Веледар (СИ) - "Bastard92" (книги читать бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Ваню дважды просить не пришлось, он зайцем скакнул в угол горницы, и оттуда засверкал глазами. Сроду ему колдовства настоящего видеть не приходилось: и страшно было, и любопытно.
Ведьма тем временем огляделась, подошла к печи и серьгу на шесток положила. Потерла ладони, развела их в стороны и принялась бормотать:
— Как на небе солнце месяцем сменяется, месяц в полночь черную в водах отражается. Месяц — брат, а я сестра. Месяц повернет рога. Серебро воды коснется, колдовство вспять обернется…
На дворе завыл пес, горько, безнадежно. В горнице похолодало, и кожа у Ивана по всему телу покрылась мурашками, ощетинившись волосками. Ведьма читала нараспев, закрыв глаза, мерно покачиваясь:
— Что забрала — отдашь. Не отдашь — отберу. С места не сойдешь, пока все не вернешь. Колдовство твое против тебя обращаю, своим колдовством заклинаю. Твое слово против моего, ты сильна, а я сильней. Ты ученая, я рожденная. Перун мне свидетель, полудница мне защитник…
Иван обхватил себя за плечи, застучал зубами, сам не зная, от замогильного холода или от вибрирующего голоса ведьмы, который двоился, троился, вился по комнате, отдавался гулко в печной трубе, отсекая прочие звуки. Парень не выдержал, зажал уши руками, зажмурил до боли веки…
Он не знал, сколько прошло времени, когда ведьма тронула его за плечо. Открыл глаза, ошарашенно на нее уставился. В избе снова было тепло, а с улицы доносились привычные звуки: далекий людской смех, лошадиное ржание, редкий стук разболтавшейся калитки.
— Вот, — ведьма с силой потянула его за руку, вложила в потную ладонь серьгу. — Не потеряй, головой отвечаешь. И слушай теперь внимательно, что дальше делать…
(1) Здесь и далее — стихотворение Сергея Есенина
(2) Раньше считалось, что если воткнуть нож или ножницы в дверной косяк, ведьма не сможет войти в избу.
Комментарий к Глава 10.
Ах, да, дорогие читатели. В прошлой главе забыла сообщить, что будет макси. Заваривайте чай, готовьте печеньки=)
========== Глава 11. ==========
Мы стояли у самой границы леса, и земля под нашими ногами плавно уходила вниз, спускаясь к реке. Отсюда отлично было видно зарево купальских костров, разведенных уже вдоль берега. По воде широко окрест разносились веселые песни, пьяные голоса, смех — неизменные спутники летнего праздника. Люди развлекались, прыгали через костры, устраивали шумные и задорные игры, водили хороводы и не подозревали, что произойдет на их глазах в скором времени…
Ивану явно было страшно, но держался он молодцом, не трусил, только поджимал губы и вцеплялся в поводья так, что костяшки пальцев белели в темноте. Конь Веля нервно перетаптывался под ним, косил на парня хитрым глазом и очевидно недоумевал, что за седок на нем, и где хозяин, который ухаживал, гладил и баловал иногда пшеничными сухарями.
— Здесь разойдемся, — сказала я. — Хорошо все запомнил?
— Чего там запоминать-то, — буркнул Иван. — Я только не уверен, что получится.
— Получится, — кивнула я.
— Я ж не ведьма.
— А тебе и не надо. Сила моя уже в заговор вложена. Тебе только закрепить его осталось. Это как бочка со смолой: лучину поднесешь, она и заполыхает.
— А чего ж ты сама не сделаешь?
— Потому что я, Ваня, пойду добывать то, что простому смертному уж точно в руки не дастся. Это мой единственный шанс брата спасти, которого Демира приворожила. Но и твое дело на реке важное, не оплошай.
— Не оплошаю, — парень снова сжал губы. — Я только одного не понимаю…
— Чего же?
— Ты у нее отнимешь все, что она украла, а дальше что? Демира снова за свое возьмется, даже если из города бежит…
— Не возьмется. Я об этом позабочусь.
— Убьешь ее? — шепнул парень робко.
— Вот еще, руки марать. Скоро сам все увидишь. А сейчас нам пора, времени мало. Поспеши. Встретимся здесь же, как условились.
Иван серьезно кивнул и поддал пятками в лошадиные бока, поехал вдоль леса, постепенно переходя в галоп. А я спешилась со своего навьюченного коня, погладила его морду и стала стреноживать.
