Божественный яд (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна (читать полностью книгу без регистрации .txt, .fb2) 📗
Утром, пока знакомились с учителями и занимались другими полезными вещами, Ида делала ещё одно важное дело: привыкала к местному наряду в наименее смущающем обществе из возможных — обществе таких же растерянных и смущённых девушек. Ощущение свободы, как будто на ней только ночная рубашка и тонкий халат, будоражило, смущало, волновало, но было приятным. Хотя постоянно казалось, что она забыла одеться, и тянуло чем-то прикрыться.
На уроке этикета им объяснили истоки и особенности ещё одного важного отличия между обычаями соседей. У илаатов не принято было стричь и даже собирать волосы, только во время работы и только из практических соображений, и даже наоборот, во всех официальных и торжественных случаях полагалось их распускать, лишь украшая при желании тонкими косицами, цепочками и подвесками, но мало кто прибегал к подобному.
В древности у илаатов существовал культ длинных волос. Люди верили, что в них содержится вся жизненная и магическая сила, и те, у кого наблюдались с этим проблемы, считались навлекшими на себя божественную кару. Иногда даже казнили тех, кто рано лысел, но чаще заставляли носить особый головной убор, состоящий из прижатого обручем длинного чёрного платка, имитировавшего наличие волос. Во всех же остальных случаях, не продиктованных практической необходимостью, головные уборы считались чем-то неприличным. Сейчас на лысых и стриженых, конечно, никто не показывал пальцем и ни к чему не принуждал, да и к головным уборам стали относиться более лояльно, но любовь к длинным распущенным волосам осталась.
Слушая это, девушки задумчиво ощупывали свои аккуратные причёски и вспоминали трантские традиции, которые, напротив, всего полвека как вообще разрешили женщинам выходить на улицу с непокрытой головой. После этого ни для кого не стало сюрпризом, что на прогулку в храм больше половины девушек распустили волосы, а самые скромные — заплели сложные косы, которые посчитали достойным компромиссом.
Ида перед выходом несколько минут разглядывала отражение в зеркале — бирюзовый с золотым шитьём наряд и облако светлых кудряшек — и пыталась понять, нравится ли ей то, что она видит. Было это ужасно непривычно, весьма непристойно и… пожалуй, красиво. Вспоминалась сказка про рождённую из морской пены принцессу, и, глядя на себя, Идана не сомневалась, что как-то так она и должна была выглядеть.
Заплетать косу Ида не стала.
Храм производил странное впечатление своим внешним видом и не вызывал желания зайти внутрь. В Транте церкви были строгими и изящными: тонкие колонны, узкие круглые арки, чистая белая штукатурка фасадов и амальгама высоких крыш-куполов, очертаниями повторявших старинные шлемы. А этот со стороны напоминал старый, вросший в землю замшелый склеп. Сложенный из огромных тёмных каменных плит, обветренных временем и потравленных дождями, он не имел окон, и единственный вход выглядел зловещим чёрным провалом, жадной пастью.
Иде вспомнились домики, которые она строила в детстве из кубиков, и вдруг стало жаль игрушки, которые она там замуровывала: делать нормальные окна и двери было неудобно, и она селила обитателей так. А теперь вдруг оказалась на их месте и осознала, насколько это страшно.
Принца и принцессы с ними на этой прогулке не было, но вряд ли это кого-то расстроило. Остальные девушки тоже притихли, и вряд ли кто-то из них отважился бы войти самостоятельно, но их сопровождали мужчины — не все, по одному на невесту, — и в итоге ни одна не попыталась отказаться от сомнительной экскурсии, только больше жались к спутникам. Идана даже предположила, что в этом и был хитрый расчёт, потому что совместные приключения сближают, но не обиделась, а только порадовалась своей компании. Её выпало сопровождать офицеру, высокому и широкоплечему мужчине, который во дворце виделся скучным, мрачным и неинтересным, а тут вдруг показался надёжным, сильным и очень мужественным, просто земное воплощение Защитника.
