Про девушку, которая была бабушкой - Нестерова Наталья (книги хорошего качества .TXT) 📗
Моя мама рассмеялась, и я решила, что это шутка. Взрослые часто смеются над непонятными анекдотами.
Теперь эта история предстала в совершенно ином свете. Ведь это ужасно, когда постоянно целоваться хочется!
Из больницы меня выписали аккурат перед экзаменами. Тогда сдавали – за начальную школу, с переводом в среднюю. Я бы все влет сдала… кроме арифметики.
– Старичок-Боровичок! Помоги!
– Чего ж тебе?
– Письменный экзамен по арифметике. А я ни бум-бум. Здравствуй, дерево!
– Какое дерево? Береза или дуб, осина?
– Порода дерева ни… при… чем! Задачи на движение и бассейны. Я их не решу! То есть потом разберусь, летом – обещаю! Мне так стыдно будет! Саша Калинкина! Была круглой отличницей, а стала неуспевающей? Это позорно! Тем более что вместо решения задач я вела дневник. Скучнейший получился! Потому что у меня не наблюдается зова плоти, а писать про уколы и лекарства, про больничную жизнь не интересно.
– От меня-то чего желаешь? – спросил Боровичок. – Ускорить зов плоти?
– Нет, что ты! Чтоб у меня раньше, чем у Жени Уколова? Вложи мне в голову недостающие знания.
– Не могу, сам есть неграмотный. Хочешь, на экзамене у учительницы рога станут расти?
– У Марии Сергеевны? – ужасаюсь я. – Ни в коем случае!
– Жаль, – поскучнел старенький проказник. – Вот потеха: я бы поднатужился, и у всей школы, кроме тебя, – он поднял руки с растопыренными пальцами и показал, как забавно на головах учеников и педагогического коллектива ветвились бы рога.
Фантазия колдуна (она же моя собственная) не всегда отличалась человеколюбием.
– Лучше, – попросила я, – посади меня рядом с Фридманом или с Женей Уколовым. Они по математике самые сильные. И чтобы они дали списать. Ах! Все напрасно! У сидящих рядом за партой разные варианты, списывать бессмысленно.
Дзынь-дзынь – щелкнул веточками Старичок-Боровичок.
Двадцать минут от начала экзамена, я таращусь на условия первой задачи, в которой два велосипедиста рванули навстречу друг другу с разницей в полчаса, и скорость их была известна, также общий путь, требовалось определить координаты встречи. Вторая задача не проще. В цистерну заливали бензин, потом откачивали… сколько осталось, если известно время залива и откачки… Чтоб им взорваться, этим цистернам!
– Калинкина! – вдруг велела учительница. – Пересядь за парту к Уколову.
Женя сидел один, уже все решил, локтем двинул ко мне тетрадь и принялся сосредоточенно в черновике рисовать фигурки безумных человечков.
Я передирала решение задач с удовольствием и азартом, уж теперь могу сказать – единственным испытанным за всю жизнь, – с удовольствием воришки. И ранее, и позже мне не привелось что-то тырить, воровать, брать чужое. Хотя выпало цитировать без сносок на источники.
За экзамен, несмотря на копирование верных решений, я получила трояк и была переведена в шестой класс. Этот трояк мне дороже золотой медали, с которой я окончила школу. Потому что незаслуженная оценка – либо акт милосердия Марии Сергеевны, которая закрыла глаза на одинаковые варианты, либо колдовство. То и другое восхитительно.
На летних каникулах с помощью папы я разобралась в отношениях «скорость-расстояние-время», с вытекающими бассейнами и цистернами, перерешала все задачи, что пропустила. Я любила математику. Не так, как литературу, но любила. Нормальный человек должен преклоняться перед царицей наук. Как перед творением великого зодчего. Сам ты построить грандиозный дворец не можешь, но поклониться гениальному архитектору обязан.
Вероятно, человеку, ребенку особенно, надо на кого-то уповать, кого-то просить, верить в чье-то могущество и способность управлять твоей судьбой. Конечно, есть мама. Потерять ее – страшнее страшного. Но все-таки мама не всемогуща. Потому, что спит в соседней комнате, а не на небе почивает, и неутомимо прививает тебе хорошие манеры. Назначение божества не воспитывать тебя, а исполнять желания.
Во времена моего детства в нашей семье никто в Бога не верил. Москва была утыкана сохранившимися церквями – как историческими свидетельствами предрассудков предков. Бабушка иногда обращалась к Матери Небесной, Царице Небесной.
