Последний обоз (СИ) - Соло Анна (список книг .txt) 📗
— О, Добрынюшка! Каким ветром? Всё торгуешь?
— А куда ж деваться? Семейство-то кушать просит, — живо откликнулся Добрыня, — Храни тя Маэль, Груздь. Подсаживайся, что ли, к нам.
Мужичище по имени Груздь тут же прикатил себе чурбачок и устроился между Добрыней и Зуем.
— Ну, ваше здоровье!
И все четверо хорошенько приложились к своим кружкам. Добрыня крякнул от удовольствия и поманил к себе рукой одну из девок:
— Ну-ка, подь сюда, славница. С чем у тебя блины?
— С яблоками.
— Давай парочку.
— Мне тож, — сквозь густую бороду прогудел Груздь. Добрыня, не чинясь, заплатил за обоих. — Так что, Добрыня, на Тропе-то спокойно?
— Так себе. Кролики на переправе шалят, Зуй вон стрелу в плечо поймал. Но мы, однако, просунулись без потерь.
— А… Это… Малёк Крольчонок с утреца сюда заходил. Пить не пил, но болтал всяко… Ты, Зуй, смотри за своей младшей в оба глаза. Понял?
Зуй покивал.
— Тогда вздрогнем.
И все снова отхлебнули самобульки.
— Ну а что, — спросил Груздь у Торвин, хитро прищурив глаз, — Совсем мужики в Приоградье перевелись, раз тётки уже по Тропе с копьём шастают?
— Я, уважаемый, не шастаю, а служу, — ответила Торвин, наполняя свою кружку, — А с копьём у нас ходит тот, кто знает, с какого конца за него берутся, и без разницы, что в штанах.
— Это зря. Мужик завсегда сильнее тётки, хоть с копьём, хоть без, — и, отсалютовав поморийке кружкой, Груздь сделал могучий глоток. Торвин незамедлительно последовала его примеру.
— Сила — пустяк, — сказала она, подозрительно блеснув глазами, — Любое дело требует прежде всего навыка и разумения. Вот ты, уважаемый, здоровенный, как конь, а я готова спорить, что поборю тебя хоть на руках, хоть на поясах.
— Ещё чего, с тёткой бороться, — хмыкнул Груздь, — Что победить, что проиграть — всё едино срам.
— Вот потому люди на конях и ездят, а не наоборот, — спокойно подвела итог Торвин и опустошила свою кружку. Добрыня с Зуем, переглянувшись, отодвинули самобульку от неё подальше, а насупившемуся было Груздю Добрыня тихонько сказал:
— Ты её не цепляй, тётка она там или нет, а дело своё знает. Вчера вон неупокоенного в лесу поймала. Теперь мы его в посад везём.
Груздь сразу заинтересовался:
— А на что он в посаде?
— Магам продадим, на опыты. Им ведь тоже на чём-то надо руку набивать, верно? Так что сам понимаешь, раз уж Торвин мертвяка в баранку скрутила, то…
Однако Груздь, захваченный новыми раздумьями, потерял к Торвин всякий интерес.
— Ишь ты, — проговорил он неторопливо, — Магам, значит? И дорого они за такое добро дают?
— Да уж как следует, — с важным видом ответил Добрыня, — Его ловить, знаешь ли, это тебе не в носу ковыряться.
— А… Ну, давайте ещё по маленькой. За прибыток.
Выпили и за прибыток.
— А что, Груздюшко, — спросил Добрыня, — У тебя самого как нынче дела?
— Сына вот женил. Откуп запросили — сплошной разор в хозяйстве, но куда ж деваться, чуйства и всё такое… Так что сам понимаешь…
Добрыня слегка нахмурился, однако ответил, протягивая Груздю кошель:
— Понимаю, не дикий. На тебе молодым на подарки. Но только ты тоже уважь, скажи своим работничкам…
Тут в воротах кабака показался Малёк. Проходя мимо почтенной компании, он поклонился и обронил с самым простодушным видом:
— Дядь Груздь, там у тебя на репище чужие куры роются.
Груздь быстро опустошил свою кружку, поднялся и грозно заявил:
— Пойду гляну, чьи там куры. Бывай, Добрыня. И вы, почтенные, тож.
Уже через миг он решительно топал по Торговой тропе в сторону брода через Кривражку, а за ним как-то незаметно пристроились ещё пятеро крепких угрюмых мужиков.
А Малёк неторопливо проследовал через кабацкий двор и встал у двери, разглядывая окружающих и, вроде бы, совсем не интересуясь Добрыниным возком. Из мешка у него за плечами торчали охвостья десятка стрел с уже знакомым Нароку подкрашенным красным оперением.
— Глянь-ка, — шепнула Омела Тише, кивая на него.
— Знаю, — буркнула та недовольно, — Была б охота на эту бесстыжую морду глядеть.
Однако, понаблюдав украдкой за Тишей, Нарок вскоре стал свидетелем презанятного обмена знаками между ней и Мальком.
Оба неотрывно следили друг за другом, хоть и пытались всячески это скрыть. Постояв немного неподвижно, Малёк достал из-за пазухи пряник сердечком и с многозначительным видом понюхал его. Тиша фыркнула и отвернулась, но продолжила коситься на Малька краем глаза. Он слегка посмурнел, спрятал пряник и неторопливо провёл ладонью по рукаву, украшенному добрым десятком разноцветных нитяных косичек. Одна из плетёночек была пошире и посложнее прочих: на тесьме в двенадцать нитей чередовались белые ушастые мордочки кролика и силуэты птички. Подцепив плетёночку пальцем, Малёк натянул её, словно собрался порвать. Упрямо поджав губы, Тиша придвинулась поближе к Нароку, вытащила из котомки бёрдышко, на котором недавно плела обережку для Вольника, и старательно, напоказ продолжила работу. Малёк засопел от огорчения, вытащил нож, срезал с рукава и сбросил наземь все плетёнки, кроме той, с кроликами. Потом он снова достал пряник и принялся крошить его себе под ноги.
— Ты что творишь, глупая? — испуганно зашептала Омела, — Зачем дразнишь? Заиграет ведь парень, порвёт обережку — назад не совьёшь!
— А пошто он, предатель, батю с дядькой Добрыней о засаде не упредил?
— Он же тебе сказал. Чего сама смолчала?
— Я бате говорила! Будто моим словам кто верит! Малёк охотник, лесной ходок, а я кто? Девка глупая!
— Постой-постой, — вмешался в их разговор Нарок, — Получается, Малёк ещё на вечёрке предупредил тебя, что Кролики нападут на обоз?
— Это не Кролики, — сказала Тиша, густо покраснев и кусая с досады губы, — Старый Кроль не настолько дурён, чтобы своих работничков под стрелы гнать. Он сперва Чину с Мальком заслал поглядеть, кто обоз ведёт. Будь при возке вместо тётки Лебеди какой-нибудь растелёп, тогда б Кролики не звали нас к себе на вечёрку, а сами ещё до утра в гости нагрянули. И стрелять по обозникам никто бы не стал. Они обычно только патрульных бьют, если те ерепенятся. Просто взяли б с дядьки Добрыни отступного за проезд, и всё.
— А кто ж тогда напал на нас при переправе? — спросил Нарок, чувствуя, что в получившейся картинке явно чего-то не достаёт.
— Чужие парни ссамовольничали. Обидно им, видать, показалось, что сестрица Омела с приоградцем милуется. Да ещё и Вольник после кое-кому табачку на хвосты насыпал…
Нарок призадумался. В Тишино объяснение верилось слабо. Подраться из-за девки на кулачках — дело хорошее и вполне понятное. Но чтоб стрелять из-за кустов… Нет, причина была в другом, и этот чумазый мелкорослый парень что-то о ней знал. Пожалуй, с ним следовало потолковать. Но оставлять девушек без пригляда не годилось. Нарок с тоской уставился на Торвин. Она то ли почувствовала его взгляд, то ли всё это время издали наблюдала за ним, и потому почти сразу же вернулась к возку.
— Что, тоже смазка требуется?
— Мне только перекинуться с кое-кем парой слов…
— Топай, нечего оправдываться, — и Торвин с хмурым видом уселась на облучок.
Разом вспотев от получившейся неловкости, Нарок направился к Мальку. Но стоило патрульному зайти на кабацкий двор, парень надвинул шапку на глаза и живо юркнул внутрь заведения.
— Эй, служба! — тут же радостно окликнул Нарока Зуй, — Никак, выпить решил? Иди сюда, угощаю!
Зуй и Добрыня сидели у стены, понемногу "уговаривая" уже второго гуська. Глаза их замаслились, на щеках залёг хмельной румянец. Едва Нарок подошёл, Зуй плеснул в свою кружку самобульки, чуть пригубил и щедро протянул гостю:
— Изволь…
Догадавшись, что отказываться никак нельзя, Нарок принял угощение, глотнул — и закашлялся, едва не выронив кружку. Самобулька, гадина, оказалась куда как крепка! Зуй со смехом перехватил у него посудину и опрокинул себе в рот остатки, а Добрыня сунул Нароку в руки ломоть серого хлеба.