В самую короткую ночь в году солнце будто бы до конца и не закатывалось, алея бледным заревом на горизонте, а оттого ночь была светла и тепла. Вот только в лесу царил мрак, хоть глаз коли, и даже лучину или свечу зажигать было не положено, так что я шла почти на ощупь. Впрочем, скоро глаза попривыкли, и стало легче…
Разное люди болтали, выдумывали, будто оправдываясь перед кем-то: и что отправляться надо в самую глухую чащу, чтоб лая деревенских псов не слышать; и что случается это раз в сто лет, так что удача нужна большая; и что идти обязательно босиком надо, а то и вовсе голым; и что сделать это может только парень молодой… А дело было в том, что не давалось людям это чудо, ибо они силы нужной не имели, да и помыслами часто были нечисты. Так учила меня мать.
Испросив благословения хозяина у ближайшего пня, я двинулась вглубь леса, который жил и звучал, несмотря на безветренную погоду. Изредка похрустывали ветки над моей головой, шуршали в траве лесные мыши, переговаривались, словно глиняные свистульки, неясыти. Воздух был напоен влажной прохладой, и волосы мои, распущенные по плечам, быстро потяжелели.
Наконец на пути моем оказался овраг, со дна которого доносилось хрустальное журчание лесного ручья. Я стала спускаться медленно, осторожно, лишь изредка оскальзываясь на крутом склоне. Поперек оврага, как мост над ручьем, лежало поваленное дерево, гнило и светилось мягко, позволяя увидеть то, что я искала…
Кочедыжник (1) за неполный летний месяц успел разрастись, и теперь листьями своими, словно орлиными крыльями, нависал над влажной землей.
Я остановилась, сняла с пояса сумку и свой кинжал достала, а затем уселась прямо в иглишник и принялась лезвием почву вокруг себя вспахивать, рисуя защиту. Пока срывать стану, уязвима буду для лесных духов, которые тоже не прочь этим чудом завладеть, да руки коротки…
Через чащу я спешила, как могла, а теперь время будто нарочно тянуться стало. Может, так кажется, а может и леший балует… Надо было на деле сосредоточиться, а я все о наемнике думала… Вспоминала, как он последний раз руки моей касался, и тыльную сторону ладони начинало жечь. И кто бы мог подумать, что я скучать по его трепу буду, хотя и полдня не прошло, как одна осталась. С тех пор, как он спас меня из лап разбойника, я смутно ощущала некую защищенность, когда он рядом был, а когда не был… Казалось, будто с тела холодной ночью одеяло стащили, и хочется вернуть его, но только плечи руками обхватываешь, чтобы сохранить толику былого тепла и уюта.
Усмехнувшись собственным мыслям, я устремила свой взгляд на заросли кочедыжника и замерла…
Пришла долгожданная полночь, и ночной воздух над узорчатыми листьями растения помутнел на фоне светящейся гнилушки, будто я слюдяную пластину к глазам поднесла и сквозь нее глядела.
Сердце забилось тревожно-радостно, и я выдохнула сквозь сжатые зубы, чтобы успокоиться, чтобы руки не дрожали. Пламя родилось на моей ладони, грея кожу, затрепетало, но быстро выровнялось, разгоняя окружающий мрак. Не моргая, я повела рукой над кочедыжником, приговаривая:
— Земля-мать, благослови меня травы брать.
Раз повела, второй, и пламя стекло по моей руке, зависая над растением, переливаясь, играя, а потом прямо над зеленью листьев сформировалось в цветок невиданной красоты: лепестки — языки ласкового огня…
Цветет кочедыжник каждый год в день летнего солнцестояния. Но цветет не в нашем мире. Найти его можно только огнем, взять — только водой, а подчинить — чистыми помыслами.
Я нащупала кинжал, лежащий на коленях, рассекла ладонь. Теплая кровь заструилась по запястью, пачкая рукав платья.
— Кровь-водица, цветку напиться…
Я потянулась к цветку, нежно сжала невесомые лепестки, замерла… И понесла к себе, к груди прижимая волшебное пламя.
Привычные звуки в лесу пропали, как растворились, а на смену им пришли другие: вой, рев, плач, клацанье зубов. Лесные духи чуяли добычу, бушевали, ярились, тянули жадные лапы и когти.
