Зеркало моей души (СИ) - "Чертова Кукла" (книги без сокращений .TXT) 📗
- Бахталэс, - произнесло оно, и с тех пор я перестала быть одинокой.
Утром я первой спустилась на кухню и принялась готовить завтрак, тихонько позвякивая посудой. Когда на столе появилась тарелка с блинами, вишневое варенье и кофе, в комнату вошел папа.
- Привет, дюймовочка, - улыбнулся он, захватывая меня в медвежьи объятия. На пороге отчего дома я появилась поздним вечером и потому мы не успели толком поговорить. Дима, которого я хотела представить сегодня отцу, еще не приехал, и у нас было время побыть наедине.
- Ты точно уверена в своем решение? – затянул он знакомую песню, а я закусила губу, отвернувшись к окну. Папины тревоги были вполне оправданы, все-таки он вырастил меня практически в одиночку, и теперь отцу предстояло отдать дочку замуж за человека, который ему абсолютно не нравился. Тут я усмехнулась – вряд ли кто-то из моих поклонников мог заслужить папины теплые чувства. Ревность родительская, обыкновенная.
- Давай ты пообщаешься с ним вживую, а потом вернемся к этому вопросу? – предложила я компромисс, намазывая блинчик вареньем и передавая его папе. Он сложил губы в тонкую суровую линию, но не стал вдаваться в дальнейшие обсуждения.
Мы просидели на кухне до обеда, рассказывая о своих делах. Больше, конечно, я слушала отца, потому что моя жизнь в последнее время превратилась в рутину. Новые заказы, подготовка коллекции, преподавание в школе шитья – первое время я не могла нарадоваться такому объему работы, а сейчас чувствовала, что силы потихоньку покидают меня.
В этом круговороте отношения с Димой стали глотком свежего воздуха. Нас познакомила подруга, и совершенно неожиданно для себя я обнаружила, что он обосновался в моей жизни. Вечера перестали быть холодными и одинокими, и вроде бы реальность приобрела новые оттенки, но чего-то не хватало для полного счастья.
В разгар этих мыслей Димка сказал, что хочет познакомиться с отцом и попросить моей руки. Я долго настраивалась на этот разговор, но тянуть и дальше было невозможно, и потому в три часа дня к папиному дому подъехал черный «Гелендваген», из которого показался мой жених.
С самого начала стало понятно, что эта затея – напрасная трата времени и моих нервов, но отступать было поздно. Поэтому я сидела за столом и давилась собственноручно приготовленной едой, чувствуя, как два самых близких мне человека пикируют друг друга колкими комментариями.
- А у Вас, значит, страсть к бандитским автомобилям, - как бы между делом заметил отец, кивая головой в сторону окна, за которым виднелся Димкин «Гелик». Я не могла не согласиться с ним, видя золотую цепочку в вороте рубашки, страсть к массивным часам с бриллиантами, огромным автомобилям и прочим атрибутам, свидетельствовавшим в конце прошлого столетия о роскоши. «Папа не знает, что у него было нищее, трудное детство, - мысленно оправдывала я его. – Зато он всего добился сам».
Ну что Вы, - мой жених, еще пять минут назад улыбавшийся дружелюбно, уже откровенно скалил зубы, – Какие бандиты? Респектабельный автомобиль с хорошим функционалом. Скоро будет сдан дом, в котором у меня две трехкомнатные квартиры. Так что не переживайте, у отца невесты я жить не буду, это был подкол в сторону отца, который на дух не мог переносить любое напоминание того, что дом построил дед, а не он.
- А я-то думал, что Вы решили у дочки моей обосноваться и потому все вещи к ней свои перевезли. А то знаете, как бывает: молодёжь последние штаны отдаст на так называемые «понты», а самому и жить негде, и взаймы попросить не против. Так сказать, «зять – неча взять»
Под конец ужина у меня невыносимо разболелась голова, и я утянула Диму в сад.
- Что ты делаешь? – я смахнула крошки снега с уличной качели и забралась на нее с ногами. – Обязательно было отца драконить?