Но внутри храма всё, к облегчению девушек, выглядело совсем не так страшно. Изнутри камни, из которых были сложены стены, казались светлее и наряднее, да и ожидаемой зловещей кладбищенской тьмы здесь не нашлось: из щелей по периметру крыши сочился слабый рассеянный свет, а в потолке было пробито несколько световых колодцев, и сумрак, царивший в храме, успокаивал глаз и не пугал. Сухой и прохладный воздух терпко и приятно пах незнакомыми благовониями.
Планировка была простой, храм состоял из единственного большого помещения квадратной формы. В центре в потолке зиял самый большой из колодцев, тоже квадратный, и свет из него заливал пустое пространство, утопленное на одну низкую ступеньку и отделённое от остального помещения рядом массивных колонн из того же тёмного камня. Они внушали трепет своими размерами — толстенные, втроём не обхватишь. Ещё четыре колодца, поменьше и круглых, располагались по углам.
В храме было безлюдно и очень тихо, так что поначалу никто не осмеливался нарушить эту тишину. Сопровождавший их пожилой историк поступил не так, как обычно делали в музеях: он широко повёл рукой, давая гостьям возможность осмотреться, а сам остановился слева у входа, намереваясь подождать, когда первое любопытство будет удовлетворено.
Идана, в зале быстро успокоившись, отпустила локоть своего спутника и, стараясь ступать потише, двинулась вправо вдоль стены. Она читала, что в илаатских храмах всегда стояли статуи богов, которые обычно исполнялись лучшими скульпторами, и было любопытно на них взглянуть, она именно ради этого надела на прогулку очки.
Однако здесь Иду ждало разочарование. В ближайшем углу действительно обнаружилась статуя, вот только она не впечатляла ни размерами, потому что была лишь где-то на голову или две выше обычного человека, ни тонкостью исполнения. Она настолько грубо изображала закутанную в бесформенный плащ фигуру, что требовалось приложить немалую фантазию, что бы увидеть в ней сходство с человеком. В другом месте и других обстоятельствах Идана бы приняла эту статую за необработанный кусок камня. Но надпись золотом на постаменте — «Страх» — не допускала двоякого толкования.
Пытаясь проникнуться величием, Ида несколько минут простояла перед фигурой в немом созерцании, но — тщетно, статуя оставалась грубым и неинтересным куском камня. Девушка решила не сдаваться так быстро и двинулась дальше в робкой надежде, что остальные божества окажутся интереснее, а Страх… Может, неизвестный мастер хотел сказать, что у каждого он свой и отобразить его невозможно, или что-то еще философски-заумное?
Однако дальнейший осмотр показал, что примерно теми же соображениями скульптор руководствовался при создании всех пятерых божеств или вовсе делал изображения по одному лекалу. В следующем углу нашлась точно такая же Жажда, и понять, что это такое, можно было только благодаря золотой надписи. Даже статуя Любви, старшей из местных богов, которая стояла строго напротив входа, ничем от остальных не отличалась.
Но здесь кое-что всё же было иначе. На постаменте трепетало язычками пламени несколько толстых свечей, и потёки воска говорили, что горят они тут если не всегда, то — часто.
А ещё перед Любовью обнаружился человек, которого Идана заметила далеко не сразу. Поза его меньше всего походила на молитвенную: он сидел на полу, скрестив перед собой ноги и опираясь на отставленные назад ладони, и, запрокинув голову, вглядывался туда, где у статуи располагалась голова. Типичный илаат, одетый к тому же «неофициально»: низко сидящие сальвар неопределённого в сумраке цвета и кутра без пояса, разлетевшиеся полы которой обнажали торс. На ногах у посетителя храма были лёгкие тапки без задников.
Идана поспешно отвела взгляд от неприлично одетого мужчины, замерла, не решаясь потревожить незнакомца. Она обернулась к своему молчаливому спутнику за советом, однако тот оказался даже слишком ненавязчивым: решил не мешать девушке приобщаться к духовному и в какой-то момент незаметно оставил её одну.
Ида почти собралась махнуть рукой на остальные статуи и пройти к выходу через пустое пространство посередине, которое необъяснимо пугало, но тут проблема отпала сама собой, потому что мужчина её заметил. Он поднялся одним текуче-мягким, кошачьим — или, скорее, змеиным — движением и за какое-то мгновение оказался прямо перед Идой. Не настолько близко, что бы она отпрянула, но достаточно, что бы её окатило смущением.
