Жена Лесничего (СИ) - Вайнштейн Стелла (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
Вирхольм! Интересно, как он ее встретит?
Ее заприметили еще издалека, выбежали встречать целой толпой. Чармейн дергали за рукава, теребили, улыбались, обнимали и бесперебойно закидывали вопросами. Отчего ее так долго не было, почему пришла одна, где Дэмиен, как ей живется в лесу?
Чармейн ответила, глубоко вздохнув, что о лесе говорить запрещено. Рассказала, как Дэмиен сломал ногу, — тут пронесся беспокойный вздох, затем тревожное молчание.
Чармейн обвела глазами за мгновение поскучневшую толпу. Каждый вспомнил тот голодный год, когда Дэмиен что-то сделал не так в лесу и урожай пропал. К тому же, все знали, что Хозяин леса не слишком доволен лесничим Ахтхольма, и тем приходится намного труднее.
Чармейн, как раскаленный свинец в ледяную воду, бросила фразу о том, что сама заменяла Дэмиена в последние недели. Молчание разорвалось резким выпадом высокого парня с насупленными бровями: «Врешь!». Чармейн узнала в нем одного из бывших ухажеров. Она ничего не ответила, лишь гордо подняла подбородок, и на него шикнули соседи, утихомиривая наглеца.
Дэмиена боялись, его сторонились, а Чармейн, хоть и отличилась странностями перед свадьбой с лесничим, но была своей. Теперь все колебались, можно ли ее поставить на место или не стоит.
Чармейн вышла из леса не в шкурах, а в парадном зеленом платье, словно обычная городская модница. Разве можно ожидать от молодой девушки особых подвигов?
— Вы что не видите, что на ней печать леса? — вдруг раздался звонкий голос из-за спины толпы. — Наша Чармейн была черноглаза и черноволоса, а теперь стала медовой.
Чармейн повернулась в сторону голоса и увидела говорящую. Черноволосая девушка, закутанная в шаль до пола. Стоит слишком ровно, словно пытается осанкой перекрыть неуверенность.
Это была Милисент, та самая дочь мельника, с которой у Юстаса случилась некрасивая история. Чармейн в первый раз взглянула ей в глаза с того самого дня. Она знала, что отец ходил к мельнику, чтобы вручить компенсацию, а потом по Вирхольму пошли слухи, что Милисент сама виновата, что заманила Юстаса, а мальчик не смог сдержаться.
Чармейн сглотнула ком в горле, обнаружив, как сильно история дочери мельника похожа на то, что случилось с ней самой. Неужели Тейл решил показать сестре Юстаса, каково это быть изнасилованной? Нет, наказывать ее за грехи брата подло, фейри грешны многим, но не этим…
Мысль додумать не дали. Чармейн услышала нарастающий шепоток, увидела, как старая лавочница взяла прядь ее волос и перебирает между пальцами, пробуя на ощупь. Чармейн возмущенно отодвинулась назад.
— Хватит!
И лавочница почтительно отступила. Вокруг Чармейн возникла пустая полоса. Теперь люди смотрели на нее по другому: почтительно и с благодарностью. Чармейн привыкла к таким взглядам, она долго была первой красавицей Вирхольма, умела притянуть внимание. Хотя то восхищение совсем не грело. Уходило впустую, и на следующий день требовалась новая порция. А теперь восторг толпы ощущался по другому. Чармейн сама гордилась своим лесничеством, а признание городских растекалось по сердцу горячим медом.
Она шла домой впереди толпы. Котомку забрал пунцовый бывший ухажер, стараясь загладить вину. Смотрел просительно, и Чармейн, против обыкновения, приветливо кивнула ему, отпуская вину. Раньше она попыталась бы его крепче привязать в свою свиту, а теперь поняла, где пустое, а где настоящее.
Отец шел ей навстречу со стороны мэрии с протянутыми вперед руками, в красном плаще с золотыми крыльями на спине. Как король из сказки. Чармейн опустилась перед ним в реверансе, а он поцеловал ее в лоб.
— Добро пожаловать домой, дочь моя!
Он повернулся к жителям города и поднял вверх руку Чармейн в триумфальном жесте. Их встретил грохот аплодисментов, и тогда он ловким жестом фокусника провел по животу Чармейн, прижимая свободные складки платья к телу.
— Поздравьте ее, Чармейн будет матерью!