- Он первый начал, - нахохлился тот, усаживаясь рядом, а я закатила глаза и не стала отвечать. Этот детский сад настолько мне осточертел, что требовалось время выпустить пар. Морозный воздух резал глаза, и я не понимала, отчего появляются слезы – то ли от него, то ли от скопившейся обиды. – Ладно, я поеду. Здесь сидеть холодно, а к старому Дракону – или как ты там его назвала? – возвращаться желания нет.
Он встал, торопливо поцеловал меня в губы, и отправился к автомобилю, ежась в тонком модном пальто, а я еще долго сидела, глядя перед собой и пытаясь понять, что же делать дальше.
- … Так что денек у меня выдался ужасным, - закончила я разговор, по привычке поглаживая зеркало. Рада в сочувственном движении прижалась лбом к разделявшей нас поверхности, и я повторила этот жест, ощущая исходящее тепло. После разговора с ней на душе стало легче, но зная себя, я была уверена: сегодня подушка впитает немало моих слез.
- Что случилось, Рад? – только сейчас я заметила, что девушка озабочена чем-то. Она искоса посмотрела на меня, словно раздумывая, говорить или нет, и я уловила то самое особое выражение лица. – Ну, не томи!
- Знаешь, а я ведь нашла бабушкины тетради, - призналась она. В знакомых глазах засверкали искорки, а я оживилась.
Роза не успела поделиться со мной всеми знаниями, как обещала. Ее не стало внезапно, и это оказалось еще большим ударом, чем потеря мамы. И в моем мире, и в Отражении они обе умерли одновременно, но той Раде с детства рассказывали и о зеркале, и обо мне, и о том, что у бабушки где-то есть записи, в которых хранятся знания, полученные ею в таборе.
- И что, что там?
- Нууууу, - протянула Рада и засмеялась. – Там много всего, но половину слов не разобрать. Уж больно почерк плохой у бабушки. Однако самое интересное я расшифровала - то, что касается нашего зеркала.
Рада провела рукой по деревянной резной раме, и я неосознанно повторила ее жест, ощущая, как от волнения сердце начинает разгонять ритм.
- Не тяни!
- Раньше я думала, что оно – только способ общения с тобой. Как в сказке – «свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду покажи». Но теперь понимаю, что это портал, который позволяет нам поменяться с тобой местами.
Я замерла, пытаясь понять сказанные моим двойником слова.
- То есть … я могу оказаться в твоем мире, а ты – в моем? Ты веришь в это?
Как часто в детстве мы мечтали о том, чтобы как в сказке, очутиться по одну сторону Зазеркалья вдвоем, провести день в компании, будучи не привязанными к какому-то предмету.
- Да, - счастливо кивнула Рада. – И знаешь, на завтра у меня по расписанию посещение спа-салона, маникюры-педикюры и прочий релакс. А у тебя какие планы?
- А у меня, - протянула я, собираясь мыслями, и вдруг засмеялась. - А у меня планы сходить на спа. Рискуем?
- А то, - счастливо улыбнулась мне Рада и прижалась носом к зеркалу. – Я люблю тебя, слышишь? Все будет хорошо. Верь мне.
- Люблю тебя, - ответила я. – Что нужно сделать?
- Тащи с кухни папин нож и ничего не бойся, просто повторяй за мной.
Еще до конца не осознавая, на что подписалась, я рванула на кухню, открыла полку и вытащила старый отцовский нож. Всегда остро заточенный, с резной рукояткой, он выглядел произведением искусства, а не столовым прибором.
Следующие движения были словно во сне. Вот мы замерли с Радой возле зеркала, она шепчет что-то на романи чиб, и я краем сознания выхватывала знакомые слова – «дуй, романо рат, глындало, о ди»[1]
Синхронно мы сделали надрез на левой ладони крест-накрест, и как только на коже проступили красные капельки, прижали ее к холодному стеклу, вмиг начавшему нагреваться. Я уже не видела ничего, кроме Рады, и губы не по собственной воле повторяли незнакомые слова, будто читали по писанному.
Ничего не осталось, кроме нас двоих. Мир вокруг терял ясные контуры и цвета. Я чувствовала, как покрывается мурашками кожа, как покалывает в сосках и в животе, а в ушах троится наш голос, словно уносимый эхом.
И вдруг в один момент все закончилось, зеркало снова стало ледяным, а ладонь отозвалась тупой болью. Мы ошарашено отдернули руки, глядя друг на друга, и я первой решилась спросить:
