Глазурь (СИ) - Карран Ким (читать книги онлайн без .txt) 📗

— Думаю, ты поймешь, что это я с ней не разговариваю, Петри, — говорит Кьяра, ее подбородок высоко поднят, пытаясь показать, что она не обеспокоена. Упряма, как всегда.

Я вздыхаю. В последнее время я слишком долго терпела их препирательства, чтобы действительно продолжать волноваться.

Я перевожу взгляд с хихикающей Пиппы на суровую Кьяру и пытаюсь вспомнить, как эти двое могли быть друзьями. Но они были. Добросовестными лучшими друзьями навсегда. Я точно знаю, что Пиппа когда-то циркулем выцарапала на своей руке букву К и покрыла ее чернилами, которые она украла из шкафа с художественными принадлежностями. А Кьяра сделала то же самое с буквой П. Еще много недель спустя через их футболки можно было видеть сочащуюся кровь. Интересно, шрамы до сих пор видны?

Думаю, люди отдаляются друг от друга. А у подростков, в конце концов, продолжительность концентрации внимания примерно соответствует той, которой обладают золотые рыбки с повреждениями головного мозга. То, что нам нравится сегодня, завтра уже не интересно. Поколение микроблогов, которое не может сосредоточиться на чем-либо дольше, чем на 30 секунд, не нажав «Далее». Это мы, не так ли?

Кажется странным, что за несколько месяцев можно перейти от вырезания чьих-то инициалов на теле, к игнорированию его в коридоре.

Я замечаю все это вокруг. Старые дружбы, старые страсти откладываются в сторону и забываются. Личности примеряются, а затем отбрасываются, как вчерашняя мода. Это действительно обломки прошлого.

Девушки плачут по углам. Парни пробивают шкафчики, а затем плачут по углам. Нам говорят, что именно так выглядит взросление.

Половое созревание, народ, это полное дерьмо.

Нет, у меня нет к этому иммунитета. Я просто немного отстаю. Думаю, именно поэтому мне нужно больше времени, чтобы расстаться с привязанностями. Моя прошлогодняя любимая песня все еще остается моей любимой. Я могу слушать ее на повторе часами, и она не надоедает. Я все еще люблю «Алису в Стране чудес» так же сильно, как и в день знакомства с этой книгой. И я скучаю по своим друзьям.

Все изменится, когда попаду в Глазурь. Я уверена. Когда подключусь, я снова смогу быть частью их жизней. Я смогу не спать до полуночи, ожидая, когда выйдет последний трек Натаниэля, а не ждать его три недели, как остальные неподключенные, и затем часами обсуждать его томные мелодии или что угодно другое с Пиппой. Или разбирать подтекст дерьмовых голливудских фильмов с Кьярой. Или завести новых друзей, с которыми можно поговорить о книгах, искусстве и философии на другом конце мира. Но на данный момент я нахожусь в подвешенном состоянии. В в режиме ожидания посадки. И это нормально. Как говорится, хорошее приходит к тем, кто ждет.

— Он поет песню! Для нас! — Пиппа прижимает руки к груди и поднимает лицо к небу, уплывая от окружающей реальности и теряясь в другой. Лучшей. Она не одна. Большая часть детей вокруг меня настроились на частоту и раскачиваются в такт мелодии, которую я не могу слышать. Берутся за руки. Даже Кьяра, которая, насколько я знаю, терпеть не может искусственный фолк, который играет Натаниэль, выглядит тронутой всем этим. Все они делят этот момент не только друг с другом, но и с сотнями собравшихся здесь людей, а также с миллионами подключенных людей по всему миру, которые поддерживают то, что здесь происходит, издалека.

Я прочитала все о том, как работает сеть. Как чип, который предоставляет вам доступ, соединяется со зрительной и слуховой зонами коры головного мозга, что позволяет вам видеть и слышать поток, если вы сосредоточитесь. Вероятно, это требует некоторой адаптации, но через несколько недель это становится как шестое чувство. Как доступ к старой памяти или выделение из какофонии звуков, пение птиц. И это все ждет вас там. Вся информация, которая необходима для ориентации в современной жизни, как говорится в их последней рекламной кампании. Там есть и другие интересные вещи. Например, встроенное GPS, при помощи которого люди знают, куда идти на север или на юг даже с закрытыми глазами. Это называется нейропластичность.

Я, вероятно, знаю больше, чем кто-либо из присутствующих здесь с чипом. Потому что моя мама работает на компанию, которая это изобрела — УайтИнк.