Городские дружно взревели от восторга, а Чармейн дернулась как от пощечины и улыбнулась через силу.
Что с ней, не сама ли мечтала об этом самом совсем недавно? Почему от уважения за лесничество ей сладко на душе, а от восторгов о беременности муторно, будто кто-то под платье заглянул?
Отец повел ее под руку в сторону дома. Ухажер, натужно пыхтя, семенил позади с котомкой. У дома отец повернулся к городским, сжав плечо дочери, рассказал, как всю жизнь готовил ее быть примерной женой (Чармейн внутренне фыркнула), нарисовал в радужных красках светлое будущее, в котором ребенок Чармейн станет будущим лесничим (тут она помрачнела), и царственным жестом отпустил всех по домам.
Мать стояла у порога и смотрела на дочь горящими глазами.
— Ты и вправду беременна?
Отец сел в глубокое кресло, положив руки на подлокотники.
— Наконец и от нее будет польза. Что ты стоишь, Чармейн? Пришло время серьезно поговорить. Мать, принеси нам отвар на меду.
Чармейн присела на зеленый диванчик. Отец откинулся в кресле, скрестил пальцы, пристально рассматривая ее с головы до ног. Чармейн отвела глаза, мысленно приказывая себе не поправлять волосы и не касаться ушей. Не привлекать к ним внимания. Между тем отец вынес вердикт:
— Брак пошел тебе на пользу. К тебе вернулась былая красота и румянец. Мне сказали, Дэмиен сломал ногу?
Чармейн утвердительно хмыкнула и рассказала с потаенной гордостью о событиях последних недель. Отец кивал в нужных местах, выглядел довольным, и Чармейн оживилась.
Зашла мать, неся на руке поднос с дымящимися чашками. Присела рядом с Чармейн на диванчик, подала ей в руки отвар, затем предложила тарелку с пирожными в виде цветов и листьев. Она считалась мастерицей в выпечке сладостей, и Чармейн сразу выбрала себе розу с розовыми кремовыми лепестками и хрусткой корзиночкой.
Впилась в край, смакуя сладкий воздушный крем, вкус детства. На мгновение унеслась в те дни, когда можно было украсть с подноса пирожных и убежать в поля, вернуться только вечером, когда гнев родителей утихнет.
Отец странно смотрела на Чармейн, с ожиданием во взгляде. Та, чтобы спрятать неловкость, отпила пряного напитка с запахом мяты и лимонника.
— Ты уже встречала фейри? — спросил отец, нахмурив брови.
— Д-да, — залившись румянцем ответила Чармейн.
Он с матерью одобрительно переглянулись.
— И как они к тебе отнеслись?
Чармейн опустила глаза и поджала губы. Неужели родителям что-то известно?
— Никак, — пожала плечами Чармейн. — У них свои дела.
— И вы ни разу не разговаривали?
— М-м-м, несколько раз… Поприветствовали и разошлись разными путями.
— Не узнаю свою дочь. Неужели тебе не было интересно?
— Там много интересного.
Отец расстроенно стукнул кулаком по подлокотнику. Чармейн вздрогнула.
— Чтобы этого больше не было! Тебе нужно как можно больше узнать о фейри, а еще лучше подружиться с ними.
Он встал, подошел к окну, задернул шторы, хоть за стеклами просматривался живописный сад, а не улица.
— Мы должны тебе что-то рассказать. Лучше, если ты увидишь своими глазами.
Мать подошла к секретеру, потянула на себя дверцу и достала с полочки с писчей бумагой свернутый вчетверо листок. Подошла к Чармейн и протянула вперед с таинственной улыбкой на лице.
Чармейн развернула письмо.
— Да это же почерк Юстаса!
Отец довольно кивнул, а Чармейн просмотрела письмо с нехорошим холодком в желудке. Читать пришлось два раза, строчки сливались и прыгали.
«Дорогие отец и матушка,
Все мои чаяния вкладываю в это письмо в надежде, что оно попадет вам в руки. Четыре года скитался я по миру за гранью, пока нашел заветную пещеру и смог спрятать листок в одну из корзин с ванилью, любимой нашей матушкой. Как бы я целовал сейчас ее руки и просил прощения за то, что не был примерным сыном. А тебе, отец, поклонился бы в пояс и поблагодарил за науку, которую ты старался вбить в мою голову. Жаль, что не ходил за тобой гуськом как утенок за матерью и не учился твоей премудрости.
