Каждая клеточка моего тела объявила мне войну. Мужики втянули воздух, сгущающий новые сладко-влекущие нотки моего меняющегося аромата. Майлз потемнел, как грозовое небо, и напрягся.