Они все еще покачивались и пели, и мне становилось по-настоящему скучно, когда толпа рванула вперед, сбив с ног нескольких человек из нашей группы. Меня толкнули сзади, но я устояла на ногах только благодаря тому, что схватилась за руку Карла. Что бы там им не пел Натаниэль, он все испортил.

Видеоборды, которые секунду назад показывали улыбающиеся фото мужчин, баллотирующихся на выборах и напоминание «Время решать!», теперь показывают две красные буквы на черном фоне — НФ.

— Кто-то взломал доски, — говорю я, указывая на них, но никто не обращает на меня внимания.

Парни в черных капюшонах и странных серебряных шарфах, обернутых вокруг лиц, проталкиваются через толпу. Гнев распространяется от них, как тепло. Они здесь не для того, чтобы нести транспоранты или скандировать речевки. И совершенно точно не для того, чтобы петь новую песню Натаниэля. Они здесь ради неприятностей.

Девушки кричат, когда их толкают. Парни стараются толкнуть в ответ, стоя между девушками и роем черных. Я ловлю Кьяру, когда ее локтем отталкивают с дороги, и помогаю ей снова стать на ноги.

— Успокойтесь, ребята, — кричит Райан. — Не надо агрессии.

Парни в масках смеются.

— Изменения — это столкновение, брат, — говорит один из них, стаскивая металлический шарф, чтобы показать свое лицо. Его зрачки слишком большие и слишком темные, его челюсть движется из стороны в сторону, как у коровы, жующей жвачку. Он словно одержим чем-то или под чем-то.

Он вытаскивает из-под куртки бутылку, подбрасывает ее в руке раз, другой, затем бросает ее над головой Райана. Мы все смотрим, как она парит над толпой, а затем врезается в бетон между нами и полицейскими, окружившими школу.

Мои руки начинают дрожать от злости, из-за глупости всего этого.

— Да! — кричу я. — Давайте все бросать вещи! Вот как вы добиваетесь перемен, вот как вы доносите свои мысли! Смотрите!

Я смотрю вниз и вижу на земле маленький скомканный пластиковый стаканчик, на него наступили. Я знаю, что при этом ощущают, сгребаю его и бросаю в воздух — он пролетает около пяти футов, прежде чем спланировать вниз.

— Видите, как много влияния это оказывает? — кричу я. — Забудьте о мирном протесте и лоббировании правительства. Почему бы не бросаться вещами, как ребенок в истерике!

Моя речь не производит эффекта на парня, который бросил бутылку. Он ухмыляется акульей улыбкой и шагает ко мне.

Я отхожу, спотыкаясь. Кто-то преградил мне путь отхода, бежать некуда. Парень-акула уже в нескольких дюймах от меня, чувствую запах его дыхания. Запах несвежих сигарет. Он поднимает руку, но одетая в черное рука появляется из толпы и оттаскивает парня-акулу. Рука принадлежит другому пареньку в черном капюшоне и с шарфом на лице. Но, в отличии от глаз его друга, глаза парня ослепительно яркие золотисто-коричневые, как разбитое стекло на бетоне. Он смотрит на меня, и такое чувство, что он смотрит мне прямо в душу.

— Тебе стоит уйти, — говорит он. — Скоро здесь будет опасно.

Несколькими секундами спустя залп бутылок падает из воздуха, разбиваясь вокруг нас. Эти парни в черном, возможно, организованны, но целятся они ужасно.

Первый парень вопит и ударяет воздух, и затем скрывается в толпе.

— Уходи. Сейчас же! — говорит парень с янтарными глазами, прежде чем последовать за своим другом в толпу.

— 2-

Все начинают кричать и толкаться, пытаясь уйти друг от друга. Но никто не может сдвинуться с места.

Пиппа рыдает и кричит что-то о Натаниэле, но я не могу разобрать что. Кьяра бросает свой знак на землю и пытается карабкаться по телам перед ней. Я хватаю Пиппу за руку и тащу ее по диагонали от нахлынувшей толпы. Я читала, что так нужно делать, оказавшись в толчее, но сейчас это не возымело никакого эффекта. Ее пальцы выскальзывают из моих. Меня сбивают с ног, несут на волне толпы, абсолютно беспомощную. Мое лицо вдавливают в кожаную куртку Райана. Я думаю, это символично. В единственный раз, когда я оказываюсь рядом с ним, меня убьют.