Как я это слышала? «Царица Небесная, не дай моей внучке из-за гланд сердцем пострадать!» Как я могла представить Царицу Небесную? Снежной королевой из одноименного фильма. Такую допросишься! Если бы не Герда, Кай превратился бы в айсберг. Плывет этот айсберг, таранит советское научно-исследовательское судно, ученые сыплются за борт как тараканы, которых моя мама изгоняет из кухонных шкафчиков с помощью аэрозольного баллончика.
У меня всегда была буйная фантазия. С годами я сумела эту фантазию пинками и тычками загнать под плинтус. Периодически фантазия пыталась выбраться, пускала тонкие ростки. Слабые, хилые, бледно-зеленые, тянущиеся к свету. Жалко вырывать, но надо. Как сорняки. Побеги вредной травы тоже бывают симпатичными, однако не дают произрастать полезным растениям.
Мой единственный сын Данька. Ему лет восемь было? Может, шесть, не вспомнить. Корежится. Тоскует. То ластится, то огрызается. На вопрос: «Что случилось?» – отмахивается с досадой: «Нормально у меня все!» Детские тайны крепче государственно-шпионских.
Я возьми и скажи Даньке:
– Когда тебе плохо и ты ищешь помощи, но ее не может оказать тебе никто из живущих и очень-очень любящих тебя, надо просить того, кому доверяешь, того, кто не в взаправдашней жизни.
Через некоторое время у Даньки ушли из глаз тоска и отчаяние. Я не могла удержаться. Кто у сына ангел-хранитель? Точно не Старичок-Боровичок. На видеомагнитофон несколько раз ставила кассету с «Морозко». Старичка-Боровичка сын не заметил. Ему очень понравились ожившие коряги и разбойники, чьи палицы Иван пулял в небо.
Подруга Лена в это время была увлечена английской диетой. У Лены два ребенка, а у меня один. У Лены все научно, а у меня безалаберно.
Утром ребенок должен съесть порцию овсяной каши, которая обволакивает желудок и защищает. Я вяло отбивалась: чего там обволакивать и защищать, поди, не гвоздями питаемся, не соляной кислотой запиваем. Лена настаивала: «Ты, Саша, мать! Хорошая мать по утрам кормит ребенка овсянкой. Посмотри, как она чу́дно называется! «Геркулес» на пачке написано. Ты не хочешь, чтобы твой сын был Геркулесом?» Я хотела, конечно, чтобы Данька внешне походил на героя мифов. Но Авгиевы конюшни чистить?
– Две уже проглотил, – пихаю в рот сыну ложку за завтраком. – Надо! Тетя Лена сказала. Осталось пять. Рот открой! Что значит, сама ешь? Я уже вышла из овсяночного возраста, я терпеть не могу эти сопли тягучие. Открывай рот! А то я не буду хорошей матерью, а ты Геркулесом. Не смей поджимать губы! Чтобы не опоздать на первый урок, тебе надо через десять минут выскакивать. Опоздаешь – меня снова в школу вызовут. Данечка, скажи мне, сыночек. Рот открой, проглоти и скажи. Ты кого из героев просишь, когда очень-очень надо?
– Разных, – давится ненавистной кашей сын. – Раньше Чебурашку, иногда Терминатора, в смысле Шварценеггера, Сталлоне, а бывает, что дедушку Ленина.
– В хорошенькую компанию Владимир Ильич попал, – говорю я, соскребая остатки каши с тарелки и толкая в рот сыну. – Даня!!! – воплю я.
– Что???
– У тебя сегодня лыжи по физкультуре!
– Точно! Ботинки на антресолях. А где сами лыжи?
– На балконе? За столом с бабушкиными консервами?
– Я за стремянкой и на антресоли. Ты – на балкон! – командует Даня.
Когда твой малолетний сын командует здраво, по-мужски – это благость подчинения. Мол, вырастила руководящую личность.
Когда та же личность находит нужным через несколько дней возвратиться к теме предшествующего разговора и признается, что всех своих «засыпательных» кумиров он обязательно просит: «Только чтобы всегда мама была!» – ты испытываешь… не полет счастья, напротив, погружение. В нирвану, в бочку с медом, в невесомые цветные облака. И когда ты слышишь от сына слова, оправдывающие твою пропащую молодость, потерянную в его болезнях, а потом в его немотивированных капризах и взрывах бешенства – понимаешь, что не напрасно. Что твоя жизнь удалась, как бы там ни злословили про Сашу Калинкину, которая подавала такие надежды, но безобразно растолстела и превратилась в клушу.
